М. Горький. О вреде философии
Жизнь сложна. Особенно для тех, кто стремится к самостоятельному осмыслению окружающего мира. Кто видит его иначе, чем другие, а главное — чем власти предержащие. Кто не ставит перед собой цель хитростью или силой изменить этот мир, а лишь пытается найти ответы на мучительные вопросы относительно его устройства, начинающиеся словами «почему» и «зачем». Шли века, перестраивался общественный строй, менялся на планете климат… Неизменным оставался арсенал средств борьбы с инакомыслящими: их изобличали, порочили, объявляли сумасшедшими, принуждали к покаянию. Их отлучали и проклинали. Их уничтожали физически. А потом проходило ещё какое-то время, и некогда отринутых человечество возводило в ранг пророков. Давайте задумаемся, осталась ли в прошлом тенденция из прóклятых делать мучеников и святых, параллельно подвергая инакомыслие остракизму? О великих вольнодумцах написаны тысячи книг, их биографии включены во все учебники по истории. Поэтому, не повторяясь, мне хотелось бы лишь отметить то общее, что объединяет инакомыслящих разных эпох, стран и наций, — отношение к ним других людей.
Почти 2300 лет разделяют двух столпов свободомыслия, Сократа (около 470—399 до н.э.) и Льва Толстого (1828—1910), однако суть предъявленных им обвинений схожа: непризнание государственной религии и дурное влияние на граждан.
Рискну предположить, что Лев Толстой тайно, в мыслях, сопоставлял себя с Сократом. Два обстоятельства наталкивают на такое предположение. Во-первых, Толстой несколько раз, опираясь на диалоги Платона, с большим сочувствием излагал суть философии Сократа. Во-вторых, сопоставив в изложении Толстого речь Сократа на суде («Суд над Сократом и его защита») и ответ самого Толстого на предъявленные ему обвинения, можно найти в них определённое сходство.
В 399 году до н.э. на жителя Афин — Сократа, любителя застольных бесед, честно выполнявшего свой долг гражданина, искателя истины и смысла жизни во всех её ипостасях, призывавшего к моральному самосовершенствованию и отвергавшего чрезмерное приобретение материальных благ, отца троих детей, — был подан донос. В нём Сократ представал опасным критиком старинных идеалов государственной, религиозной и семейной жизни. В доносе говорилось: «Это обвинение написал и клятвенно засвидетельствовал Мелет, сын Мелета, пифеец, против Сократа, сына Софроникса из дема Алопеки. Сократ обвиняется в том, что он не признаёт богов, которых признаёт город, вводит других, новых богов. Обвиняется он и в развращении молодежи. Требуемое наказание — смерть».
Начинается судебное разбирательство, дело рассматривает суд присяжных из 501 человека. После того как обвинители произнесли свои клеветнические речи, слово предоставили обвиняемому. Сократ, уверенный в своей правоте, заявил, что не перестанет и впредь воспитывать граждан. Он рассказывает суду об оракуле, признавшем его мудрейшим; о таинственном голосе, который удерживал его от недостойных поступков; о том, как он храбро сражался на поле брани и противился тирании; о том, что он никого специально не обучал и никогда ни с кого не брал денег.
Приведу выдержку из речи Сократа на суде в изложении Льва Толстого, пересказывающего «Апологию» Платона: «Я вот тяжёл и стар, и меня захватила смерть, а вы, мои обвинители, вы бодры и быстры, и вас захватило нечто более быстрое — зло. Так вот я и предсказываю вам, сограждане, то, что вы будете наказаны тотчас после моей смерти, — наказанием гораздо более тяжким, чем то, к которому вы меня приговорили».
Несмотря на убедительную речь Сократа, при повторном голосовании в поддержку обвинения было подано 360 голосов, а за оправдание — лишь 141. Процедура казни философа тоже известна. Заключённому в тюрьму Сократу принесли чашу с ядом, изготовленным на основе травы цикуты. Сократ взял в руки чашу и легко, спокойно выпил её до дна. Вокруг него рыдали друзья, с которыми он мирно беседовал до последней минуты жизни. Сократ пристыдил их, ибо считал, что умирать надлежит в благоговейной тишине.
За что же греки, соплеменники Сократа (не раз громко провозглашавшего, что есть «одно только благо — знание и одно только зло — невежество») так возненавидели его, что вынесли смертный приговор? За мудрость, за поиски истины и стремление передать своим соплеменникам подлинное знание. Жизнь и учение Сократа — одна из самых высоких вершин античной философии, а его казнь — одна из самых позорных страниц в истории Древней Греции.
Теперь обратимся к Льву Толстому. 24 февраля 1901 года в «Церковных ведомостях при святейшем правительственном синоде», а затем в открытой печати — газетах «Русские ведомости», «Новое время» и других — был опубликован следующий документ: «Определение святейшего синода от 20—22 февраля 1901 г., № 557, с посланием верным чадам православные греко-российские церкви о графе Льве Толстом».
Вот небольшая выдержка из этого знаменитого постановления: «И в наши дни, Божиим попущением явился новый лже-учитель, граф Лев Толстой. Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно перед всеми отрёкся от вскормившей и воспитавшей его матери, церкви православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила вселенную, которою жили и спасались наши предки и которой доселе держалась и крепка была Русь святая. В своих сочинениях и письмах, во множестве рассеиваемых им и его учениками по всему свету, в особенности же в пределах дорогого отечества нашего, он проповедует, с ревностью фанатика, ниспровержение всех догматов православной церкви и самой сущности веры христианской… Посему церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею…»
Как стало известно позже, это определение составил обер-прокурор синода
К. П. Победоносцев (своеобразный двойник Мелета — обвинителя Сократа), отредактировали митрополит петербургский и ладожский Антоний и другие члены синода, а одобрил царь Николай II. Так проявилось единодушное, резко негативное отношение иерархов православной церкви и государя к всемирно известному русскому писателю.
Последней каплей, переполнившей их терпение, стал опубликованный в 1899 году роман Льва Толстого «Воскресение». В нём есть персонаж, по фамилии Топоров, в котором легко просматривался его реальный прототип — обер-прокур синода К. П. Победоносцев. «Топоров, как и все люди, лишённые основного религиозного чувства, сознанья равенства и братства людей, был вполне уверен, что народ состоит из существ совершенно других, чем он сам… Сам он в глубине души ни во что не верил и находил такое состояние очень удобным и приятным…» — сказано в романе.
