Рис. Н. Афанасьевой.
...Париж, июль 1885 года. В лаборатории Пастера идет борьба за жизнь девятилетнего Жозефа Мейстера. Ребенку угрожает мучительная смерть от болезни, которой люди в суеверном страхе перед ней дали двадцать три названия бешенство, водобоязнь, гидрофобия...
Так началась новая, волнующая и полная драматизма глава в истории медицины.
Пастер побеждает яд бешенства. Его метод поддерживают русские ученые Мечников, Гамалея, Склифосовский и другие. Вся мировая наука признает открытие Пастера. И вот возникает представление о том, что проблема окончательно решена и делать здесь ученым больше нечего. Ложное представление! Ведь у науки нет и не может быть «конечных станций», процесс ее проникновения в природу бесконечен.
Перелистаем еще одну страницу летописи.
...Вторая мировая война. В Европе, на пепелищах сожженных войною сел и деревень, возникает самая большая в современной истории эпизоотия бешенства. В Москве, в одном из переулков Земляного вала, в одноэтажном доме с башенкой посередине, по воле архитектора похожем на распластанную птицу, ученые борются с вирусом бешенства.
Они знают пастеровские прививки не вполне безопасны и не всегда защищают от болезни. Нужны новые средства, нужно пойти дальше Пастера! Группа исследователей во главе с молодым ученым Мидатом Абдурахмановичем Селимовым и заслуженным врачом республики Еленой Васильевной Семеновой делают новый шаг вперед. Создается препарат, представляющий собой концентрат защитных антител - антирабический гаммаглобулин. Новый препарат проходит труднейшие испытания в битве с вирусом бешенства и получает мировое признание.
Эту историю рассказал в своем очерке «Битва в Миорах» Александр Лин.
Ниже мы помещаем отрывки из очерка, который целиком будет опубликован в сборнике «Пути в незнаемое», выходящем в издательстве «Советский писатель».
КОНЕЧНЫЕ результаты опытов, внутренний механизм которых до сих пор не ясен, позволили медицине создать эффективную службу профилактики инфекционных болезной. Возникла наука иммунитета. Она создавалась в ту пору, когда все медики и биологи были помешаны на микробах. Но уже в 1892 году профессор ботаники Дмитрий Иосифович Ивановский обнаруживает, что в природе есть еще какие-то организмы, размером в миллионные доли миллиметра и проникающие сквозь фильтры, набитые разными сортами глины, инфузорной землей и асбестом.
Новые существа можно было бы принять за молекулы жизни, если бы не свойства, которые делали их посланцами смерти. Впоследствии ученые назвали их вирусами - ядами.
Вирус бешенства занимает особое место в этом сообществе убийц. Он разрушает нервные центры. Мозг как бы раздваивается. Одна его часть безумствует, возвращая человека к истокам звериного существования и осыпая градом галлюцинаций.
- Уйдите! - говорит больной врачам и санитарам. - Уходите все и сию же секунду, я перестаю отвечать за свои поступки!
Он остается один. На губах выступает пена. Откуда-то берутся непомерные силы. Он способен разбить в щепки стол, сломать железную койку и нередко отрывает от стен батареи парового отопления. Вдруг ему слышится грохот водопада. Томимый жаждой, он тянется к несуществующей воде и падает, корчась в судорогах. А тут налетают ураганные ветры и душат, сжимая горло все нарастающими спазмами.
И где-то здесь же, рядом, живет комок неугасшего сознания. Он знает, что нет ни бурь, ни водопадов. Все это обман. Но он не в силах предотвратить нового обмана, новых галлюцинаций и новых мук. Он лишь предупреждает они близки, подходят, сейчас наступят...
В комнате, ставшей теперь рабочим кабинетом Селимова, это происходило 1 379 раз. Больше половины несчастных (66,3 процента!) успели получить полный курс предохранительных прививок, но механизм иммунитета не сработал, опоздал.
