В. Набоков. "Другие берега".
В 1938 году мир взбудоражила сенсация: вблизи Коморских островов поймана доисторическая кистеперая рыба латимерия - современница динозавров. Считалось, что она вымерла более 70 миллионов лет назад: ее ископаемые останки находили вместе с костями древних ящеров. Однако другое открытие такого рода - находка в Европе доисторической бабочки, процветавшей как вид 50 миллионов лет назад, - не стало сенсацией, а было замечено лишь специалистами. Бабочки почему-то меньше интересуют человечество, чем ящеры.
Мало кто знает, что на территории Азербайджана, в Ленкорани, живет доисторическая бабочка размером с небольшую птичку - брамея Кристофа.
В детстве моей любимой книгой была повесть "Затерянный мир" Конан Дойла. Перед моим мысленным взором вставала душная тропическая ночь, полная неизвестности и опасностей. Крохотная горстка отважных путешественников, затерявшихся в безбрежном амазонском лесу, огромный птеродактиль, обрушившийся на них неизвестно откуда. Я мечтал сидеть у ночного костра и с трепетом ожидать появления какого-нибудь доисторического чудища.
Однажды весной я отправился в далекое прошлое, чтобы увидеть своими глазами, как в древнем лесу летают "птеродактили" из мира бабочек. Были предпраздничные дни, и в Баку огромная толпа брала штурмом кассу на вокзале, чтобы попасть на поезд в Ленкорань и Астару, на крайний юг Азербайджана. Толпа поменьше осаждала начальника вокзала, пытаясь доказать, что у них дела более срочные, чем у других. Я протиснулся в эту вторую толпу. Как ни странно, красная книжечка члена Энтомологического общества помогла, и через полчаса я держал в руках билет на поезд, который должен был стать для меня "машиной времени".
Ранним утром я сошел на небольшой станции, не зная, как меня встретят совершенно незнакомые люди, к которым я направлялся. Но меня приняли, как будто давно ждали, едва я назвал имя моего бакинского товарища, который дал мне адрес. Побеленный домик стоял на самом краю поселка, а дальше начинался тот самый почти первобытный лес. Это была сплошная стена зелени, непроходимое переплетение ветвей железного дерева. Передвигаться по лесу можно было только по узким тропинкам, сплошь истоптанным коровами. Под ногами была топкая черная грязь. К счастью, переплетение корней железняка давало какую-то опору. Я был разочарован. Где же деревья-гиганты древнего леса? Люди вырубили их. Кругом были бесконечные заросли кустарников с лабиринтами коровьих троп.
Лес, издревле покрывавший южные берега Каспийского моря, называют Гирканским. Как считают ботаники, он сохранил основные черты леса, который существовал несколько десятков миллионов лет назад на обширной территории от Украины до Дальнего Востока. От этих лесов остались лишь маленькие древесные островки в Приморье под Владивостоком, в Ленкорани и Колхиде. В таких лесах и уцелели некоторые доисторические бабочки.
Я пробирался сквозь заросли, надеясь, что где-нибудь в глухом ущелье увижу настоящий первобытный лес. Когда местность стала повышаться, я наконец увидел первое дерево-гигант. Это был азат, или дзельква - огромное дерево в три обхвата, покрытое только что распустившейся зубчатой листвой. А вот и целая роща дубов. Но не обычных, а древних, каштанолистных. Кроны деревьев смыкаются высоко над дорогой. Вокруг цветут боярышник, яблони, алыча, кажущиеся игрушечными у подножия гигантов. Вот, наконец, и взрослое железное дерево. Здесь его зовут демир-агаджи. Высоко-высоко колышется густая крона. Кора дерева с удивительным мраморным рисунком. И все же трудно почувствовать себя за миллионы лет до нашей эры, когда все время натыкаешься на просеки, на протянутые провода и на трубу толщиной в метр, возникающие за одной горой и исчезающие за другой. И только спускаясь по скользкой крутой тропинке в глубокий овраг, я вдруг почувствовал: вот то, чего я ждал!
По дну оврага в сумерках струился ручей с прозрачной темной водой. Над ручьем склонились неведомые многоствольные деревья, все в бородатых лишайниках и мхах. Длинные языки папоротников свешивались с замшелых стволов. Ольха, вечно плачущая прозрачной капелью, подступала к самой воде. Казалось, моросит мельчайший, как пыль, дождь. Пахло мхом, прелыми листьями и грибами. Наверное, в таком месте и летают доисторические брамеи.
Вечером в день приезда, едва стало темнеть, я начал готовиться к ночному лову. С разрешения хозяев я вынес в сад небольшой столик и установил на него яркую электрическую лампу. Позади, между стволами яблонь, туго натянул белую простыню. И стал ждать. Первыми появились жители поселка. Они пришли со своими стульями и табуретками и расположились недалеко от экрана, как будто в ожидании кино. Больше всего было ребят, но и взрослые заняли свои места, о чем-то переговариваясь. По-видимому, весть о необычном развлечении разнеслась по поселку.
Тем временем стемнело, и над лампой столбом взвилась мошкара. В погоне за нею с цоканьем проносились летучие мыши. Появились и бабочки: спланировала и устроилась на стволе дерева белая с тонкими черными линиями, пушистая, как горностай, хохлатка, с гудением прилетел бражник и сел под лампой, трепеща крыльями. Одна за другой подлетали стремительные серенькие совочки. Долго порхали, прежде чем найти удобное местечко, пяденицы. Зрители кидались за каким-нибудь мотыльком, присевшим поблизости от них, и приносили мне, держа за крылья, обтрепанное, лишенное пыльцы существо. Я с сожалением смотрел на безнадежно испорченную бабочку. Но я мирился с этим, так как знал: скоро им это наскучит, и они меня покинут. И действительно, спустя полчаса зрители стали расходиться.