В подробном ответе Льва Толстого на определение синода говорилось: «Оно представляет из себя то, что на юридическом языке называется клеветой, так как в нём заключаются заведомо несправедливые и клонящиеся к моему вреду утверждения. Оно есть, наконец, подстрекательство к дурным чувствам и поступкам, так как вызвало, как и должно ожидать, в людях непросвещённых и нерассуждающих озлобление и ненависть ко мне, доходящие до угроз убийства и высказываемые в получаемых мною письмах. «Теперь ты предан анафеме и пойдёшь по смерти в вечное мучение и издохнешь как собака…анафема ты, старый чёрт… проклят будь», — пишет один. Другой делает упрёки правительству за то, что я не заключён ещё в монастырь, и наполняет письмо ругательствами. Третий пишет: «Если правительство не уберёт тебя, — мы сами заставим тебя замолчать»; письмо кончается проклятиями. «Чтобы уничтожить прохвоста тебя, — пишет четвёртый, — у меня найдутся средства…» Следуют неприличные ругательства. Признаки такого же озлобления после постановления синода я замечаю и при встречах с некоторыми людьми. В самый же день 25 февраля, когда было опубликовано постановление, я, проходя по площади, слышал обращённые ко мне слова: «Вот дьявол в образе человека», и если бы толпа была иначе составлена, очень может быть, что меня бы избили…».
Справедливости ради надо отметить, что многие, напротив, отнеслись с большим сочувствием к писателю, подвергнувшемуся столь злобным нападкам.
Всё странно и непонятно в определении синода по поводу Льва Толстого. Пусть на писателя смертельно обиделся один из его сановных читателей, который так неприглядно изображён в романе «Воскресение». Но писатель ведь не был безбожником! Напротив, он был ревностным христианином, признававшим и чтившим Христа и его учение, проповедовавшим любовь к Богу не только взрослым, но и детям.
Вот что, например, писал Лев Толстой об учении Христа, обращаясь к детям: «Иисус Христос своим учением и жизнью открыл людям то, что дух божий живёт в каждом человеке… Дух божий — это любовь. И любовь живёт в душе каждого человека. Полагают люди жизнь свою в духе божьем — в любви, и не будет ни вражды, ни душевных мучений, ни страха смерти».
В чём же тогда Лев Толстой разошёлся с иерархами православной церкви конца XIX и начала XX века? Расхождения были, но касались они, главным образом, обрядовой стороны вероучения, которого придерживалась православная церковь, и разного рода таинств. Например, Толстой считал, что крестить следует не младенца, а взрослого человека, сознательно принимающего христианство.
Великого писателя и моралиста отринули и прокляли. А ведь Лев Толстой, как справедливо писал другой праведник, писатель Владимир Короленко, как никто другой в России многократно увеличил «количество думающих верующих людей». Влияние же Льва Толстого на развитие мировой культуры вообще трудно переоценить.
Одной из самых трагических страниц в истории средневековой Европы были суд и сожжение на костре Яна Гуса (1369—1415) — священника, богослова, ректора Пражского университета в 1402—1409 годы и вступившего в неравную борьбу с католической церковью.
Всё началось с проповедей, которые Ян Гус произносил не на латыни, а на чешском языке. Родной, понятный простым людям язык, живое, вдохновенное слово проповедника привлекало к нему массу народа. Сначала Ян Гус в своих проповедях обличал грехи и пороки мирян, но затем в его речах осуждение всё больше и больше стало касаться лиц духовного звания, начиная с папы и кончая простыми священниками, — за их надменность, властолюбие, корысть, безнравственность, за продажу индульгенций. Возмездие за такие проповеди не замедлило явиться: церковь обвинила Гуса в ереси и в служении дьяволу.
Созванный в 1414 году в Констанце (город в Южной Германии) католический церковный собор пригласил на свои заседания и Яна Гуса, дабы покончить с его отступничеством от церковных догматов. Король Сигизмунд — один из руководителей этого собора — выдал Яну Гусу охранную грамоту о его неприкосновенности. Однако, когда он приехал в Констанцу, его тут же арестовали, поместили в тюрьму и приступили к допросам. Король оказался клятвопреступником.
Собор, взявший на себя одновременно и функцию инквизиционного суда, предъявил священнику Яну Гусу 42 тезиса обвинений, которые можно свести в три группы: 1 — распространение в Чехии еретического учения английского проповедника Уиклифа, скончавшегося 30 лет тому назад (Уиклиф отвергал папство и епископат, монашество, почитание святых и таинства, требовал упрощения обрядности и т.д.); 2 — возбуждение в чешском населении, в особенности в университетской среде, ненависти к немцам; 3 — упорное неповиновение церковной власти.
От Гуса потребовали подчиниться воле собора, подписать отречение, составленное богословами. Гус не согласился ни с одним пунктом обвинения, и тогда собор принял два приговора. Первый, признавая учение Уиклифа еретическим, требовал сжечь останки проповедника и все его книги. Во втором приговоре говорилось: «Ян Гус был и есть настоящий и очевидный еретик; он осуждается и проклинается».
Процедура исполнения приговора, состоявшаяся 6 июля 1415 года, была обставлена с величайшей торжественностью. Яна Гуса облачили в одежды священника, дали в руку чашу, ввели на помост и вновь предложили отречься. Гус был непреклонен, отказавшись насиловать свою совесть и лгать перед Богом. Тогда начался обряд расстрижения: после длительного чтения обвинительного приговора с Гуса сорвали верхнюю одежду, вырвали из рук чашу, сдёрнули с головы тонзуру. Колонна из трёх тысяч стражников и служителей церкви направилась к поляне, в середине которой стоял столб. К нему шестью мокрыми верёвками привязали осуждённого, голову обмотали ржавой цепью. Столб обложили дровами и соломой. Осуждённому вновь предложили отречься и вновь получили решительный отказ. И тогда запалили костёр. До последней минуты за стеной огня и дыма слышны были слова Яна Гуса: «Христос сын Бога живого, смилуйся надо мной!» Пепел от костра, перемешанный с землёй, бросили в воды Рейна.
По легенде, некая старушка, видя, что костёр плохо разгорается, подбросила в него вязанку хвороста. Ян Гус пожалел её, сказав «Святая простота».
Так погиб священник, который, по свидетельству современников, был человеком непоколебимо твёрдым во всём, что касалось религиозных взглядов и нравственных убеждений. Но обладал женственно-мягкой душой, отзывчивой на просьбы любого прихожанина.
Каждый год 6 июля — в день гибели народного святого и мученика Яна Гуса — в Чехии в память о нём по всей стране жгут костры.
Похоже сложилась судьба русского протопопа Аввакума (1621—1682). С такой же стойкостью, как и Ян Гус, он презрел пытки и смерть, отстаивая свою концепцию веры.
14 апреля 1682 года, после 15 лет заточения в земляной тюрьме Пустозерска, расположенного в устье реки Печоры, протопоп Аввакум был сожжён вместе с тремя своими единомышленниками в срубе «за великие на царский дом хулы». За что же царская власть так жестоко расправилась с ревностно-фанатичным служителем православной церкви?