В чем же тут дело? Механизм иммунитета не раскрыт. Ученые спорят и ищут новые доказательства для своих теорий. Вот грубая схема того, что, вероятно, происходит в организме человека, когда в него попадает вирус бешенства.
Вирус сразу же устремляется к нервным клеткам. В крови его нет или почти нет. Однажды Ру и Шамберлен поставили опыт с переливанием крови от бешеной собаки к здоровой, пытаясь таким способом передать болезнь. Но переливание крови не вызвало заражения.
Зарегистрировано несколько случаев, когда заболевшие гидрофобией беременные женщины рожали здоровых детей. Наконец был поставлен очень тонкий эксперимент. Ученые срастили парами (по кровеносным сосудам) тридцать шесть крыс. Кровь циркулировала через два сердца, скапливалась в двух селезенках и омывала две печени. Обе крысы стали своеобразными сообщающимися сосудами, и когда в один из них ученые ввели синьку, она тут же перешла в другой, и вскоре крысы стали выделять голубую мочу. Но когда одну из крыс заразили вирусом бешенства, он не перешел в другую, а остался в первой и убил ее. Следовательно, кровь не играет существенной роли в перемещении вируса. Он идет своим путем, медленным и сложным.
Замечено, что инкубационный период болезни зависит от двух причин: от размеров и количества ран и их расположения. Расположение ран считается тем опаснее, чем они ближе к нервным центрам. Самую короткую инкубацию дает заражение в глаз. Затем следуют голова, лицо и мякиши пальцев рук. У детей скрытый период болезни короче, чем у взрослых, потому что все лицевые расстояния к нервным центрам короче, и вирусу нужно меньше времени, чтобы проникнуть в мозг. Это его конечная цель.
Путешествие вируса в мозг занимает не меньше семи дней. Таков самый короткий период скрытого развития бешенства у человека.
В это время организм мобилизует силы для своей защиты. Заранее ничего не припасено, но какие-то курьеры докладывают какому-то центру о присутствии врага, и поступает команда начать производство антител. Однако их возникает так мало, что они не могут приостановить развитие болезни.
Помощь пришла от Пастера. Ничего не зная о вирусах и антителах - они еще не были открыты, - Пастер спасает маленького Жозефа Мейстера и ставит в тупик всех ученых. Только теперь, спустя 75 лет, наука может (и то не до конца!) объяснить, что тогда произошло. • Пастер вызвал в организме Жозефа Мейстера усиленное производство антител. Вводя вакцины от‘ самых слабых по степени ядовитости и постепенно поднимаясь до живого вируса, он все время «разгонял» их производство. Защитные тела собирались в сыворотке крови на гамма и бета-глобулинах, то есть там, где вируса бешенства и в помине нет. Создавались два лагеря: лагерь вируса в нервной системе и лагерь антител в кровеносной системе. Обе системы существуют в организме раздельно, не сообщаясь друг с другом, и тут возникает один из самых каверзных вопросов где же встречаются вирус и антитело?
Во многих лабораториях у нас и за рубежом ведутся поиски места их встречи, и будущее покажет, насколько искусны и удачливы экспериментаторы, ведущие этот поиск. А пока что для победы над вирусом надо создать огромное количественное превосходство антител на всех участках кровеносной системы, до того, как он проникнет в нервные центры.
Пастер решил эту задачу, но... Французы говорят, что в одно «но» можно загнать весь Париж. У пастеровских прививок таких «но» по меньшей мере три. Начнем с того, что антитела появляются в крови человека лишь на десятый день после первых прививок вакцины и для создания их решающего превосходства над вирусом нужно около тридцати дней.
Второе «но» заключается в том, что все попытки ускорить процесс накапливания антител не достигают цели.
При тяжелых укусах в голову, лицо и последние фаланги пальцев рук пострадавшему ежедневно делается пять прививок вакцины, содержащей живой вирус.