...Прошло порядочно времени, прежде чем я увидел крупную тень, метавшуюся у экрана. Я бросился туда. Увы, громадный кот с круглой разбойничьей мордой оказался проворней. Когда я добежал до экрана, он с урчанием пожирал брамею. Тут же валялись крылья грушевых сатурний с яркими "глазками". Я запустил палкой в полосатого хищника. Он с достоинством удалился, оглядываясь и облизываясь. По-видимому, древность бабочки не ухудшила ее вкусовых качеств. У экрана, на земле, я обнаружил несколько жаб, которые подъедали всякую мелочь, севшую на землю. А летучие мыши перекрыли дальние подступы, подхватывая на лету самых ценных, как мне казалось, бабочек. Так промелькнуло еще несколько вечеров.
Приближался день отъезда, и я решил отправиться в тот самый, показавшийся мне доисторическим, овраг. Еще днем я присмотрел подходящее местечко. У поваленного ствола огромного дерева, перегородившего овраг, я расстелил белую простыню, зажег керосиновую лампу. Свет лампы очерчивал небольшой круг, освещал перистые листья, светлые стволы ольхи и железного дерева. Дальше была густая чернота, где-то что-то потрескивало, слышались шорохи, мягкие шаги в темноте. Невольно вспомнились рассказы местных жителей о появляющихся иногда леопардах.
Ночь густела, набирала сил. Из темноты появлялись бабочки, привлеченные силой света. Подлетали, кружились у лампы, садились на простыню. Но я не шевелился. Мне нужна была брамея. Вдруг черно-коричневая громадина ворвалась в полосу света, ввинчиваясь в нее широкой спиралью, затрепетала на простыне. Это она, брамея! Только бы не улетела, только бы не улетела! Но брамея не вняла мольбе: она вспорхнула и неторопливо закружилась вокруг лампы. Мое прекрасное доисторическое чудище! Я боялся воспользоваться сачком, боялся промахнуться, застыл в напряжении. Брамея, взмахнув несколько раз крыльями, исчезла за пределами светлого круга.
Наступило мое последнее утро в Ленкорани. Я пошел попрощаться с такими знакомыми теперь дорожками, озерками, с зелеными непроходимыми зарослями, захватив с собой фотоаппарат, чтобы сделать на прощанье несколько снимков.
Еще шаг - и я бы на нее наступил! Я больше смотрел по сторонам, и только случайно брошенный взгляд заставил меня застыть на месте: в траве сидела брамея. Полураскрыв крылья, она демонстрировала свой загадочный рисунок. Я снял крышку с объектива и приблизил аппарат к спокойно сидящей бабочке. В следующий миг она взлетела, но я успел нажать спуск. И хотя я видел брамею лишь мгновение, теперь могу любоваться ею, когда захочу.
***
Далеко-далеко, у Хабаровска и Владивостока, в столь же древних лесах живет другая брамея - дальневосточная. Просто удивительно, до чего она похожа на брамею Кристофа. Именно она помогла мне разгадать загадку, для чего нужен брамеям удивительный волнистый рисунок на крыльях, контрастирующий с остальной расцветкой.
Я пробирался по дальневосточному лесу километрах в сорока к востоку от Уссурийска. Мой путь лежал через сплетения лиан вверх на сопку. На одной замшелой скале мое внимание привлекло семейство светлых грибов. Их шляпки волнистыми линиями в несколько ярусов нависали над коричневато-зеленой поверхностью камня. А под ними была уже совсем черная тень. Такие же грибницы росли повсюду на пнях, стволах, камнях. Я не сразу сообразил, что мне показалось странным в том семействе, которое привлекло мой взгляд: симметрия этих странных грибов. Уж очень правильными ярусами росли светлые шляпки, уж очень тщательно повторяли друг друга очертания волнистых ярусов. Они выпукло выпирали из камня, я ощущал их объем. А рядом, на расстоянии трех-четырех сантиметров, точно такая же группка грибов. Я бессознательно смотрел на этот рисунок, и вдруг сам собой перед моими глазами возник контур огромной сидящей на скале бабочки. Брамея! Волнистые линии на передних крыльях были так причудливо изогнуты, что казались выпуклыми, а темное поле под ними выглядело как густая тень. Я не мог оторвать глаз от этой картины и с трудом удерживал в сознании причудливый контур бабочки. Он стремился раствориться и исчезнуть. Так вот ты какая, брамея невидимая, вот что означают тончайшие волны на твоих крыльях.
***
Долгое время никто и подумать не мог, что брамеи живут и в Европе, населенной и исхоженной вдоль и поперек. Весной 1963 года итальянский энтомолог Фред Хартиг отправился охотиться на бабочек в местечко Вультура, расположенное в кратере давно потухшего вулкана в горах Базиликата, на юге Италии. Это одно из красивейших мест в Италии, а для любителей бабочек и самое интересное. Обрывистые склоны кратера покрыты густым лесом из старых деревьев. В долине на дне кратера голубеют небольшие озера, а по берегам густые кустарники и мелкие деревца - боярышник, алыча, бирючина. Здесь Хартиг установил белый экран и повесил лампу. Около 10 часов вечера крупная бабочка стремительно ворвалась на экран. Так была поймана первая в Европе брамея. Это случилось 18 апреля 1963 года. Хартиг назвал ее "брамея европейская". Она уцелела лишь в единственном убежище - в кратере вулкана Лаги ди Монтиччио в горах Базиликаты. Это место теперь считается заповедником.