В 1653 году властный и высокомерный патриарх Никон приступил к реформе православной церкви. Начали исправлять богослужебные книги, унифицировать обряды, заменили при крестном знамении двоеперстие троеперстием, земные поклоны — поясными, ввели проповеди. Унификация единообразного церковного культа проводилась по греческим образцам.
Яростные противники церковной реформы, отстаивающие «старую» веру, стали называться раскольниками или старообрядцами. Одним из вождей старообрядчества и был протопоп Аввакум. Расплату за это он понёс суровую: предание церковному суду, лишение сана священника и ссылка в Пустозерский острог.
Сидя в земляной тюрьме, Аввакум написал автобиографическую книгу «Житие», впервые в древнерусской литературе объединив в одном лице автора и героя повествования. Книга Аввакума — это и подробное описание его жизни, и яростная борьба за «старую» веру, и его снисходительное отношение к своим мучителям — их он жалеет, называет «горюнами» и «дурачками». Книгу «Житие» высоко ценили русские писатели — Тургенев, Толстой, Достоевский и другие. Вот, например, что писал о творчестве Аввакума Максим Горький: «Язык, а также стиль писем протопопа Аввакума и «Жития» его остаётся непревзойдённым образцом пламенной и страстной речи бойца, и вообще в старинной литературе нашей есть чему поучиться».
Именно за эту страстность характера, за несогласие с проводимой церковной реформой и был сожжён протопоп Аввакум.
Расхождение Бенедикта (Баруха) Спинозы (1632—1677) с еврейскими религиозными богословами состояло не в разногласиях по каким-то вопросам веры, а в полном несогласии с ними.
27 июля 1656 года в амстердамской синагоге перед собравшейся общиной было громогласно произнесено следующее постановление: «Члены правления дают вам знать, что, давно уже зная дурной образ мыслей и поведение Баруха де Эспинозы, они различными средствами, в том числе и обещаниями, старались отвратить его от его дурных путей. Но так как они не могли ничего достичь и, наоборот, ежедневно получали новые известия об его ужасных заблуждениях и кощунствах… то они всё это исследовали перед господами раввинами и с их согласия решили изгнать названного Эспинозу из народа Израиля и подвергнуть его следующему отлучению (херем).
По приговору ангелов и по решению святых, мы отлучаем, отвергаем, изгоняем и проклинаем Баруха де Эспинозу с согласия Бога и этой святой общины, перед лицом священных книг Торы и шестисот тринадцати правил, которые в ней написаны... Да будет он проклят днём и да будет проклят ночью! Да будет он проклят, когда спит, и да будет проклят, когда восстаёт ото сна! Да будет он проклят при его выходе и да будет проклят при его входе! Господь да не простит ему никогда! Он разразит свой гнев и свою ярость против этого человека, который отягощён всеми проклятиями, написанными в книге закона... Вы же, держащиеся господа Бога вашего, да живёте вы все и процветаете! Берегитесь, чтобы никто из вас не сообщался с ним устно или письменно, чтобы никто не оказывал ему услуги, чтобы никто не пребывал под одной кровлей с ним или на расстоянии четырёх локтей от него, чтобы никто не читал работы, которую он сделал или написал!»
За что же такое феерически-испепеляющее проклятие обрушено на голову философа Спинозы? (Одно только: «Нельзя приближаться ближе четырёх локтей» — дорогого стоит!) Давайте разберёмся в этом.
В детстве и юности Спиноза получил полное богословское образование, познав всё от древнееврейского языка до Талмуда и других священных книг иудаизма, в том числе каббалистического толка. Когда же в 15 лет наступила пора духовной зрелости, молодой Спиноза, найдя в книгах Ветхого Завета обилие противоречий, от бого-словия обратился к философии. Ответы на волновавшие его вопросы он нашёл в философии Декарта. Вот этот переход от иудаизма к свободной философии и привёл к разрыву Спинозы с еврейскими богословами.
Спиноза довольно спокойно отнёсся к своему отлучению, заявив: «Меня принуждают к шагу, которого я сам не делал, только избегая публичного скандала, теперь я с радостью вступаю на открытый мне путь и утешаюсь тем, что ухожу более чистым, чем евреи из Египта, ибо я ничего не отнимаю ни у кого и не сознаю за собой никакой вины». Какой-то религиозный фанатик пытался с ножом напасть на Спинозу, но он сумел себя защитить.
Спиноза, расставшись с еврейской общиной, поменяв имя Барух на Бенедикт, покинул Амстердам. В течение 20 лет он упорно развивал философские идеи, став автором таких работ, как «Богословско-политический трактат», «Трактат об усовершенствовании разума», «Этика». Поддерживал контакт со многими европейскими учёными, своими современниками, например с Гюйгенсом и Лейбницем. И уже при жизни был признан выдающимся европейским философом.
Александр Радищев (1749—1802), Осип Мандельштам (1891—1938) и Борис Пильняк (1894—1938) — три вольнодумца, три русских писателя, поплатившиеся жизнью за литературные произведения, направленные против деспотии.
11 сентября 1802 года, приняв смертельную дозу яда, в возрасте 53-х лет покончил с жизнью великий русский писатель и философ, автор знаменитой книги «Путешествие из Петербурга в Москву» Александр Радищев. Книга, посчитала императрица Екатерина II, наполнена «самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко властям уважение, стремление к тому, чтобы произвесть в народе негодование против начальников и начальства».
И действительно, показанные в книге картины бесправной, полной произвола, беззакония и бездушия жизни людей, обращённых в России в крепостных, ужасали любого мало-мальски беспристрастного читателя, не потерявшего совесть. «Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала. Обратил взоры мои во внутренность мою — и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто оттого только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы…» — говорит автор в предисловии к книге.
30 июня 1790 года по распоряжению императрицы Радищев был арестован и заключён в каземат Петропавловской крепости. Несмотря на раскаяние автора, суд приговорил его к смертной казни, но заменённой императрицей ссылкой на десять лет в Сибирь. После пятилетнего пребывания в Илимском остроге Радищев по распоряжению взошедшего в 1796 году на престол императора Павла I был возвращён из Сибири. Ещё через четыре года, с воцарением Александра I, писателя полностью амнистировали и даже привлекли к работе во вновь созданной комиссии по составлению законов.
Последний раз Радищев принял участие в работе комиссии за девять дней до своей кончины. Вот что пишет А. И. Герцен о причине смерти писателя: «Вызванный самим Александром I на работу, он надеялся провести несколько своих мыслей и пуще всего — мысль об освобождении крестьян в законодательство, и когда, пятидесятилетний мечтатель, он убедился, что нечего думать об этом, тогда он принял яду до смерти».
