Описав в научной статье новооткрытый вид животных, нашедший его зоолог должен сдать на хранение в какой-либо авторитетный музей один экземпляр (а лучше — несколько) этого ранее не известного животного. Тогда коллеги открывателя смогут в случае сомнений свериться с музейным экземпляром и выяснить, попалось им нечто новое или это уже известный вид. А к тому же музеи нередко стремятся приобрести чучела или заспиртованные экземпляры животных не столько для научных, сколько для демонстрационных целей — у нас есть редкие животные!
Однако такое коллекционирование может стать опасным для редких видов, настаивает группа американских и английских зоологов. Когда в 1835 году на островке Эльдей у берегов Исландии обнаружили колонию из полусотни бескрылых гагарок, уже ставших редкими к тому времени (нелетающие птицы были лёгкой добычей охотников), музеи всего мира послали своих коллекторов и препараторов на Эльдей за яйцами, тушками и чучелами. Как отметили зоологи — противники зоомузеев, последняя гагарка бескрылая была замечена на этой одинокой скале в 1843 году, и с тех пор они имеются только в коллекциях.
По свежим данным, с 1889 года до наших дней удалось заново обнаружить 351 вид животных, считавшихся вымершими. Среди них, например, знаменитый целакант, но нет ни гагарки бескрылой, ни додо, ни эпиорниса, ни тасманийского сумчатого волка… Зато их чучела или скелеты есть в музеях, внёсших определённый вклад в уничтожение вида. Заново найденные после перерыва иногда в три века или больше наверняка редкие виды, случайно сохранившиеся в отдалённых уголках мира. Неужели для доказательства их существования надо убить и доставить в музей хотя бы одну особь, а лучше — несколько? Может быть, при описании нового или хорошо забытого старого вида разумнее сохранять в музеях их фотографии, кинокадры, записи голосов, образцы ДНК?
Однако у этой идеи нашлось немало противников из среды самих биологов. Ведь есть масса микроскопических животных, скажем инфузорий, амёб, насекомых, мелких червей или планктонных ракообразных, подробно сфотографировать которых в полевых условиях невозможно. Чтобы взять пробу ДНК такого организма, его, как правило, надо убить. А звуков он никаких не издаёт. Всё же для того, чтобы изучить строение животного, понять его образ жизни и запустить программу по сохранению популяции (в тех случаях, когда это нужно), к сожалению, надо сначала это животное убить. Музейные коллекции — источник информации для будущих поколений исследователей, и сейчас никто не может сказать с уверенностью, что заинтересует учёных через век или два. Так, изучая старые коллекции птичьих яиц, удалось показать, что ДДТ, накапливаясь в организме птицы, увеличивает хрупкость скорлупы яиц, и часто яйца раздавливаются под тяжестью наседки. Открытие, сделанное в музеях, привело к запрету этого инсектицида. Только на примере музейных образцов можно проследить эволюцию организмов. И вообще, виды гибнут не из-за музеев, а из-за неумеренной охоты, наступления человека на дикую природу, разбрызгивания ядохимикатов, наконец, из-за эпидемий и изменения климата.
