Такая же участь постигла в 1493 г. двух врачей-поляков — Ивана и Матвея Лукомских, которые были сожжены в железных клетках, по обвинению в привозе ядов для отравления великого князя.
При Иване Грозном, после покорения им Казани и Астрахани, между «Московией» и Англией завязались довольно оживленные торговые сношения. Наметились и кое-какие культурные связи, выразившиеся, между прочим, и в том, что в 1557 г. московский посол «вывез» из Англии на Русь двух врачей-англичан: доктора Стэндиша и лекаря Ричарда Эльмеса.
Вслед за ними при царском двора появился врач-итальянец Арнольд Лензей, погибший в Москве при пожаре во время нашествия татар в 1570 г.
После смерти Лензея его место занял воспитанник Кембриджского университета Елисей Бомелий, родом из Вестфалии. Об этом враче ходили недобрые вести и сохранилась дурная слава: его обвиняли в том, что он готовил яды для намеченных Иваном жертв. Достоверность этого проверить трудно, Бомелию, слывшему фаворитом Ивана Грозного, приписывали огромное влияние на царя, на Бомелия же возлагали нравственную ответственность за многие совершенные Иваном жестокости.
Бомелий, обвиненный в сношениях с Польшей (со Стефаном Баторием), был сожжен в Москве в 1579 г.
Любимцем царским считался также врач Ейлов (Лов или Ильф). По словам Змеева1, «он больше торговал, чем врачевал».
В 1584 г. прибыл в Москву известный в то время врач (хирург и акушер) Роберт Якоб, называемый в летописях Роман Елизаров. Змеев говорит о нем: «Этот ученый врач вряд ли много лечил, его занимал царь преимущественно дипломатическими переговорами».
Имеются упоминания и о других врачах — о Ренгольде, о Соломоне Кальвере.
Иван Грозный держал своих врачей в почете, но лечиться у них не любил: «обаче же лекарств от них неприимаша никаких».
Лишь с начала XVII в. в Москву стало приезжать сравнительно большое количество врачей-иноземцев.
В 1600 г. Борис Годунов отправил в г. Любек Ренгольда Бекмана, служившего переводчиком в посольском приказе. Бекману было поручено пригласить в Москву искусных врачей, суконных мастеров, «рудознавцев, которые знают руду золотую и серебрянную находити, и часовщиков». Кроме того, царь Борис приглашал к себе на службу английских врачей и аптекарей, прибегая при этом к посредничеству английской королевы Елизаветы.
***
В XVII в. завязались прочные торгово-промышленные отношения между Русью и западноевропейскими государствами, в Москве появилось много иноземцев-купцов, военачальников, мастеров, врачей. Начал работать как самостоятельное учреждение «Аптекарский приказ» (1620 г.).
Аптекарский приказ в то время строго отличал «дохтуров» от «лекарей». «Дохтуры» должны были иметь солидную (по тому времени) научную подготовку. Они не делились по специальностям, а обязаны были лечить от всех болезней, но исключительно терапевтическими средствами. Хирургические операции считались для «дохтуров» унизительными, и ими могли заниматься лишь «лекари».
Принятие на службу докторов, лекарей и аптекарей было сопряжено с формальностями, почти одинаковыми как при Борисе Годунове, так и при последующих царях вплоть до Петра I. Требовалось подать письменное свидетельство о врачебном звании и образовании, переведенное на русский язык. Если документы кандидата вызывали почему-либо в Аптекарском приказе сомнение, то ему устраивался экзамен, который вначале, при Борисе Годунове, производился дьяком Аптекарского приказа, а в позднейшие царствования — дипломированными врачами, уже находящимися на службе и числившимися за Аптекарским приказом.
Бывали случаи, когда царь «жаловал» полюбившегося ему человека «дохтурской грамотой». Но такие случаи были довольно редкими исключениями.
Если врач приезжал в Москву без согласия правительства, — его отправляли обратно. Такой случай, например, имел место при царе Михаиле Федоровиче, когда трое докторов — Дамий, Кауфман и Дален с аптекарем Юрием Кривеем были отправлены на родину с объяснением, что они неизвестные люди и «не могли предъявить никаких важных свидетельств».
У некоторых наиболее знатных бояр были и свои врачи-крепостные «из холопов», которых они отдавали на выучку к докторам-иноземцам.