По тому, как складываются отношения власти и поэта, с его пророческим даром, во многом можно судить об эпохе. Русский поэт Осип Мандельштам, возможно, был самым неприспособленным человеком для жизни в тоталитарной стране. Лишённый даже намёка на чувство самосохранения, не боящийся сочинить и дать друзьям и знакомым читать стихотворение на тему: «Сталин — тиран и диктатор», он был человеком неудержимого безрассудства или отчаянной отваги, живущим в каком-то своём возвышенном, одухотворённом мире слов и поэтических образов. Вот строки из стихотворения «Мы живём, под собою не чуя страны», которое привело поэта к гибели:
Как подкову, дарит за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.
Первый раз Мандельштама за это стихотворение (всем было ясно: осетин — это Сталин) арестовали в 1934 году и выслали сначала в Чердынь-на-Каме, а затем в Воронеж. За первым в 1938 году последовал второй арест. А 27 декабря 1938 года в пересыльном лагере «Вторая речка» под Владивостоком он умер. Место могилы великого русского поэта XX века неизвестно.
Русский писатель Борис Пильняк разделил судьбу Мандельштама. В открытом письме Фёдора Раскольникова (о нём скажем позже) Сталину был задан вопрос: «Вы беспощадно истребляете талантливых, но лично вам неугодных русских писателей. Где Борис Пильняк?» Ответ на этот вопрос родственники писателя получили 50 лет спустя от Военной коллегии Верховного суда СССР: «Пильняк–Вогау Борис Андреевич, 1894 года рождения, был необоснованно осуждён 21 апреля 1938 года Военной коллегией Верховного суда СССР по ложному обвинению в совершении государственных преступлений и приговорён к расстрелу. По уточнённым данным, приговор приведён в исполнение 21 апреля 1938 года».
За что же в действительности расстреляли русского писателя? В 1926 году Борис Пильняк опубликовал «Повесть непогашенной луны». Речь в ней в завуалированной форме шла о крупном партийном и военном деятеле Михаиле Фрунзе, смерть которого во время операции породила много толков. По одной из версий, заказчиком убийства Фрунзе был Сталин, начавший ради установления единоличной диктатуры планомерно уничтожать своих партийных соратников. Эта версия и легла в основу повести. Имена Фрунзе и Сталина конечно же в ней не назывались, однако всем было ясно, кто скрывается за литературными персонажами. В печати началась беспрецедентная травля писателя, обвинённого в клевете.
Не меньшему поруганию подвергли писателя и за другую повесть — «Красное дерево», опубликованную в 1929 году. Когда в 1937-м в стране начался Большой террор, то одним из первых в его жернова попал автор «Повести непогашенной луны».
Хочется привести шесть строк из стихотворения Анны Ахматовой, посвящённого другу, Борису Пильняку:
Я о тебе, как о своём, тужу
И каждому завидую, кто плачет,
Кто может плакать
в этот страшный час
О тех, кто там лежит на дне
оврага…
Но выкипела, не дойдя до глаз,
Глаза мои не освежила влага.
Есть и такие тираноборцы, которые прозревают и начинают трезво оценивать происходящие события, только когда беда касается их лично. Жизнь прекрасна, считают они, пока зловещий рок не настигает, и они внезапно обнаруживают, что стоят у края пропасти, в которую их неминуемо сбросят. Расскажем о двух таких борцах с тиранией — Андрее Курбском (1528—1583) и Фёдоре Раскольникове (1892—1939) — людях из разных эпох, но на удивление с одинаковыми судьбами.
В апреле 1564 года наместник Ивана IV в недавно завоёванном городе Юрьеве (Тарту), участник Казанских походов и Ливонской войны, видный военачальник и администратор, входивший в ближний круг царя — «избранную раду», — князь Андрей Михайлович Курбский бежал в польскую Ливонию. Что привело князя к такому отчаянному поступку — предательству царя и Отечества? Причина одна — желание спастись от необоснованной, но неминуемой расправы — ссылки и казни, которой уже подверглись многие близкие к царю лица.
Между князем Курбским и царём Иваном Грозным завязалась переписка, дошедшая до наших дней и ставшая одним из самых ярких памятников древнерусской литературы. Вот как трактовал эту переписку историк Н. М. Карамзин: «Первым делом Курбского было изъясниться с Иоанном: открыть душу свою, исполненную горести и негодования. В порыве сильных чувств он написал письмо царю… Царь, волнуемый гневом и внутренним беспокойством совести, немедленно отвечал Курбскому».
В основу своего краткого и убедительного послания Курбский поставил вопрос: зачем царь казнил без следствия и суда, руководствуясь только своими, ни на чём не основанными подозрениями, заслуженных, преданных ему воевод? По какому праву он истребляет боярские и дворянские роды? Вспомнил Курбский и о лично им понесённых гонениях. За убийство невинно убиенных, имена которых названы в послании, князь грозил царю «страшным, божьим судом».
Выдержка из первого послания Курбского: «Про что, царю, сильных во Израили побил еси и воевод, от бога данных ти, различным смертем предал еси, и победоносную, святую кровь их во церквах божиих во владычних торжествах пролиял еси, и мученическими их кровьми праги церковные обагрил еси, и на доброхотных твоих и душу за тя полагающих неслыханные мучения и гонения и смерти умыслил еси… Что провинили пред тобою, о царю, и чим прогневали тя христианские предстателие?» И ещё одна горестная фраза: «Избиенные тобою … отмщение на тя просят; зареченные же и прогнанные … ко богу вопием …»
Глубинный смысл послания Курбского, начавшего полемику с царём, — решительный протест против политики самодержавной власти накануне учреждения опричнины, снявшей запрет грабить и убивать русских людей, протест против нагло-грубого, ничем неприкрытого нарушения всех законов и христианской морали.
Спустя 300 лет судьбу Андрея Курбского разделил Фёдор Раскольников, тоже прозревший в последнюю минуту. Большевик, признанный революционный лидер матросов Кронштадта, активный участник двух революций и Гражданской войны, человек далеко не безупречной биографии, он сделал блестящую карьеру при советской власти. В 1938 году полпред СССР в Болгарии Раскольников, получив приказ вернуться в Москву, отклонил его и, переехав на жительство во Францию, стал невозвращенцем. Что толкнуло его на такой поступок? Массовые аресты видных партийных и государственных деятелей в СССР, набирающий «обороты» большой террор. Только теперь Раскольников понял, что же в действительности происходит на его родине, какой тоталитарный режим там восторжествовал. А он ему служил верой и правдой. Возвратиться домой означало встать под расстрел, что уже произошло со многими его товарищами по партии.
Приняв решение не возвращаться, Раскольников начал, пусть и с большим опозданием, борьбу с тиранией. Он пишет полное гнева «Открытое письмо Сталину», обвиняя вождя в массовом терроре. Приведу небольшую выдержку из этого письма, опубликованного в западных газетах в октябре 1939 года уже после смерти Ф. Ф. Раскольникова.
