2. Охарактеризуйте сегодняшнее состояние той области науки и техники, в которой вы трудитесь. Какие работы последних лет вы считаете самыми главными, имеющими принципиальное значение?
3. На какие рубежи выйдет ваша область науки через 20 лет? Какие кардинальные проблемы, по-вашему, могут быть решены, какие задачи будут волновать исследователей в конце первой четверти XXI века?
Редакция обратилась к ученым и специалистам — авторам журнала — с просьбой ответить на короткую анкету «Вчера, сегодня, завтра», имея в виду проблемы науки, ее достижения и перспективы на будущее. см. "Наука и жизнь" №№ 9, 12, 2004 г.; №№ 1, 2, 3, 4, 5, 2005 г.) Продолжаем публикацию ответов.
Выдающийся французский ученый прошлого века Фернан Бродель писал, что историкам приходится отвечать на запросы каждого нового поколения. Он был прав, так устроена жизнь. Однако это не означает, что всю историю необходимо обязательно переписывать для новых поколений. С другой стороны, если история — наука, то она должна развиваться как все отрасли знания: совершенствоваться и уточняться по мере поступления дополнительной информации, возникновения новых запросов общества или продуцирования свежих идей. Но ее нельзя пересматривать в угоду политической конъюнктуре и личным симпатиям или антипатиям авторов исторических сочинений. Попытаемся с этих позиций взвесить достижения и просчеты российской исторической науки в освещении проблем XX века — самого насыщенного событиями принципиальной важности в судьбах человечества, героического и трагического для нашего Отечества. Однако, кратко отвечая на вопросы, поставленные журналом, нет возможности осветить всю сложнейшую гамму историографических оценок той противоречивой эпохи.
1. Двадцать лет назад историческая наука Советского Союза представляла собой относительно прочный монолит, опирающийся на марксистско-ленинскую методологию, вызывая тем самым существенный интерес у зарубежных коллег, которые до сих пор учитывают ее достижения, хотя и не являются адептами этой методологии. К числу крупных обобщающих работ того периода можно отнести трехтомную «Историю Великого Октября» академика И. И. Минца (М., 1977—1979), двухтомник «Основные проблемы истории упрочения и развития социализма в СССР» (М., 1984), пятитомную «Историю советского рабочего класса» (М., 1984—1988), четырехтомную «Историю советского крестьянства» (М., 1986—1988), шеститомную «Историю Великой Отечественной войны Советского Союза» (М., 1960—1965), семитомную «Историю социалистической экономики СССР» (М., 1976—1980).
В названных работах сконцентрированы основные результаты исследований по истории советского общества, а также многочисленные авторские монографии по отдельным ее сюжетам. Нельзя сказать, что эти сочинения остались в фундаменте здания современной науки — они слишком идеологизированы и несут на себе печать эйфории той эпохи. Но сбрасывать их со счетов тоже нельзя, поскольку они содержат огромный фактический материал, необходимый для каждого исследователя.
Главный недостаток исторической науки советского периода — ее крайняя политическая ангажированность. Широко известно, что все достижения страны приписывались только свершениям Октябрьской революции и Коммунистической партии, хотя поставленные цели — построение социализма и коммунизма — так и не были достигнуты. Именно поэтому многие современные авторы считают, что СССР в тот период оказался на обочине современной цивилизации. Однако это далеко не так. Социализм действительно не состоялся, но свершилась модернизация страны, которая перешла от традиционного аграрного к современному индустриальному обществу, — процесс, характерный для многих передовых государств мира. Иначе мы не смогли бы победить фашизм во Второй мировой войне и сохранить независимость в условиях «войны холодной».
Итак, если рассматривать Россию с позиций цивилизационного подхода, она не оказалась в стороне от столбовой дороги прогресса, хотя и шла к нему нетрадиционным путем, понесла на этом поприще тяжелейшие потери, которые привели к нынешнему системному кризису. Сам же кризис имеет не только внутренние, но и внешние причины, связанные с общим кризисом современной цивилизации.
2. Сегодняшнее состояние российской исторической науки я бы охарактеризовал как активный переход от единомыслия к плюрализму мнений. При этом необходимо сразу разделить элементарный, истинный плюрализм мнений и модную трактовку теоретического плюрализма. Первое — вполне закономерное и необходимое явление, второе — нелепость, когда для одного исследования декларируют различные теоретические подходы. Как можно из разных теоретических оснований выводить общую закономерность в конкретном исследовании? Какой плюрализм, например, между теориями Птолемея и Коперника? Или в гуманитарных науках по-прежнему возможен любой произвол? Ученые вольны использовать разные методы исследований, но их теоретическая основа, на мой взгляд, должна быть однозначной.