В 1654 г. была организована первая на Руси лекарская школа, из ее учеников вербовались кадры военных врачей. Первые 30 учеников получили звание лекарей в 1660 г. Курс обучения в школе был пятилетний; по окончании курса лекарские ученики обязаны были сдать в Аптекарском приказе экзамен.
При поступлении на службу все врачи, да и вообще все «чины Аптекарского приказа» обязаны были давать «клятвенную запись» с «целованием креста», причем для каждого «аптекарского чина» полагалась особая клятвенная запись. Для примера приведем выдержки из «клятвенной записи», дававшейся врачами:
«Яз, имя рек. Целую сие святое евангелие... на том, что мне ему государю служити и прямити и добра хотети во всем вправду и до своей смерти, безо всякие хитрости, а лиха мне ему… не хотети никакова, ни мыслити, ни думати, ни которыми делу и ни которою хитростью и в естве и в питье и в лекарствах во всяких... и зелья лихова и кореньев не давати. А кого мне велит государь лечити своих государевых бояр и ближних людей, безо всякия хитрости, сколько могу уменьем своим пособити, а не по дружбе и для своего прибытка ни в каком лекарстве дурна никакого никому не чинити, и зелья лихова вместо доброва... и злова коренья и яду змиина и иных ядовитых зверей и гадов и птиц не примешати, а во всем делать вправду, без всякого зла...»
Поступая на службу к московскому царю, многие врачи переходили в православие, причем переход этот был отнюдь не бескорыстным, — он влек за собою много материальных и всяких иных благ.
Вообще материальное положение врачей, особенно иноземных, было в это время недурным. Буссов в конце XVI и начале XVII вв. писал:
«Врачам жилось далеко недурно. Господа доктора ежегодно получают следующее содержание: каждый имеет жалования 200 рублей, всякий месяц хлебную провизию, т. е. столько, сколько нужно для прокормления его особы, семейства и людей, 16 возов дров, 4 бочки меда, 4 бочки пива. Ежедневно около l,5 кварты водки. Всякий день сторону (бок) свиного сала. От всякого обеда царского подачки, три или четыре блюда, столько, сколько сильный человек с трудом поднять может на одном блюде. Всякий месяц 12 или 14 рублей деньгами, чтобы закупить на них свежую провизию». Сверх того, царь каждого наделил поместьем от 30 до 40 крестьян2.
Эта характеристика материального положения врачей относится к периоду царствования Бориса Годунова. Но и в позднейшее время оклады врачей-иноземцев оставались высокими. Так в «росписи» Аптекарского приказа, относящейся к 1632 г., приведены следующие оклады: «дохтур» Артемий Дий 250 руб., «дохтур» Валентин Билс — 200 руб., аптекарь Андрей Иванов — 70 руб., и т. д.
Кроме жалованья, врачи, да и все остальные «чины Аптекарского приказу» получали и так называемый «месячный корм» — деньгами и натурой. В общем доктора-иноземцы получали годового жалованья от 130 до 250 руб., в зависимости от стажа и квалификации; кроме того, им шел «месячный корм» — 30—60 руб. в месяц. Аптекари получали 42— 50—60 руб. годового жалованья и по 8—12—18 руб. «кормовых». Иноземные лекари (не доктора) — от 15 до 20 руб. годового жалованья и месячного корма «по 5 руб. по 27 алтын по 8 денег» или «по 4 рубля по 5 алтын по 3 деньги». «Алхимисты» (химики-лаборанты) — по 50—60 руб. годового жалования и по 5—8— 10 руб. кормовых. Русские лекари — 10 — 20 руб. годового жало-оанья, кормовых не получали. Полковые лекари — 24—60 руб. годового жалованья и по 2 — 3 руб. в месяц кормовых. Старшие лекарские ученики — 2—3 руб. годового жалованья, l,5—2 руб. в месяц кормовых. «Чепучинные мастера» (сифилидологи) — от 5 до 20 руб. годового жалованья и 3—4 руб. кормовых.
«Лекарского», «костоправного» и «чепучинного» дела ученики жалованья не получали, а лишь «поденный корм» по 1 алтыну в день.
Иноземные врачи, кроме жалованья и «кормовых» денег, получали еще и «единовременные пособия» на «дворовое строение». Пособия эти иногда бывали довольно значительными — от 30 до 150 руб.