«Но, - спрашивает всегда пытливый и немножко скептический ум ученого, - почему в организме при этом должно происходить только то, чего хочет и добивается лечащий врач?» Еще много лет назад, анализируя материалы русских пастеровских станций, исследователь Л. В. Де Жорж высказал весьма неутешительную мысль о том, что при тяжелых укусах интенсивные методы лечения лишь приближают катастрофу, сокращая примерно вдвое инкубационный период болезни.
Видимо, у естественных «фабрик антител» есть свои предел производственных возможностей, который нельзя перешагнуть, и, вероятно, здесь лежит причина того, что все попытки ученых «усовершенствовать» Пастера до сих пор не увенчались успехом.
Последнее «но» пастеровского метода: вирус не удается вырастить на искусственной питательной среде. Его выращивают в черепной коробке кролика, овцы или барана. Животное погибает от бешенства. Из трупа извлекают мозг, пораженный вирусом, и готовят вакцину. Вместе с вирусом вакцина всегда содержит мозговую ткань, которая сама по себе ядовита. Она-то и вызывает тяжелые поствакциональные параличи - болезнь, искусственно занесенную в организм.
Как выпутаться из всех этих противоречий? Простым и остроумным выходом было создание препарата, содержащего концентрат антител. Американские ученые сделали интересные шаги в этом направлении. Им удалось получить гипериммунные сыворотки. Но, словно испугавшись открывшейся возможности пойти дальше Пастера, американцы принялись шлифовать старые методы.
А идти дальше Пастера нужно! Концентрат антител, способных почти мгновенно создать иммунитет, вооружит медицину действенным средством в борьбе с бешенством и вплотную подведет радиологов к решению самой трудной задачи спасти человеку жизнь даже в том случае, когда вирус уже проник в мозг.
Профессор Валентин Дмитриевич Соловьев, возглавлявший в те годы отдел вирусов Института вакцин и сывороток имени И. И. Мечникова, нацелил внимание Селимова на гамма-глобулины.
- Выход надо искать здесь, - говорил он молодому исследователю.
Опыты начались в феврале 1955 года. В особой иммуноклинике, расположенной неподалеку от Москвы, двум лошадям под номерами 443 и 465 ввели первые дозы ослабленного вируса бешенства. Организм животных ответил на это рождением защитных антител. Но ученые продолжали вводить им все новые порции вируса, и вскоре животные превратились в своеобразные биологические реакторы, каждый из которых давал четыреста литров крови с таинственными антителами. Именно таинственными, потому что никто еще не может объяснить, что это такое.
Известно, что каждое антитело специфично. Это значит, что антитела, убивающие вирус бешенства, бессильны в борьбе с другими вирусами.
Известно, что антитела собираются в сыворотке крови. А что представляет собой эта сыворотка?
Первое и самое грубое определение сводится к тому, что это коллоидный раствор белков, различных по форме, размерам, строению и свойствам. Для начала ученые разделили их на две группы: альбумины и глобулины. Вскоре оказалось, что этого недостаточно, и тогда всем разновидностям глобулинов стали присваивать имена в порядке греческого алфавита. Так появились альфа-, бета-, гамма-глобулины. Но и этого было мало. Обнаружились альфа-1 и альфа-2 глобулины, и трудно сказать, когда и на чем это деление закончится.
Не все белки, составляющие сыворотку крови, в одинаковой мере обладают защитными свойствами. Я уже говорил, что большинство антител почему-то связано с гамма-глобулином. Возможно, сама белковая молекула крови как-то изменяется, приспосабливается к борьбе с вирусом, а можег быть, гамма-глобулины всего лишь переносчики антител. Так или иначе, но задача заключалась в том, чтобы эти тела поймать, извлечь и запереть в стеклянную ампулу. Решить ее должны химики, вернее, иммунохимики, представители новой отрасли науки, возникшей в одной из точек соприкосновения медицины и химии.
