Государственным финансам в свое время придавала немалое значение сама Екатерина Великая. В России после ее смерти в списках стали распространять мемуары царицы. В них она весьма нелицеприятно и в то же время разумно судила о тяжелых передрягах, происходивших с российским бюджетом. Эти записки читали Карамзин и Пушкин, за границей их издавал на русском языке Герцен, на иностранных языках - ряд издателей во Франции и в Англии. Мемуары Екатерины II и сегодня дают немалую пищу ослабевшему уму. Позабытая старина хоть и не блистала ноу-хау, но была, несомненно, по-своему красочна и многогранна. А стремлению царицы к пользе можно только подивиться.
Почти 250 лет назад Екатерина вспоминала в мемуарах о том, как нелегко пришлось ей после прихода к власти улаживать финансовую ситуацию в государстве. Хотя семилетняя война с Пруссией и закончилась накануне дворцового переворота и восшествия Екатерины на престол в 1762 году, русская армия все еще находилась за границей и, представьте, как-то жила, не получая восемь месяцев жалованья!
В России же в это время финансы истощены донельзя. Военные поставки и прочие расходы требуют для покрытия тринадцать миллионов рублей. А ежегодный бюджетный дефицит исчисляется семью миллионами. Означенная сумма составляла пятую часть всех денег, кои государев монетный двор считал находящимися в обращении еще со времен отца Петра Великого, царя Алексея Михайловича. Создавшаяся брешь в российском бюджете была тем более велика, что сорок миллионов рубликов, по выражению царицы, "почитали вышедшими из империи вон". (На манер тех долларов, что бродят сейчас за рубежами России.)
Знали ли властители о скудости казны? Знали! Еще Елизавета Петровна попыталась занять во время упомянутой войны с Пруссией два миллиона рублей в Голландии. Но охотников дать кредит не нашлось. Видимо, не слишком доверяли дочери "царя Питера" и ее гигантской вотчине, где цари действовали по рецепту весьма простому: почти никому не платили, а собственные деньги держали при себе, государству взаймы не давая. Когда у Петра III просили средства на нужды империи, тот впадал в гнев и отвечал, подобно своей покойной тетке Елизавете: "Найдите денег, где хотите. А отложенные - наши". И, хотя многие бедолаги в России сидели без копейки, цена на хлеб в его правление поднялась вдвое.
Неприязнь к казне усугублялась в народе ее "хитростями": те шестьдесят миллионов рублей, что обращались на российских просторах, были двенадцати разных весов. Иначе говоря, различались реальной стоимостью. Серебро в монетах могло быть от 82-й до 63-й пробы. За пуд медных денег можно было получить от 32 до 40 рублей. Установилось пять различных стоимостей рубля и до четырех - серебряных и медных денег.
Все это не проходило бесследно: при государственных долговых провалах и такой "валюте" все больше волновались работные люди и крестьяне, переставшие подчиняться и платить повинности. Расцветали лихоимство, взятки, притеснения, неправосудие. Вот что писала по этому поводу Екатерина II: "Частные лица, которые посредством займа или иным образом захватили деньги, рудники и казенные земли, считали несправедливым, когда требовали обратно то, что они уже давно растратили. Это достигало приблизительно до четырех миллионов чистыми деньгами и более семи миллионов в недвижимости земельной и рудниках". (Как тут не вспомнить о днях нынешних!)
Екатерина с самого начала знала об ущербности российской финансовой жизни. Но ее европейскую натуру тем не менее поражало, что никто всерьез не занимался, говоря современным языком, планированием доходной части бюджета. Сенат, полагая излишним снисходить до экономики, погряз в болтовне. Его решения в губерниях исполнялись плохо. В ходу было выражение: "ждут третьего указа", то есть ни первое, ни второе распоряжение в толк не берут. В то же время все ветви коммерции и торговли стали монополиями оборотистых людей. Таможни империи отданы "частникам" на откуп за два миллиона рублей. При всем этом конечно же "флот пребывал в упущении, армия в расстройстве, крепости развалились". На высоте оставалась только тюремная отрасль. После освобождения Елизаветой семнадцати тысяч колодников Екатерина унаследовала от нее еще восемь тысяч обитателей острогов. Пытки и наказания арестантов оставались обычной практикой.
В первые дни вступления на престол Екатерина появилась в Сенате и объявила, что поскольку она сама принадлежит государству, то и все ее достояние к нему же относится. Пораженные сенаторы, стоя, выразили ей признательность за такую благоразумную реакцию на денежные затруднения. Дав казне нужные деньги, Екатерина запретила вывоз хлеба, что вернуло вскоре "обилие и дешевизну всем предметам". Кстати, во время ее посещения Сената выяснилось, что, "утверждая" воевод в провинции, сие высокое учреждение не располагало даже географической картой с нанесенными "окружными городами" - резиденциями воевод. Пришлось молодой царице выслать гонца с пятью рублями в Академию наук и подарить Сенату купленный там атлас.
По настоянию царицы Сенат подсчитал доходную часть бюджета. Получилось около 16 миллионов рублей. Екатерина не поверила и засадила за канительный труд нового подсчета князя Вяземского и тайного советника Мельгунова. Только через несколько лет (она терпела!) выяснилось, что, к счастью, ежегодно можно собирать на 12 миллионов больше.
В течение трех лет Екатерина почти полностью (на три четверти) покрыла долги царствований Петра I и Елизаветы - она по праву это относила к своим заслугам. Характерно, что теперь купцы больше доверяли свои деньги государственным конторам, исполнявшим банковские функции, больше вкладывали свободных средств в строительство. Установился твердый курс монет.
Екатерина одобрительно отзывалась о словах Монтескье, который считал прекрасным закон, не позволяющий занимать государственную должность гражданам, не платящим долгов своего отца после его смерти. И уж, конечно, тем, кто не платит своих собственных долгов.
*
Кто скажет, что давняя борьба вокруг реального бюджета и высокой собираемости налогов не содержит в себе определенной поучительности? Так, может быть, стоит помнить поистине золотые рассуждения Екатерины Великой.