«Сталин, вы объявили меня «вне закона». Этим актом вы уравняли меня в правах — точнее, в бесправии — со всеми советскими гражданами, которые под вашим владычеством живут вне закона... Вы начали кровавые расправы с бывших троцкистов, зиновьевцев и бухаринцев, потом перешли к истреблению старых большевиков, затем уничтожили партийные и беспартийные кадры, выросшие в гражданской войне и вынесшие на своих плечах строительство первых пятилеток, и организовали истребление комсомола…»
Жизнь Фёдора Раскольникова, объявленного советской властью «врагом народа», закончилась трагически. По официальной версии, он покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна больницы. Но существуют и другие версии, согласно которым ему «помогли» умереть.
Блез Паскаль (1623—1662), Джон Мильтон (1608—1674), Филипп Дюплесси-Морне (1549—1623) — они сражались с церковной и государственной тиранией. Но по разным причинам сумели не понести наказания за своё инакомыслие. Подобное удавалось немногим.
Государственный совет Франции своим постановлением 1660 года запретил книгу «Письма к провинциалу», а обнаруженные её экземпляры были торжественно сожжены с соблюдением существующего ритуала. Действие сие последовало вслед за решением римского папы внести книгу в индекс запрещённых, как произведение еретического характера. Решение, правда, оказалось запоздалым, ибо начиная с 1657 года вышло несколько изданий «Писем к провинциалу», разошедшихся почти по всем европейским странам. Имя автора книги, однако, и церковным, и государственным властям оставалось неизвестным, и поэтому он был осуждён и проклят как бы заочно.
Сам автор так откликнулся на вынесенный приговор своим «Письмам…»: «Не только не раскаиваюсь, но если бы мне пришлось снова писать, я придал бы им ещё большую силу». «Письма…» уцелели в сотнях экземпляров у смелых французов и сохранились до наших дней.
Внешняя фабула «Писем…» такова: парижанин Луи де Монтальт, человек слабо сведущий в вопросах религии, но пытающийся в них разобраться, в письмах к другу-провинциалу повествует о событиях, происходящих на богословском факультете университета Сорбонны. В письмах вымышленный автор затрагивает широкий спектр вопросов, волновавших в те годы Францию. Это и извращённый, противоречащий здравому смыслу и христианской морали образ мыслей и действий иезуитов (чего стоит, например, 14-е письмо, посвящённое теме человекоубийства в трактовке иезуитов). Это и рассмотрение вполне будничных, общечеловеческих вопросов.
Всего за 14 месяцев было тайно опубликовано 18 писем, объединённых затем в книгу «Письма к провинциалу». Стиль писем — ядовито-сдержанный, ироничный, порой гневный, мысль глубока и значительна. Вот отрывок из одного письма: «Я один против тридцати тысяч? — Нет. Пусть на вашей стороне будет двор, обман, на моей стороне истина: она — вся моя сила, если я её потеряю, я погиб. Не будет недостатка ни в обвинениях, ни в преследованиях. Но истина у меня, и посмотрим, кто победит».
Никто не предал автора «Писем…», имя которого раскрыли только после его смерти. Этим автором был Блез Паскаль — великий французский математик, физик, писатель и философ. Он писал письма в монастыре Пор-Рояль под Парижем, где уединённо творил на протяжении последних семи лет жизни. Так что Паскаль благополучно избегнул прижизненной хулы и наказания за мысли, высказанные вслух.
Перефразируя слова Флобера, можно сказать, что Паскаль своими письмами «проветрил» Францию XVII века. И теперь, спустя почти 350 лет после смерти Блеза Паскаля, порадуемся, что ему удалось избегнуть когтей инквизиции и спокойно закончить свою праведную жизнь.
Жизнь Джона Мильтона состояла как бы из двух разрозненных, ничем не связанных частей: тихой, размеренной, кабинетной, с сочинением религиозных поэм, по силе приближающихся к «Аду» Данте, и бурной, политической, с борьбой против тирании и церкви. Борцом за справедливость Мильтон стал в период английской революции — в годы правления лорда-протектора Кромвеля. Самая знаменитая речь Мильтона в этот период — его выступление, названное «Ареопатика, или Речь в защиту свободы слова, обращённая к английскому парламенту» (слово «ареопатика» происходит от имени афинского оратора Исократа). Эта речь (а в ней была критика парламентского закона о введении строгой цензуры и обязательной регистрации всех печатных изданий) вышла в Англии в конце 1644 года в виде брошюры. Приведу краткие выдержки из неё:
«Мы опять можем стать невеждами, варварами, формалистами и рабами, какими вы знаете нас; но для этого вам нужно прежде всего стать угнетателями и тиранами, каковы были те, от которых вы нас освободили… Кто же установит правила о том, что можно говорить и чего нельзя?.. Если все не могут думать одинаково, то, без сомнения, гораздо полезнее, благоразумнее и соответственнее духу христианства — относиться с терпимостью к этим отпавшим частям, нежели стремиться к их насильственному слиянию».
Джон Мильтон с юных лет был человеком, верившим в своё великое предназначение. И надо сказать, что эта вера оправдала себя, ибо сочинённые им две религиозные поэмы «Потерянный рай» и «Возвращённый рай» вошли в сокровищницу мировой литературы. Вдохновляемый стремлением к свободе, Мильтон своими речами много сделал для её торжества в Англии.
С республиканским строем в Англии было покончено со смертью в 1658 году Оливера Кромвеля. Два года спустя восстановлена королевская власть династии Стюартов. Начались преследования борцов с тиранией, к числу которых принадлежал и Мильтон. К счастью, для него всё окончилось вполне благополучно: он просто отошёл от политической деятельности и вновь обратился к поэзии.
Одной из самых трагичных страниц в истории Франции стала Варфоломеевская ночь — массовая резня католиками гугенотов (французских последователей Кальвина). Она произошла 24 августа 1572 года. Печальное событие породило множество памфлетов, направленных против деспотии французских королей. Пожалуй, наиболее яркой публикацией был памфлет «Иск к тиранам», подписанный именем Юний Брут — псевдонимом видного гугенота и государственного деятеля Дюплесси-Морне, неутомимого борца с тиранией.
Основная идея этого произведения заключена в следующем: Бог является неограниченным правителем, а земные государи — только божьими вассалами. Государи, нарушившие клятву, данную ими при избрании народом по указанию Бога, и ставшие тиранами, могут быть свергнуты народом. Памфлет Дюплесси-Морне юридически обосновывал существование договора между народом и монархом и возможность его расторжения при нарушении королём своих обязательств. В современной трактовке это звучит так: при нарушении главой государства своих обязанностей возможен импичмент.
В конце XVI века Южная Италия находилась под владычеством Испании. Одним из самых страстных борцов за её освобождение стал доминиканский монах Томмазо Кампанелла (1568—1639). Он предложил разработать новые законы и, преобразовав форму правления, отменить монархический строй. В планы Кампанеллы входило и восстание, которое должно было начаться в конце 1599 года. Однако два изменника из среды заговорщиков предали план восстания, и его организаторы были схвачены властями.
