Впрочем, и в повседневном языке уменьшительные формы не всегда уменьшительно-ласкательные, эмоциональные. Иногда это полностью нейтральные слова, уточняющие, о каком классе предметов идёт речь. Они могут служить и наименованиями товаров. Диванчик кухонный не то же, что диван в гостиной, в косметичку кладут зеркальце, а не зеркало, изменения в статусе работника записывают в трудовую книжку, а не в книгу, аптечка — не то же, что аптека. Лопата — одно, лопатка для торта — другое, лопаточка для косметического средства — третье. Как видим, даже нанизывание нескольких уменьшительных суффиксов может использоваться не в экспрессивных целях, а точности ради.
Так вот, во времена, предшествовавшие возникновению отечественной науки и её терминологии, диминутивы для называния каких-то хозяйственно-бытовых реалий использовались, похоже, ещё чаще, чем сейчас. Вот, скажем, триада кляп — кляпыш — кляпышек. В современном языке от неё сохранился только первый компонент, причём только в одном узком значении. А в XVII веке кляп — это деревянный или железный клинышек, например на конце каната, который можно продеть в петлю и закрепить канат на чём-то. Кляпыш — небольшой деревянный клинышек для запирания двери, вращающийся на гвозде (и сейчас в деревнях можно встретить такой запор). А кляпышек — совсем маленькая металлическая палочка, которая использовалась вместо пуговицы или в застёжке цепочки.
И такого много. Пугы, пугва — шарообразное украшение, пуговица — примерно то же, что сейчас, пуговка — небольшая пуговица. Сковорода и сковородка сейчас — практически одно и то же, а в начале XVIII века этими словами называли разные типы утвари: «Сковороды, сковородки, щети, клинья железные для роскалыванья дров, кочерги и иные инструменты, для варения мяса» (Устав о воисках морских, и о их арсеналах. Людовика Четвёртого надесять короля французского и наварскаго // Перевёл с фр. К. Зотов. — СПб., 1715).
Поэтому для переводчиков научных текстов на русский язык, а затем и для отечественных учёных было естественно называть, например, какие-то мельчайшие объекты — предполагаемые или реально обнаруженные — именно с помощью уменьшительных образований. Это диктовалось самим языком, на котором они говорили. Ломоносов, рассуждая о форме атомов, гипотетических тогда минимальных материальных тел, прибегает к диминутиву второй ступени от слова «шар»: «…воздушным неразделимым атомам никакая фигура не может быть толь пристойна, как сферическая шероховатая, то есть что воздух состоит из неразделимых твёрдых шероховатых шаричков» (М. В. Ломоносов. Рассуждение о упругости воздуха, которое предлагает Михайло Ломоносов. 1749 год, авторский перевод с латинского оригинала*). Отмечу, что в латинском оригинале нет никакого диминутива. В другой работе, в «Слове о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих, предложенном от Михайла Ломоносова» (1753) он вновь использует термин шаричек: «Странно, может быть, покажется, что толь маленькими шаричками толь ужасная сила производится…» (Ломоносов М. В. Избранные философские произведения. — М.: Госполитиздат, 1950. С. 216—233).
Обозначение отличающихся, хотя чем-то и похожих объектов с помощью диминутивов было в то время не просто популярно в повседневном языке, но в какой-то степени уже применялось в терминологии, точнее, в номенклатуре растений и животных, пусть донаучной, ставшей затем частью научной. «Трава имя ей рябинка» — это не то, что дерево рябина, но напоминает её листьями. (Думается, что в этом тексте почти наверняка речь идёт о пижме, ведь народные названия этого растения — рябинка, полевая рябинка, дикая рябинка.) В подобных случаях диминутивное название — одновременно и метафорическое (перенос по сходству).
Неудивительно, что первые русские ботаники, изучая строение цветка, видели в нём что-то вроде маленьких кольев, воткнутых в ложе, словно в землю — тычинки, то есть маленькие тычины. Тычина — от глагола «тыкать», это палка, воткнутая в землю, вокруг которой, например, обвивается плетень. А верхняя часть пестика с её изогнутыми гребнями, видимо, напомнила в миниатюре инструмент для резьбы, носивший в старорусском языке название «рыльце» (то бишь «маленькое рыло» — в значении «кирка, мотыга»). Сам же цветок образуется как бы крошечными лоскутиками: лепест — лоскут сукна, тафты и пр.