Я не стану описывать технологию получения и производства концентрата антител. Это завело бы нас в дебри химии белка, физики низких температур и электрофореза. Науке известно несколько способов фракционирования иммунных сывороток. Первый из них был открыт нашими соотечественниками В. Дзержиговским и С. Предтеченским еще в начале нынешнего века.
В 1955 году для получения концентрата антител были испробованы три способа разделения белков. Четырнадцать раз повторялись опыты. Меняя схемы, температурный режим и дозировки ингредиентов, химики добивались получения абсолютно чистого препарата с высоким титром антител. В это время Селимов заражал заведомо смертельной дозой вируса бешенства целые стада морских свинок, белых мышей, сирийских хомяков и проверял на них защитную силу различных фракций...
***
Саша распахнула двери и крикнула с порога:
- Болтуций поранил руку!
- Ах ты, господи! - всполошилась Елена Васильевна. - Как это его угораздило? Сколько же с ними забот!..
Забот действительно было много. Лаборатория быстро росла, пополнялась людьми, оборудованием. Молодые специалисты Болтуций, Кобринский, Клюева, лаборантки Зоя, Саша и Катя появились здесь почти одновременно, и никто из них еще не владел навыками работы с вирусом бешенства. Всех надо было учить, за всеми нужен был глаз. Пять минут назад, когда Болтуций шел в бокс вскрывать череп собаки, павшей от бешенства, Елена Васильевна говорила:
- Будьте осторожны. Смотрите, как бы не сорвалась пила...
Теперь он стоит на фоне стеклянной стены бокса, как на экране телевизора, - бледный, длинный и виновато ухмыляющийся.
- Заразились? - спрашивает еще издали Елена Васильевна.
- У-гу.
- Чего ж тут угукать! Идите, промойте руку мыльной водой да как следует. А вы, девочки, готовьте шприц.
Так начались испытания нового препарата на человеке. Опыты на животных показали, что антирабический гамма-глобулин может мгновенно создать пассивный иммунитет, сохраняющий свою защитную силу до двух недель. За это время ему удавалось либо полностью уничтожить вирус, или в три-четыре раза увеличить срок скрытого периода развития бешенства. Таким образом, в профилактике бешенства новый препарат становился защитой № 1. В зависимости от обстоятельств он мог либо полностью исключить пастеровские прививки, или создавать защиту во взаимодействии с вакциной.
Лаборатория стала всесоюзным научно-методическим центром профилактики бешенства. Теперь здесь решался широкий круг вопросов. Селимов разрабатывал инструктивные и методические указания к переходу лечебно-профилактической сети на новое антирабическое средство. Одновременно шло массовое производство антирабического гамма-глобулина. Уже не два, а два десятка продуцентов в подмосковной иммуноклинике вырабатывали чудодейственное сырье, из которого химики делали своеобразные «консервы» пассивного иммунитета. Но главные события были еще впереди.
В марте 1957 года, километрах в двухстах от Москвы, на редактора районной газеты напала бешеная собака. Пострадавший в очень тяжелом состоянии, с поврежденной лицевой костью, был доставлен в Москву. Судя по размерам заражения и месту проникновения вируса, бешенство могло наступить через две-три недели.
Вскоре произошел еще более трагический случай. В одном из пионерских лагерей Казахстана, после отбоя, когда детвора уже спала, на пороге комнаты старшего пионервожатого появился бешеный волк. В комнате находились двое взрослых и десятилетний мальчик. Все они получили исключительно тяжелые ранения в лицо и голову. Прошло еще немного времени, и в Москву доставили трех тяжело укушенных бешеным волком, на этот раз в Карагандинской области. Антирабический гамма-глобулин держал серьезные испытания. Все пострадавшие были спасены от бешенства. Однако для препарата это была лишь репетиция. Генеральная его проверка произошла осенью.