«Я был заключён в пятидесяти различных тюрьмах и семь раз меня подвергали самой жестокой пытке, — писал впоследствии Кампанелла. — В последний раз пытка длилась 40 часов. Туго связанный верёвками, резавшими мне тело, подвешенный со скреплёнными на спине руками над острым колом, вонзавшимся в меня... Через 40 часов, считая меня мёртвым, прекратили пытку. Одни надругались надо мною и, чтобы обострить мои мучения, потягивали верёвку, на которой я был подвешен; другие тихо хвалили моё мужество. Ничто не могло меня поколебать — и у меня не могли вырвать ни одного слова».
Обвинения против Кампанеллы звучали так: он придерживается воззрений Демокрита, питает злые чувства против церкви и её учения и, вообще, он — еретик. Приговор суда был жесток — пожизненное заключение.
Однако спустя некоторое время режим заключения смягчили и Кампанелла получил возможность читать книги, переписываться с друзьями, возобновить научные занятия и, что удивительно, принимать посетителей. Среди них однажды оказался даже король, пожелавший посоветоваться с мудрым Кампанеллой по многим вопросам. Пройдя через чудовищные пытки, разочаровавшись в своих сторонниках, Кампанелла между тем не потерял веру в светлое будущее человечества. Он написал в заточении самое выдающееся своё произведение — «Город Солнца», став наряду с Томасом Мором основоположником утопического социализма (гипотетического строя, при котором все люди равны, честны, счастливы и трудолюбивы, а частная собственность заменена общественной).
Прошли 27 лет тюремного заключения, и папа Урбан VIII освободил знаменитого узника. По приглашению герцога Ришелье Кампанелла приехал во Францию, где и закончил жизнь в доминиканском монастыре, занимаясь философией, астрономией, составлением гороскопов. Сам Кампанелла так писал о себе в одном из сонетов: «Я рождён был для борьбы с тремя великими бедствиями — тиранией, софистикой и лицемерием».
Обратимся к творцам двух научных теорий, коренным образом изменивших представления о мире, природе и встретивших яростное неприятие. Речь пойдёт о Галилео Галилее (1564—1642) и Чарлзе Роберте Дарвине (1809—1882)
20 июня 1633 года Галилей — гражданин Флоренции, учёный, чье имя было известно не только в Италии, но и во всей Европе, — получил предписание явиться в инквизиционный суд Рима. На следующий день он исполнил это приказание, но тут же был задержан и допрошен. (До сих пор доподлинно неизвестно, вёлся ли допрос с пристрастием, то есть с применением пыток, или нет.) 22 июня Галилея препроводили в церковь «Санта Мария», где он предстал перед лицом кардиналов католической церкви и прелатов конгрегации — высшего суда инквизиции. При большом стечении народа, стоя на коленях в одной рубашке перед своими судьями, 70-летний старец выслушал в зловещей обстановке суровый приговор кардиналов. Приведём в переводе на русский язык выдержки из этого интереснейшего исторического документа.
«Мы (далее перечислены фамилии семи судей. — Прим. авт.), Божию милостью диаконы и кардиналы святой римской церкви, от апостольского престола наряженные генеральными инквизиторами против всякого еретического развращения, могущего появиться во вселенском христианском обществе.
Поелику ты, Галилей… имеющий 70 лет от роду, в 1615 году был обвинён в сём св. судилищем, что считаешь за истину и распространяешь в народе лжеучение, по которому Солнце находится в центре мира неподвижно, Земля же движется на оси суточным вращением; в том, что ты имел многих учеников, которым преподавал это самое учение… Вследствие сего сим святым судилищем (инквизицией), желающим оградить людей от вреда и соблазна, которые происходили от твоего поведения и угрожали чистоте св. веры, по приказанию нашего господина и высокопреосвященнейших господ кардиналов сей верховной и всемирной инквизиции была подвергнута обсуждению коперникова гипотеза о неподвижности Солнца и движении Земли, и ученые богословы постановили следующие два положения:
1) Что считать Солнце центром Вселенной и стоящим неподвижно — есть мнение нелепое, философски ложное и крайне еретическое, ибо ясно противоречит св. писанию.
2) Что считать Землю не центром Вселенной и не неподвижною — есть мнение нелепое, философски ложное и с богословской точки зрения также противное духу веры.
…В прошлом же 1632 году появилась книга, изданная во Флоренции, заглавие которой показывает, что ты её автор… Из напечатания этой книги св. конгрегация узнала, что ложное учение о движении Солнца с каждым днём все более и более крепнет; поэтому вышеназванная книга по тщательном её рассмотрении обнаружила, что ты явно преступил сделанное тебе внушение и продолжал защищать мнения, проклятые и осуждённые церковью. В сказанной книге ты разными способами ухищряешься представить вопрос не вполне решённым, а мнение Коперника весьма вероятным, но уже и это есть страшное заблуждение, так как никоим образом не может быть вероятным то, что св. церковь окончательно признала ложным и противным божественному писанию…
Но дабы столь тяжкий и вредоносный грех твой и ослушание не остались без всякой мзды и ты впоследствии не сделался бы дерзновеннее, а, напротив, послужил бы примером и предостережением для других, мы положили: запретить книгу под заглавием «Разговоры» Галилея, а тебя самого заключить в тюрьму св. судилища на неопределённое время. Для спасительного же покаяния твоего предписываем, чтобы в продолжение трёх лет, однажды в неделю, ты прочитывал семь покаянных псалмов…
Так присудили мы, нижеподписавшиеся кардиналы».
Суд над Галилеем свершался с благословения папы Урбана VIII. Чтобы лучше понять смысл приведённого приговора, касающегося осуждения Галилея и «ниспровержения» гелиоцентрической системы мира, обратимся к событиям примерно на век более ранним.
В 1512 году польский католический священник Коперник — искусный врач и знаток астрономии — был приглашён в Рим для участия в работе комиссии по реформе календаря. Сначала Коперник пытался усовершенствовать геоцентрическую систему мира Птолемея. Главный её постулат — гипотеза о Земле как неподвижном центре мира, вокруг которого вращаются Солнце и планеты. Но в процессе долгой работы Коперник пришёл к выводу: значительно более точные результаты при расчёте календаря даёт гелиоцентрическая система мира, когда центром Вселенной является Солнце, а вокруг него вращаются Земля и другие планеты. Результаты своего титанического сорокалетнего труда Коперник изложил в сочинении «Об обращениях небесных тел», изданном в 1543 году, за несколько месяцев до его кончины.
Поначалу римские прелаты не придали особого значения теории Коперника, и его книга долгое время находилась в свободном обращении — тем более, что она была посвящена папе Павлу III. Познакомившись с теорией Коперника, Галилей стал твёрдым её сторонником. Он открыто высказывался в её защиту.