Из работ последних лет хотелось бы выделить «Историю человечества. Т. VIII. Россия» (М., 2003), изданную под эгидой ЮНЕСКО. В ней дается новая современная интерпретация всей истории нашего Отечества (особый интерес вызывает взвешенный подход к оценке событий конца ХХ века). Опубликовано много авторских монографий, в которых история прошлого века трактуется с диаметрально противоположных точек зрения. Одни авторы пытаются реабилитировать советскую систему, другие подвергают ее уничтожающей критике. Такой подход представляется бесперспективным. Он сильно напоминает большевизм наизнанку. По-моему, здесь требуется новая, конструктивная система координат, которая отражала бы цивилизационную значимость позитивов и негативов советских преобразований. Примерно в таком русле написаны работы С. Г. Кара-Мурзы «Советская цивилизация» — в двух книгах (М., 2002); А. С. Сенявского «Основы советской цивилизации» (М., 2002); А. И. Уткина о Первой и Второй мировых войнах, «холодной войне» (М., 2001—2005); Ю. Н. Жукова о Сталине, его ближайшем окружении и их деятельности (М., 2000—2005); Н. П. Федоренко «Россия на рубеже веков» (М., 2003); Е. Ю. Зубковой «Послевоенное общество: политика и повседневность (1945—1953)» (М., 1999).
Особо хочется сказать о двух монографииях — Б. Кагарлицкого «Периферийная империя: Россия и миросистема» (М., 2003) и А. Г. Вишневского «Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР» (М., 1998). Первая доказывает, что крах царской России и триумф большевиков не случайны. В советской системе на протяжении пятидесяти лет сохранялась позитивная динамика. Это была попытка противопоставить себя миросистеме, создать собственный миропорядок. Такие миры-империи уже терпели поражения в XVI—XVII веках, столкнувшись с возникающей буржуазной миросистемой. Та же участь постигла советскую альтернативу. Реставрация капитализма, идущая ныне, обернулась возвращением страны в миросистему на условиях, несравненно худших, чем те, в которых существовала царская Россия. Второй автор утверждает, что модернизация советского времени была «консервативной», «инструментальной»: к серпу она прибавила молот, но, опираясь на устаревшие социальные механизмы и консервируя их, не способствовала развитию современных институтов рыночной экономики и политической демократии, а потому осталась незавершенной.
Несколько особняком стоит книга Э. Хобсбаума «Эпоха крайностей: короткий двадцатый век (1914—1991)» (М., 2004). Автор стремится доказать, что «ключом» к ХХ веку является крах буржуазного общества XIX века и соответствовавшего ему специфического типа капитализма. Октябрьская революция стала симптомом глубокого кризиса капитализма, поскольку в иной ситуации никто даже и не помышлял бы о построении иного, некапиталистического общества — особенно в России. Завершился век ушедший распадом СССР. Советский Союз был центральным явлением ХХ века. Социальная, институциональная, идеологическая надстройки сначала превратили отсталое аграрное общество в промышленно развитое, а затем сами превратились в оковы производства. Задачи, которые ставили большевики перед собой в 1917 году, не могли быть решены в ту эпоху и в тех исторических условиях или решались лишь отчасти. Однако маловероятно, что граждане бывшего СССР почувствуют серьезные улучшения на протяжении жизни даже следующего поколения. Провал советского эксперимента, на мой взгляд, вовсе не означает невозможности других видов социализма.
Отмечая безусловный прогресс современного российского исторического мышления, его свободу, демократизм, нельзя не озаботиться некоторыми негативными чертами. Назову наиболее существенные. Недостаточно глубокое цивилизационное и компаративное видение российских проблем в контексте мировой истории. Апологетика негативизма в истолковании отечественной истории. Представление всей истории страны в ХХ веке лишь в черных тонах. Беспардонная смена старых идеологем новыми. Стремление «почетно» примкнуть к какой-нибудь диссидирующей позиции и нажить на этом поприще политический капитал. Попытка опровергнуть базовые постулаты не на основе оригинальных идей и новых документов, а путем их бесцеремонного отбрасывания. Легкость и безответственность суждений по принципиальным вопросам.
Постепенно такая легковесность, бесспорно, изживается, но медленно. Между тем растет целое поколение россиян, теряющих свою идентичность.
3. О рубежах исторической науки через двадцать лет говорить трудно, практически невозможно, поскольку еще не свершилась сама эта история. Можно только предположить, скорее надеяться, что человечество наконец научится извлекать уроки из своего прошлого. Пока что оно бредет без оглядки на него. А прошлое таит массу грозных предупреждений для настоящего и будущего. Отсюда бесконечное повторение трагедий, новых по форме, но фактически старых по содержанию. Исторической науке, чтобы сохраниться и занять достойное место в XXI веке, необходимо перейти от описательности к аналитичности. Такой путь уже проделали практически все науки. Наряду с идеологической функцией истории предстоит развить прогностическую, обеспечивающую повышение обоснованности решения проблем современности на основе исторического опыта.
25 июля 2005 года, Екатеринбург.