- Как сейчас помню, что было в октябре, - рассказывал мне впоследствии Леонид Гаврилович Болтуций. - Рабочий день давно кончился, но мы засиживаемся чуть не до ночи. Вдруг слышу голос Селимова. Мидат Абдурахманович зовет меня к себе. Ему только что позвонил дежурный по Министерству здравоохранения и сообщил, что в Белоруссии, в районе Миор, обнаружен крупный очаг заражения бешенством. Есть тяжело пострадавшие. Подробности пока неизвестны.
Мы тут же решили, что мне следует выехать на место происшествия. Вскоре я уже был на Внуковском аэродроме. Самолетов нет. Диспетчер разводит руками.
- Рад бы помочь, да не знаю как.
Тогда я кладу на его стол ампулы с гамма-глобулином и говорю:
- Видишь эту штуку? Она защищает от бешенства. Это новый препарат. Наш, советский. Во всем мире такого нет. Но если я опоздаю, люди погибнут...
Минут через сорок я уже сидел на каких-то ящиках в грузовом самолете. Ночью был в Минске, утром в Молодечно, а тут все дороги размыты осенней непогодой, ни проехать, ни пройти. Молодеченский обком партии дает мне машину высокой проходимости и людей, вооруженных топорами, лопатами, на случай, если мы застрянем. В Миоры я добрался только во второй половине дня. Часа два ушло на выяснение обстановки. После этого районный комитет партии созвал коммунистов. Решено было создать оперативный штаб и объявить район на особом положении. Вы извините, что я рассказываю так подробно...
- - Нет, рассказывайте, - прошу я.
- Утром у нас уже была прямая радиосвязь с Минском и Москвой. Я попросил Москву выслать мне еще гамма-глобулина, а с Минском договорился, что они пришлют опытного хирурга и оборудование полевой операционной. Теперь в распоряжении нашего штаба был отряд санитарной авиации и вездеходы. Всех пострадавших мы решили собрать в одно место и создать здесь, в Миорах, особый госпиталь...
...«Битва в Миорах», как впоследствии ее называли рабиологи, началась на исходе дня 5 октября 1957 года. Соблюдая законы врачебной тайны, главных действующих лиц этой трагедии я буду называть под вымышленными именами. Первым из них был шестидесятисемилетний колхозник с хутора Воронки Кузьма Ильич Петровский. Он увидел, как огромный, матерый волк набросился на корову, и пошел душить зверя голыми руками. Что было дальше, он не помнит. Его нашли на земле, лежащим без сознания. Волк содрал с него скальп. Лицо, шея и руки были покрыты ранами.
Тем временем волк бежал по хуторам в сторону Немана. Колхозница Марфа Анисова тоже не может рассказать, как это произошло. Она копала картошку. Волк напал на нее сзади, пробил череп, прокусил шею.
Еще через несколько минут бешеный зверь был уже на соседнем хуторе и набросился на Анну Доронькину. Женщина подняла крик. Прибежали люди. Волк бросил свою жертву и ушел в лес. Всю ночь он бежал в сторону Немана, описывая огромную дугу, и очутился на территории Глинского сельсовета.
Был девятый час утра. Лида Сколыш шла полем в сторону села, когда отчаянный крик заставил ее обернуться. Лида вспомнила, что у ближних кустов видела Зойку, девочку лет десяти, с соседнего хутора. Зойка еще поздоровалась с ней и что-то сказала, но Лида торопилась и но расслышала. А теперь Зойка кричала так, что холодела кровь. Лида побежала на крик и увидела Зойку, подмятую огромным волком. Девушка бросилась на зверя, но волк легко повалил ее на землю, покусал руки, лицо и ушел на хутора.
Фома Шепитовский вместе со своим сыном прилаживал ставни на зимнее время. Фома увидел отражение волка в оконном стекле и крикнул сыну, чтобы тот бежал за топором. Волк был уже рядом. Фома сунул руку в его пасть, схватил за язык, хотел удержать, но не смог. Волк подмял его, искусал, потом догнал мальчонку, сшиб на землю, укусил в лицо и ушел.