Гипотеза Коперника, подкреплённая открытиями Галилея, — Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот — находила всё больше приверженцев в среде учёных, преподающих в университетах Европы, и даже среди духовенства. И тогда римская курия решила дать серьёзный бой сторонникам гелиоцентрической теории и уничтожить богопротивную, по их мнению, книгу Коперника, породившую ересь.
Почему католические богословы так опасались теории Коперника? Какая для них разница — Солнце вращается вокруг Земли или Земля вокруг Солнца? Могло ли это повредить религиозному восприятию мира? Могло, и весьма сильно! Догмат католической церкви по данной проблеме сводился к следующему: человек — предмет Божьего попечения и посему, обитая на Земле, должен стоять в центре мироздания. Поэтому Земля, и только Земля, опекаемая Богом, а не какое-либо иное небесное тело является центром Вселенной! Данный догмат опирался на два места из Священного Писания: на слова Иисуса Навина: «Стой Солнце и не движись Земля» и возглас Давида: «Земля да не подвижется в века». С признанием же теории Коперника—Галилея (Земля вращается вокруг Солнца) рушилось понимание божественного мироздания.
Первую «победу» самонадеянные богословы одержали в марте 1616 года, когда конгрегация запрещённых книг при римском папе (по-современному, цензурный комитет) приняла следующий декрет: «Ложное пифагорийское учение о движении Земли и неподвижности Солнца, как философски нелепое и вполне еретическое, объявляется противным Священному Писанию». Три подписи стояли под этим декретом, правда, подписи самого папы Павла V под ним не было. Вслед за декретом последовало запрещение книги Коперника (через 73 года после выхода в свет) и изъятие из обращения до тех пор, пока в ней не будут исправлены те места, где его учение (Солнце — центр Вселенной) выражено не в форме гипотезы, а как несомненная истина. (Замечу: это запрещение католическая церковь отменила только 266 лет спустя, в 1882 году.)
Галилей, однако, не смирился с папским декретом, продолжая отстаивать научное открытие Коперника. Оставаясь при том человеком религиозным и верным католической вере, он писал по данной проблеме: «Священное Писание всегда несомненно истинно и служит полнейшим авторитетом в вопросах веры, но его таинственная глубина часто непроницаема для нашего слабого разума, и крайне заблуждаются те, кто ищет в нём объяснения физических явлений, которых там нет и которых без изучения природы нельзя понять».
Более того, Галилей продолжает развивать теорию Коперника и после долгих проволочек, преодолев рогатки папской цензуры, издает книгу «Разговоры о двух величайших мировых системах: Птоломеевой и Коперниковой» (сокращенно — «Разговоры»). Гнев католических прелатов теперь не знает границ. Следствием становится созыв инквизиционного суда, вынесшего приведённый выше приговор.
Галилея прилюдно заставили отречься и от учения Коперника, и от его собственной книги. Вот небольшая выдержка из этого отречения:
«Я, Галилео Галилей … на семидесятом году моей жизни, лично предстоя перед судом, преклонив колени перед вами, высокие и достопочтенные господа кардиналы вселенской христианской республики и против еретического развращения всеобщие инквизиторы, имея перед очами священное евангелие, которого касаюсь собственными руками, клянусь, что всегда веровал, теперь верую и, при помощи Божией, впредь буду верить во всё, что содержит, что проповедует и чему учит святая католическая и апостольская церковь… Я признан находящимся под сильным подозрением в ереси, т.е. что думаю и верю, будто Солнце есть центр Вселенной и неподвижно, Земля же — не центр и движется.
Посему, желая изгнать из мыслей ваших, высокопочтенные господа кардиналы, равно как и из ума всякого истинного христианина это подозрение, законно на меня возбуждённое, от чистого сердца и с непритворною верою отрекаюсь, проклинаю, начинаю ненавидеть вышеназванную ересь и заблуждение… Кроме того, клянусь и обещаю уважать и строго исполнять все наказания и исправления, которое наложило или наложит на меня сие святое судилище…»
Любому человеку горько и невыносимо тяжело отрекаться от своих убеждений. Но иного выхода у Галилея не было, ибо римская инквизиция от своих чад требовала полной покорности. В противном случае Галилея ждала участь Джордано Бруно и других знаменитых учёных, подвергшихся истязаниям и сожжённых на костре. И только неисправимые лицемеры могли бросить упрёк великому учёному и мужественному человеку Галилео Галилею в том, что он не стал мучеником, а вынужден был принять отречение, отступив перед невежественными и жестокими людьми.
После суда и отречения Галилей прожил ещё девять лет, оставаясь узником инквизиции. Место пребывания ему, однако, было определено не в тюрьме, а на его вилле Арчетри вблизи Флоренции, где он и умер 8 января 1642 года. В уединении, под неусыпным оком инквизиции закончилась жизнь величайшего физика, астронома и философа, заложившего основы современной механики.
Справедливости ради надо сказать: в 1992 году папа римский Иоанн Павел II объявил решение суда инквизиции от 22 июня 1633 года ошибочным. Почти 360 лет спустя после осуждения Галилея папа публично принёс учёному посмертные извинения.
Куда более счастливо сложилась жизнь другого вольнодумца — Чарлза Дарвина. Правда, проклятия в адрес ученого раздавались не только при его жизни, они продолжают сыпаться и по сей день. Можно сказать даже так: Дарвин — один из самых долго проклинаемых учёных в мире.
А ведь он был тишайшим человеком, уединённо жившим в своём поместье в графстве Кент (Англия) в окружении многочисленной семьи — любимой жены и одиннадцати детей. Сам Дарвин так кратко поведал о своей жизни: «Я учился, потом совершил кругосветное путешествие, а потом снова учился. Вот моя биография».
Как натуралист Дарвин путешествовал пять лет. В кругосветном плавании на корабле «Бигль» он собрал богатейший материал о животном и растительном мире в разных районах Земли. Он-то и послужил «пищей» для его эволюционной теории, впервые опубликованной в 1859 году под названием «Происхождение видов путём естественного отбора, или Сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь».
Однако особый взрыв негодования в религиозных кругах вызвала другая книга Дарвина: «Происхождение человека и половой отбор», изданная в 1871 году. Вот пример одного из высказываний по этому поводу: «Мы понимаем, что наш собственный слабый голос потонет в восторженном хвалебном гимне человеку, чьи смешные и злобные теории мы считаем ужасным богохульством. Грядёт день, который будет гореть огнём, и мы увидим тогда, кто прав — Бог или мистер Дарвин».
Мысль об общем происхождении человека и обезьяны, лишавшая венец творения божественного ореола, стала потрясением для многих. И до сих пор раздаются голоса, гневно осуждающие теорию Дарвина, как ниспровергающую одну из религиозных догм. По этому поводу Дарвин говорил так: «Тяжело быть ненавидимым в такой степени, как ненавидят меня».