Конечно, есть ещё один источник уменьшительности — заимствование из иноязычного названия. Некоторые научные термины представляют собой кальки латинских слов, и иногда сами оригиналы тоже представляют собой диминутивы. Например, венчик (цветка) — довольно вольная калька соответствующего латинского термина corolla — «коронка». Кстати, в ботанических текстах XVIII века употреблялась именно эта калька: «Цвет желтоват, а растёт коронкою в округлой кучке» (Словарь натуральной истории Леклерка де Монлино, переведённый с фр. яз. Василием Левшиным. — М.: 1788).
В результате сегодня ботаническая терминология — царство диминутивов, в частности, названия частей растения: цветок (устаревшее в этом значении цвет сохранилось во множественном числе: цветы, а также в идиомах: «как маков цвет»), лепесток, тычинки, пестик (буквально — «маленький пест», то есть орудие для растирания), венчик, пыльца (буквально — маленькая пыль) и так далее.
Но это только дошедшие до нашего времени слова! Были и другие. Для одних и тех же объектов подбирались разные метафоры. Например, тычинки именовались ещё и гвоздиками, гвоздками, гвоздочками и тычками. Пестик — булавочкой, женкой, женочкой. Булавочка — то есть маленькая-маленькая булава, из-за формы пестика с головкой, женочка — из-за роли этого органа в оплодотворении.
А вот про тело гриба: «Мешечик, сумочка, колбаска, покрывало верхнее у грибов» (Максимович-Амбодик Н. М. Словарь ботанический, содержащий наименования растений и их частей. — СПб.: 1795). Зародышек — ещё один не прижившийся термин XVIII века: «Семя есть плод, или зародышек растения, одетой кожицею» (Рассуждения двух индийцев Калана и Ибрагима о человеческом познании соч. Я. Козельским. — СПб.: 1788). «Лебеда садовая всякую ночь верхние листы по два вместе складывает и между ими хранит младой зародышик» (О земледелии. Писано Иваном Комовым. — М.: 1788).
«Отцы» ботанической терминологии стремились использовать все возможности уменьшительности, включая нанизывание суффиксов для передачи разных градаций маленького размера растительных объектов. Гвоздок — гвоздочек. Головка — головочка. «Как головки семянныя зажелтеют, выдергивают оныя <лен> с корнем» (Словарь натуральной истории. Леклерка де Монлино, переведённый с фр. яз. Василием Левшиным. — М.: 1788). «Это плод звездообразной, состоящий из 6, 7, и больше головочек семянных» (Словарь коммерческий, содержащий познание о товарах всех стран…, перевод того же Василия Левшина. — М.: 1787—1792).
Похожим образом получали свои обозначения объекты малого размера, изучавшиеся медиками, физиологами и т. д. В «Анатомико-физиологическом словаре» Нестора Максимовича-Амбодика (СПб., 1783) фигурируют кожные мешечки, пузырьки, скважинки, закожныя железки. В среднем ухе появились стремечко, молоточек и наковаленка (сейчас эта последняя косточка называется «наковальней»). В сердце — желудочек. Возбудители болезней стали называться палочками — кишечной, дизентерийной, тифозной и т. д. Палочками же, а также колбочками назвали зрительные рецепторные клетки. Ну и так далее.
Холмик, долька, корешок, пузырьки… Все эти слова являются частью составных физиологических терминов, точно так же, как и уменьшительные суффиксы в анатомии, появившиеся ещё в донаучный период, например, крестец, буквально — маленький крест, сравните в прямом значении: «А запечатал язъ игумен сю грамоту своею печатью крестцемъ…» (Акты, относящиеся до юридического быта древней России. Изд. Археограф. комис. под ред. Н. Калачова. Т. II. — СПб.: 1857. ХIII—XVII вв. С. 338. 1461 г.).
***
Итак, русские научные диминутивы имеют разное происхождение. Это и донаучные термины, в частности, уменьшительные названия растений и животных. И кальки-переводы из других европейских языков, прежде всего латинского — языка науки (так, частица — буквальный перевод с латинского слова «корпускула»). И использование диминутивов в качестве метафор, что провоцировалось самым ранним научным стилем, благосклонным к образности больше, чем современный.
Сейчас мы практически не ощущаем уменьшительности в словах типа пестик или частица. Но никуда не девшиеся суффиксы позволяют восстановить процесс образования этих терминов, понять логику мысли учёного-естественника или научного переводчика той эпохи, когда отечественная наука только начиналась.
Комментарии к статье
* Ломоносов М. В. Tentamen theoriae de vi aeris elastica auct. M. Lomonosow — Рассуждение о упругости воздуха, которое предлагает Михайло Ломоносов / Пер. М. В. Ломоносова // Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений / АН СССР. — М.—Л.: 1950—1983. Т. 2: Труды по физике и химии, 1747—1752 гг. — М.—Л.: АН СССР, 1951. — С. 141—143.