По всем хуторам прошла тревожная весть. Люди стали готовиться к встрече с хищником. На дороги выходили охотники с ружьями. Колхозники вооружались топорами, вилами. Ставили засады. Но волк исчез. Весь день о нем не было слышно.
Волк пробежал около ста километров и очутился там, где его совсем не ждали, на околице села Лемполь. Осенний день короток. А шел уже девятый час вечера, и в сумерках никто не заметил бешеного зверя. Он прошел через все село, оставив кровавые следы на руках и лице учительницы Марии Левандовской, колхозного бригадира Фомы Егорушкина, отпускника-краснофлотца Семкина и многих других. Село всполошилось, поднялось, но волк ушел. И снова люди вышли на дороги, поставили засаду.
Ждал зверя и Федор Тычина, вооруженный обломком железной кочерги. Волка он увидел утром, на рассвете. Зверь бежал по дороге легкой трусцой, низко наклонив голову. Федор вышел ему навстречу. Волк вскинул голову, увидел человека и прыгнул на него. Федор успел отскочить и ударить волка по хребту. В следующую секунду они уже оба катались по земле. У Федора были прокушены обе руки, поврежден череп, кровь заливала лицо, и, стоя на коленях, почти наугад, он что было силы ударил зверя обломком кочерги. Хрустнули кости, волк повалился на бок, затих. Федор хотел встать на ноги, но не смог. Тут подошли люди.
Забегая вперед, скажу, что пока Федор Тычина лежал в миорском госпитале, односельчане построили ему новый дом, обставили мебелью и всем необходимым. Новоселье справляли всем колхозом в день выхода Федора из больницы.
Немногим больше чем за 36 часов волк пробежал 150 километров! Двадцать пять человек получили ранения, из них девятнадцать были в тяжелом состоянии. Волк искусал также пятьдесят голов домашнего скота и неизвестное количество диких животных. Общий очаг заражения определялся в несколько сот квадратных километров.
Болтуций был уже на пути в Миоры, когда здесь полыхали последние вспышки этой трагедии. Размеры бедствия поразили и потрясли его. Обстановка требовала немедленных действий. По маршруту волка прошли медики и ветеринары. Жители были опрошены и осмотрены. Весь домашний скот со следами свежих ран направлялся в особый карантин, часть скота пришлось немедленно забить. Дворовые собаки были посажены на привязь, а бездомные подлежали немедленному уничтожению. Из Минска шло оборудование, материалы и все необходимое для черепных и пластических операций. Своеобразный госпиталь в Миорах удалось развернуть меньше чем за двое суток. В него свезли всех пострадавших. Население знало, что побывавших в зубах у бешеного волка редко удается спасти от гибели. Около больницы собрались родственники тяжело пострадавших.
Леонид Гаврилович не пустил их к больным. Он дал честное слово, что ни один из пострадавших не погибнет.
- Сам не знаю, как это у меня получилось, - вспоминал он. - Вышел я на крыльцо, передо мной толпа мужчины, женщины, дети. Люди плачут, становятся на колени, протягивают руки и что-то говорят. Слов не слышно, все заглушили рыдания... Я понимаю, что должен что-то сказать, и знаю простым словам не поверят. Подумают утешаю. И тогда я дал честное слово врача.
Леонид Гаврилович выдвинул ящик письменного стола. Он был полон писем.
- Это все оттуда, из Миор. Благодарят нас, медиков, за то, что сдержали слово.
После битвы в Миорах антирабический гамма-глобулин получил мировое признание. В первых числах декабря 1959 года в Женеве собралась сессия комитета экспертов по бешенству при Всемирной организации здравоохранения.
Эксперт Советского Союза Мидат Абдурахманович Селимов информировал зарубежных коллег о методах получения и практическом использовании антирабического гамма-глобулина.
- С тех пор, как этот препарат введен в медицинскую практику Советского Союза, - сказал он, - у нас не было ни одного смертельного случая даже при тяжелейших заражениях вирусом в результате нападений бешеных волков.