Приведу только один из примеров неприятия учения Дарвина. В 1925 году в городе Дейтон (штат Теннесси, США) состоялся судебный процесс над учителем Д. Скопсом, вошедший в историю под названием «обезьяний». Обвинителем на процессе выступил один из лидеров демократической партии, кандидат в президенты США некий У. Брайн. Суть обвинения, выдвинутого против вполне порядочного учителя, состояла в том, что он своим ученикам рассказывал об эволюционной теории Дарвина, которую в то время в южных штатах США преподавать было запрещено. Суд признал учителя Скопса виновным и приговорил его к денежному штрафу. Кстати, только в 1968 году Верховный суд США отменил закон, запрещавший преподавание учения Дарвина в штатах Теннесси и Миссисипи. Иначе говоря, потребовалось почти 100 лет, чтобы учение Дарвина можно было изучать на всей территории США.
Осмысление истории своей страны, идущее вразрез с её официальным толкованием, — ещё один из поводов к осуждению вольнодумства. К таким инакомыслящим относятся Пётр Яковлевич Чаадаев(1794—1856), близкий друг Пушкина, и Борис Леонидович Пастернак (1890–1960) — великий русский поэт, наш современник. И тот и другой при жизни подверглись жестокому осуждению.
1836 год можно считать годом начала «карательной медицины» в России, когда здоровый человек за инакомыслие объявлялся сумасшедшим. Правда, такой диагноз был поставлен не консилиумом врачей-психиатров, а человеком далеким от медицины — царем Николаем I. Статью «Философические письма к Г-же ***», опубликованную в журнале «Телескоп», 1836, № 15, царь назвал «дерзостной бессмыслицей, достойной умалишённого».
После такой резолюции журнал закрыли, а автора статьи — Петра Яковлевича Чаадаева — объявили сумасшедшим. К Чаадаеву был прикреплён врач, он регулярно (с полицмейстером) посещал «больного», жившего в Москве на Басманной улице, и докладывал царю о состоянии здоровья своего пациента (всего царю передано 52 сообщения о здоровье Чаадаева). По воспоминаниям Герцена, Чаадаев обычно был «холоден, серьёзен, умён и зол». Но такое состояние человека не может служить свидетельством его умопомешательства.
Что послужило причиной гнева царя? Что за крамола была опубликована в журнале «Телескоп»? В статье, представленной в форме письма анонимному адресату, излагался взгляд автора на историю России. Приведу из неё две небольшие выдержки: «…Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось…
Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, — вот печальная история нашей юности. Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа — ничего подобного у нас не было. Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, наполнена тусклым и мрачным существованием без силы, без энергии, одушевляемом только злодеяниями и смягчаемом только рабством…»
По меткому заключению Герцена, «он <Чаадаев> сказал только про боль, светлого ничего нет в его словах, да нет ничего и во взгляде. «Письмо» Чаадаева — безжалостный крик боли и упрёка петровской России… Разумеется, такой голос должен был вызвать против себя оппозицию или он был бы совершенно прав, говоря, что прошедшее России пусто, настоящее невыносимо, а будущего для неё вовсе нет…».
Всего за два года, с 1828-го по 1830-й, Чаадаев написал на французском языке восемь статей–писем, адресованных, как стало известно позже, Е. Д. Пановой, с которой он поддерживал дружественные отношения. Все письма были отобраны у автора при обыске. Их опубликовали в России только после провозглашённой согласно Манифесту 17 октября 1905 года «свободы слова». Ни одна строчка, написанная Чаадаевым после первого письма, не была опубликована при его жизни. Так за иной взгляд на историю и будущее России широко образованный и умнейший человек, каковым являлся Чаадаев, объявлен сумасшедшим, обречён на затворничество и бездействие. Отринут и проклят! В ответ на гонения, «очутившись перед разгневанной публикой, чьих похвал он никогда не добивался», Чаадаев в 1837 году написал новую большую статью «Апология сумасшедшего», уточняя занятую им позицию. Небольшая цитата из неё:
«Прекрасная вещь — любовь к отечеству, но есть нечто ещё более прекрасное — это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создаёт мудрецов, благодетелей человечества… Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою родину, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа; но верно и то, что патриотическое чувство, одушевляющее меня, совсем не похоже на чувства тех, чьи крики нарушили моё спокойное существование и снова бросили в океан людских треволнений мою ладью, вынесенную на берег у подножья креста. Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, со склонённой головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если хорошо понимает её; я думаю, что время слепых влюблённостей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной».
Большинство русской читающей публики, особенно в среде славянофилов, неодобрительно отнеслось к статье Чаадаева, посчитав ее тенденциозной и неправильно освещающей историю России. Вот как, например, откликнулся на статью поэт Н. Языков:
Умолкнет Ваша злость пустая,
Замрёт проклятый ваш язык.
Крепка, надёжна Русь святая,
И русский Бог ещё велик.
Но вспомним также известные строки Пушкина, посвящённые Чаадаеву:
Он вышней волею небес
Рождён в оковах службы царской;
Он в Риме был бы Брут,
в Афинах Периклес,
А здесь — он офицер гусарской.
Ещё большим гонениям за свою трактовку истории страны подвергся наш современник Борис Пастернак. Скандал, устроенный идеологами коммунистической партии по поводу его романа «Доктор Живаго», во многом подорвал авторитет советской власти во всём мире. В справке, составленной в августе 1956 года партийными идеологами, говорилось следующее: «Роман Б. Пастернака — враждебное выступление против идеологии марксизма и практики революционной борьбы, злобный пасквиль на деятелей и участников революции. Весь период нашей истории за последние полвека изображается в романе с чуждых позиций злобствующего буржуазного индивидуалиста, для которого революция — бессмысленный и жестокий бунт, хаос и всеобщее одичание… Не только марксизм, но и сама революция изображается в романе как явление глубоко чуждое русской жизни, дикий бунт ничтожеств… Это не только идейно порочное, но и антисоветское произведение, которое безусловно не может быть допущено к печати». Убийственный отзыв означал категорический запрет на публикацию романа, который Борис Леонидович писал долгие годы.
И всё же в 1958 году роман публикуется за границей. В том же году Борису Пастернаку за роман «Доктор Живаго» присуждена Нобелевская премия. И тогда в печати, в Союзе писателей, на разного рода заседаниях началась беспрецедентная травля великого русского поэта. Раздавались требования выдворить его за пределы страны. Не удалось. Но стресс, подорвавший здоровье, вызвал бурный процесс в лёгких, и в 1960 году поэт скончался.
На родине роман Пастернака впервые опубликовали только в 1988 году.
В заключение несколько горестных строк из стихотворения поэта:
Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.
Но и так, почти у гроба,
Верю я, придёт пора —
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.