При приезде, перемещении или отъезде докторов им предоставлялись за счет казны подводы «под лекарства, книги и рухлядишко». Например, доктору Артемию Дию дано было «от Архангельского городу до Москвы под рухлядь его 7 подвод. Еганусу Белово — 50 подвод» и т. п.
Следует указать, что доктора, аптекари и лекари были освобождены от взимания судебных пошлин: «с дохтуров и с аптекарей и с лекарей судных дел пошлин... не емлят».
***
Как видно, иноземным врачам в описываемое нами время материально жилось не плохо. Но кто они были, эти врачи? По словам Змеева, «это были казаки (гулячий люд-голудьба) Европы. Но не от «силушки» уходящие… а остатки, меньший люд, отбросы…». Они, по словам Соловьева, были «равнодушные, если не враждебные к судьбам страны, самого невысокого нравственного уровня»… «В лучшем случае, — пишет Змеев, — иноземный врач, приходя лишь добывать копейку, оставаясь безучастным зрителем событий, норовил, как можно быстрей, удрать домой».
Мы не знаем точно биографий иноземных врачей описываемого периода, но вряд ли все они заслуживали убийственной характеристики, данной им Змеевым. Во всяком случае, судя по дошедшим до нас сведениям (например, «скаска» дохтуров — «Виндилинус Сибилист с товарищи» — про воду, т. с. мочу, 1645 г.) видно, что врачи-иноземцы достаточно, по тому времени, конечно, медицински образованы.
Доктор Генрих Келлерман («Келдерман») знал латинский, греческий, славянский, французский, итальянский, английский, голландский и древнееврейский языки. Это видно из его письма (1686 г.) к князю В. В. Голицыну, в котором Келлерман, просясь опять на службу в Россию, предложил сделать более точный перевод библии на славянский язык. При этом Келлерман привел текст из библии на всех перечисленных нами языках.
Доктор Иоанн Белау («Белов») был профессором Дерптского университета. Иоанн Розенбург был автором многих медицинских трудов. Все доктора-иноземцы имели диплом лучших университетов того времени.
Отношение народа, да не только народа, но и большинства бояр и духовенства к врачам, особенно иноземцам, было отрицательным.
«Официальная медицина долгое время служила почти исключительно интересам царского двора и была чужда народной массе, вследствие чего отношение последней к медицине было вполне отрицательным»3.
Надо указать, что и сами-то цари не очень охотно лечились у «дохтуров», больше доверяя своим бабкам-знахаркам. По словам Змеева, «царь обыкновенно пробовал сначала, а царица с детьми всегда, лечиться домашними средствами».
Обязанностью придворных врачей было также прописывание состава мыла, духов, курений, «порохов» (порошков) для «государевой мыльни». Врачи обязаны были ездить «в поход за царем» и членами его семьи, сопровождать их на богомолье и т. п.
Что касается ранга докторов в чиновной иерархии, то прямых указаний на это нет, однако награды выдавались докторам по чину полковника, лекарям — по чину ротмистра.
***
Никаких твердых правовых норм, регулирующих отношения врачей к больным, к общественным учреждениям и т. п., тогда не существовало. Бесправным был весь народ, бесправными были и врачи.
Высшим учреждением, ведавшим всей медицинской частью в государстве, был Аптекарский приказ. Но этот приказ был, по выражению Змеева, «скорее придворная канцелярия, передававшая указы царя, чем учреждение, состоятельно управляющее специальною частью и блюдущее общественное здоровье». Аптекарский приказ ведал мелкими административными и хозяйственными делами. Прием и увольнение врачей и лекарей лишь санкционировались приказом. Утверждались же они либо самим царем, либо ближним его боярином.
Врачи (доктора и лекари) в своих чисто врачебных делах не считали себя крепко связанными с Аптекарским приказом, особенно доктора-иноземцы.
Выплата жалованья — деньгами или натурой — шла через Аптекарский приказ. Но и тут иной раз возникала путаница. Бывало так, что приказ выдавал деньги врачу или лекарю вперед, а тот уезжал или увольнялся. И начиналась приказная волокита — «с кого взыскать протори и убытки».