Комитет экспертов с удовлетворением отметил успехи Советского Союза в получении антирабического гамма-глобулина и принял решение, в котором говорится, что использование антирабической сыворотки в сочетании с вакциной является сегодня самым совершенным средством защиты от вируса бешенства.
Где-то, в каких-то тайных кладовых, за семью печатями от нас, природа хранит запасы вируса бешенства.
Возможно, что ему не чуждо состояние анабиоза. На холоде он сохраняется 775 дней. Может быть, он спит в тайге или тундре, скрытый до поры до времени в трупах им же убитых животных? Нельзя считать простой случайностью то странное обстоятельство, что на побережье Северного Ледовитого океана, от бухты Тикси до Берингова пролива, и на Камчатке среди диких и домашних животных из семейства собачьих периодически возникают эпизоотии своеобразной формы бешенства. Местные жители называют эти вспышки «дикованием», а ученые теряются в догадках об изменчивости свойств вируса под влиянием окружающей среды.
Кладовые бешенства надо искать не только в тайге и тундре.
В начале нынешнего века в Бразилии и Аргентине начался массовый падеж скота от быстро развивающегося паралича. Болезнь назвали Маль де Кадерас. Она неожиданно вспыхивала, захватывая большие районы пампы, перекидывалась на Антильские острова и снова возвращалась на материк.
Маль де Кадерас оказалась паралитической формой бешенства. Это удалось установить сравнительно легко. Зато почти десять лет шли поиски источника заражения. Виной всему были вампиры - кровососущие летучие мыши. Ночью, никем не замеченные, они бесшумно нападают на рогатый скот, заражая его вирусом бешенства.
Вампиры водятся только в странах западного полушария. В Европе и на азиатском континенте широко распространены насекомоядные летучие мыши, всевозможные ушаны, кожаны, нетопыри. Некоторые из них совершают миграции, как перелетные птицы, другие редко выходят за пределы своих гнездилищ. Зоологи насчитывают около восьмисот видов летучих мышей и относят их к разряду полезных насекомоядных.
До недавних пор все эти подробности интересовали лишь специалистов. Сейчас картина меняется. Первый тревожный сигнал пришел из Индии в 1954 году. Железнодорожный служащий подобрал на путях раненую летучую мышь. Она искусала ему руку в предплечье и у запястья. Спустя три месяца этот человек погиб от бешенства.
Эпизод неожиданный, и многие склонны были рассматривать его как казуистический случай. В природе всякое бывает. Описано бешенство воробья, слона, медведя, тигра, антилопы, ежа. Теперь к этому списку прибавилась летучая мышь.
Но прошло еще два года, и тревожные сигналы стали поступать из Югославии, затем из Турции и других стран. Установлено, что многие виды насекомоядных рукокрылых носят в себе вирус бешенства, подчас не проявляя никаких признаков заболевания, но заражая людей и животных. Северная граница ареала одного из видов этих вирусоносителей проходит от Балтийского побережья через Киров, Пермь и дальше на юго-восток к Алтаю, а южная - теряется где-то в жарких странах азиатского континента. И кто знает, может быть, здесь лежат корни народной молвы о фантастической Садяржице - крылатом вестнике смерти.
Зловещая тень Садяржицы скользит сегодня по землям четырех континентов. В Соединенных Штатах Америки на каждые десять тысяч жителей приходится четыре человека, укушенных бешеными или подозреваемыми в бешенстве животными, в ОАР - девять, в Турции - одиннадцать, в Мексике - четырнадцать, на Филиппинах - шестьдесят семь человек. Еще недавно за каждым из них стоял призрак смерти. Иммунитет мог опоздать. Теперь эта опасность устранена.
Тысячи незримых нитей тянутся в Москву, к дому, похожему на птицу. Много легенд окутывает этот дом. Одни из них забыты, умерли, другие еще живут. И есть такие, что только еще нарождаются. Уже идет молва о людях, что вырывают у природы ее тайны и творят чудеса во имя человека, для его счастья
