Знаете ли вы, например, что такое «ферязь»? Вряд ли. Большой толковый словарь русского языка под редакцией С. А. Кузнецова сообщает, что ферязь — «старинная русская распашная одежда (мужская и женская) без воротника и перехвата в талии». В ферязь одет, к примеру, Иван Царевич на картине В. М. Васнецова «Ковёр-самолёт». Когда русские бояре и боярыни носили шёлковые и бархатные, расшитые золотыми узорами ферязи, это слово было повседневным и общеупотребительным. Сейчас его знают разве что театральные художники и костюмеры.
Бывает и так, что сам предмет не выходит из употребления, но его название заменяют другим, имеющим более общее значение. Например, В. И. Даль в Толко-вом словаре живого великорусского языка приводит термин «варворка», означающий «кисточка», «махровая подвесочка», «подвеска у серьги» (у паникадила). Этот термин полностью исчез из современного русского языка, потому что его с успехом заменили слова «кисточка» и «подвеска».
Слова уходят из языка и тогда, когда из двух значений остаётся только одно, более употребительное. Например, «бесталанный» в XIX веке означало «неудачник», «невезучий», «лишённый таланта», «бездарный». В словаре В. И. Даля читаем: «Безталанный человек, безталанник, кому нету талану, удачи, несчастливый, неудачливый; горемыка, бедовик». Заметим, что в то время, когда Даль составлял свой словарь, написание «безталанный» было грамотным, теперь же можно писать только «бесталанный». Даль приводит также другое слово — «безталантный» — бездарный, недаровитый.
Слово «талан» встречается, например, в сказке П. П. Ершова «Конёк-Горбунок», где в финале горожане говорят Царь-девице:
Твоего ради талана
Признаём царя Ивана!
В комментариях к сказке есть такое определение: «Талан — счастье, удача». Слово «талан», которое Даль отмечает как «французское» (действительно, оно пришло из французского языка, где talent означает дар, дарование), в XX веке окончательно обрусело. Из двух возможных значений слова «бесталанный» одно — «несчастливый», «неудачливый» — стало традиционным, то есть употребляется в основном в исторических романах при описании народной жизни, а другое — «бездарный», «лишённый таланта» — стало разговорным, то есть общеупотребительным.
В XIX веке в русском языке было два слова, означающих очень близкие понятия, — «сласти» и «сладости». Для многих это одно и то же: сладкая еда, лакомства. Но вот поэт Н. М. Языков писал домой из деревни о том, что любезная хозяйка дома, где он гостит, потчует его сладостями и сластями искусственными, как-то: варенья, вина и проч. То есть он различал сладости — сладкие фрукты и ягоды — и сласти, которые нужно готовить.
В. И. Даль приводит примеры употребления обоих слов.
1. Сласть (ж) — сладость, сладкая пища, лакомство: эка сласть какая!; Поешь всласть, брюху страсть; Зажили было всласть, да пришла напасть!
2. Сладость, то же, но более в значении услада, наслаждение, нега: сладость итальянских ночей воспета поэтами; сладость чистой совести; сладостное сознание исполненного долга.
Возможно, Языков, когда писал о «сладостях», наряду с вареньем и прочим имел в виду и радости, услады деревенской жизни.
Сласти любили сластёны, а сладости — сладкоежки. Впрочем, в разных русских губерниях эти слова звучали по-разному. Даль приводит такие примеры: сластоежка (с пометкой — ярославское), сластёник (курское), сластёха (псковское). В Саратовской губернии сладкие лакомства называли сластухами. А в Москве XIX века льстивых лицемерных людей звали сластец или сластиха.
Вспомним снова «Конька-Горбунка». Когда Иван перечисляет царю всё, что ему нужно для поимки Царь-девицы, он не забывает попросить и
...заморского варенья
И сластей для прохлажденья.
М. Ю. Лермонтов в предисловии к роману «Герой нашего времени» пишет: «Довольно людей кормили сластями... нужны горькие лекарства». А у И. А. Бунина в рассказе «Господин из Сан-Франциско» читаем: «Обеды опять были так обильны и кушаньями, и винами, и минеральными водами, и сластями, и фруктами, что к одиннадцати часам вечера по всем номерам разносили горничные каучуковые пузыри с горячей водой для согревания желудков».
Бунин написал рассказ в октябре 1915 года. А почти пятьдесят лет спустя, в 1963 году, писатель Борис Тимофеев в книге «Правильно ли мы говорим?» сетовал на то, что современные люди часто не различают слова «сласти» и «сладости», и призывал не путать их. Он объяснял: «Говорить надо “восточные сласти” (имея, конечно, в виду лакомства), а не “восточные сладости”, хотя последнее неправильное словосочетание и широко вошло в нашу разговорную речь». Это подтверждает, что язык живёт по своим законам. В словаре С. И. Ожегова приводится сочетание слов «восточные сладости» в значении «кондитерские изделия». А слова «сласти» там вовсе нет, есть только существительное «сласть» в единственном числе и глаголы «сластить» и «посластить».