«Чины Аптекарского приказа», в том числе и врачи, судились этим приказом как по гражданским, так и по уголовным делам. Но это обычно касалось лишь русских лекарей. Врачи-иноземцы иногда направлялись для судебных дел в Иноземный приказ, который, в свою очередь, нередко направлял их обратно в Аптекарский приказ.
В общем, как указано выше, путаница и бюрократическая волокита были неописуемые. Врачу, особенно же русскому лекарю, крайне трудно было добиться защиты самых элементарных своих прав.
Материальное и правовое положение русских врачей-лекарей, особенно лекарских учеников, было значительно хуже, чем врачей-иноземцев. О жалованье мы уже говорили выше. Но и это, небольшое по сравнению с получаемым иноземными врачами, жалованье выдавалось со значительными перебоями и опозданиями. Так, в 1663 г. некий лекарь «Семка Ларионов бил челом, что в нынешнем во 7171 году4 пожаловал ты (следует титул)... меня, холопа твоего в Аптекарский приказ в лекари и с того числа мее... корму не дано, с женишкою и с детишками помираю голодною смертью».
Русские лекари были в то время полностью отданы на произвол Стрелецкого приказа, игравшего роль присутствия по делам рекрутского набора. Этот приказ мог в любое время по своему усмотрению призывать лекарей на действительную военную службу не в качестве лекарей, а как рядовых стрельцов.
Говоря о правовом и материальном положении врачей того времени, нельзя обойти молчанием вопрос о частной практике, о вольнопрактиковавших врачах. Судя по отношению народа, духовенства и бояр к врачам, вряд ли доходы от этой практики были велики. Но всё же такая практика существовала, причем плата за лечение давалась в виде «гостинца» или «могорца» натурой: платьем, съестными припасами и т. п. За хирургические операции платили не «могорцом», а деньгами: за операцию грыжи 40—50 руб., за операцию на пальцах 3—4 руб.
Сроки службы для врачей-иноземцев определялись договорам «на урочные годы». Так, в 1679 г. лекарь Генрих Бекер договорился на 9 лет службы, «а по исхождении урочных лет он освобожден будет с животами своими».
Срок службы для русских лекарей был неограничен: служили до смерти или до «увечья», т. е. до полной инвалидности. Впрочем, иногда врачи-иноземцы увольнялись и до окончания срока службы — в случаях сомнения в их квалификации. Например, был уволен со службы аптекарь Филипп Бриот, «потому что аптекари жильной не отворяют, отворяют жилы лекари, а будет в лекарях служити не похочет и ему служити службу или ехать в свою землю».
Рассматривая эволюцию русской медицины в описываемый период, можно прийти к следующим выводам.
До XVII в. на Русь приезжали из-за границы врачи-одиночки, никакого влияния на эту эволюцию не имевшие. Лишь с XVII в., когда число врачей в Московском государстве увеличилось, можно отметить кое-какие зачатки русской государственной (а но только «осударевой») медицины. Появляются и русские лекари и даже своя лекарская школа. В Москве к половине XVII в. имелись уже две аптеки. Но всё же медицинская корпорация Московского государства была еще очень бедна и малочисленна. По свидетельству Котошихина5, в Москве при царе Алексее Михайловиче насчитывалось «докторов и лекарей с 30 человек». И все же допетровские иноземные «дохтура» и наши русские лекари и лекарские ученики, все эти «Андрейки», «Федотки», «Микулашки», «Ивашки», которых и «били и увечили» и «лаяли неподобною лаею», вносили светлые лучи науки и культуры в темное царство допетровской Руси.
Эти предтечи русской медицинской науки заслуживают того, чтобы мы вспомнили о них, об условиях их жизни и труда, теперь, в советской стране, где научная медицина достигла высочайших степеней развития и где врачебный труд из «тягла» превратился в дело чести, славы, доблести и геройства.
Комментарии к статье
1 Профессор Института медицины при Московском университете (90-е годы XIX в.)
2 Сказание иностранных писателей о России, т. I, СПб, 1851.
3 М. Ю. Лахтин. Этюды по истории медицины (1902).
4 7171 г. по старому лето исчислению, т. е. 1663 г. по современному летоисчислению.
5 Писатель XVII в. В XVII в.— подъячий Посольского приказа, в 1664 г. бежал из России. Написал книгу «О России в царствование Алексея Михайловича».
