— Максим Анисимович, вправе ли мы говорить о том, что сфера употребления мата сейчас уже не так строго ограничена, как раньше?
— Тема мата делит любую аудиторию, где мне приходится выступать, как, впрочем, и всё наше общество, на две части — на тех, кто рад употреблению мата (это для них равносильно ощущению свободы), и тех, кто по-прежнему относится к этой лексике крайне негативно. Понятно, что мат столетиями использовался в русском языке, но всё-таки существовали довольно жёсткие «заборы»: в публичной речи мат был категорически невозможен, в городской образованной среде он использовался с большими ограничениями, и, конечно, общение взрослых с детьми исключало обсценную лексику... А потом мат вырвался из своего «загончика». Часть общества восприняла свободу как отказ от всех правил, в том числе от правил-запретов, и мат стали использовать там, где он раньше был запрещён. В частности, мат появился в газетах, как художественный приём стал активно использоваться в театре — к примеру, в знаменитом спектакле Василия Сигарева «Пластилин». Кино, а потом и телевидение тоже допустили употребление мата. Приходится признать, что 90-е годы стали в этом смысле временем перелома.
