Вспоминаю свои этнографические экспедиции в места традиционного природопользования эвенов и коряков. На так называемые "рыбалки", расположенные на территории Быстринского района Камчатской области - в тайге, на удалении до 300 километров от райцентра - села Эссо. Свыше тысячи километров пройдено по тундре и лесным тропам на лошадях. Не раз попадал в экстраординарные ситуации... И все время задавал себе вопрос: почему все-таки чуть ли не 100 человек (10 процентов эвенского населения) обосновались в одиночку либо семьями вдали от благ цивилизации? Попутно пытался осмыслить, какая причина побудила эвенов перекочевать с материка на Камчатку, преодолев тысячи километров верхом на оленях?..
- А у тебя лошади есть?
- А ты горбушу ловишь?
Получив отрицательные ответы, четырехлетняя Любачан (уменьшительно-ласкательное эвенское имя) отвернулась и отошла от меня. Диалог состоялся в 1994 году в первой этнографической экспедиции - в стойбище на реке Ича, в 200 километрах от Эссо. Этот диалог не обескуражил меня, наоборот, приятно удивил. Подумалось тогда, что такая вот девчушка могла бы выдержать с родителями Великую кочевку эвенов с "материка" на Камчатку в 40-х годах XIX века. Памятен и другой разговор, спустя пять лет на "рыбалке", укромно спрятавшейся в лесу, в 250 километрах от Эссо. Молодая эвенка Вера Тылканова, мать троих детей, на мой гипотетический вопрос, согласится ли она оставить тайгу и навсегда переехать в село, ответила просто: "Я лесная женщина". Вере тогда был всего 21 год, и роды у себя она приняла в тайге собственноручно.
В книге этнографа Карла Дитмара "Поездки и пребывание на Камчатке в 1851-1855 годах" читаем: "2 марта 1852 года в Петропавловск прибыли в высшей степени замечательные гости. В первый раз сюда пришли ламуты. Ламуты - тунгусское племя, кочующее по западному берегу Охотского моря, приблизительно между Аяном и Ижигинском. Побуждаемые, вероятно, теснотою родного места, многие из них собрались всей семьей, пробрались через Пенжинский край, заселенный коряками, и заняли обширные безлюдные части Камчатки, главным образом, Срединный хребет и западный берег". Интересно, что эвены (ламуты) перекочевали на Камчатку не только с упомянутых территорий, но и с Колымы. Подтверждением этому является фамилия Колумский среди быстринских эвенов.
Позволю себе не согласиться с Карлом Дитмаром, что совершить Великую кочевку побудила ламутов "теснота родных мест". На тех огромнейших территориях, где в начале ХIХ века обитали предки быстринцев, их, эвенов, могло уместиться еще множество племен, а 72 первых переселенца никак не решили бы проблему гипотетической перенаселенности. Вероятнее всего, заложенный в менталитете ламутов Дух кочевника, неуемное желание найти лучшую жизнь, что ассоциировалось у них с поисками территорий для охоты на дикого зверя, для пушного промысла, оленеводства, и было решающим. На мой взгляд, немаловажную роль сыграло и другое свойство характера этого народа - отшельничество, стремление жить уединенно.
Кстати, это свойство характера предков сохранилось у эвенов и сейчас. Три года назад я прилетел с представителями Всемирного фонда дикой природы (WWF) и киногруппой телевидения CNN в одно из таежных стойбищ, в котором живет большая эвенская семья, состоящая из представителей трех поколений. Иностранные гости, узнав, что через речку в полукилометре проживают эвены другой семьи, попросили меня пригласить их для общения. Перебравшись в стойбище Улакагчан (Тополиное), передал знакомому старику просьбу гостей. На что Анатолий Гаврилович сказал спокойно: "Однако пойдем, Саша. Вот только не помню, сколько лет я не был там в гостях". Подчеркну, что эти две эвенские семьи жили не ругаясь.
Ну а про малонаселенную Камчатку ламуты могли проведать у русских землепроходцев. Допускаю даже мысль, что кто-то из предков ламутских переселенцев мог быть на службе у русских землепроходцев, которые могли использовать их в качестве своеобразного буфера между собой и юкагирами, чукчами, коряками при продвижении на северо-восточные земли.
Первым к проблеме этногенеза ламутов обратился участник Второй Камчатской экспедиции Витуса Беринга Я.&Линденау. В 1742 году в "Описании пеших тунгусов, или так называемых ламутов, в Охотске" этот исследователь подчеркивал: "Ламуты... без сомнения, происходят от оленных тунгусов... Это имя возникло в то время, когда у оленных тунгусов вымерли все олени, и они осели у моря, которое на их языке называется Лам". Ламское море - нынешнее Охотское.
В этнографических поездках я спрашивал пожилых эвенов, как они себя называют. Большинство отвечали: "Ороч, орочел" (что означает "оленный" - ед. и мн. число). Но иногда звучало название "ламут". В связи с этим вспоминается диалог с пожилой эвенкой П. Е. Тылкановой в тайге. Проделав долгий путь, я попросил теплой воды, чтобы постирать одежду. На мою просьбу бабушка Панна отреагировала шутливо: "Саша, ты не ламут что ли, бери котел и занимайся сам костром". Это можно было понять так: "Ты не свой, что ли?" Значит, в этом случае эвенка называла себя опосредованно - "ламуткой". Со слов старика-эвена А. Г. Коеркова с "рыбалки" Улакагчан, его родители не понимали новое свое название "эвены", которое появилось при проведении паспортизации аборигенов в 1930-х годах.
Каковы бы ни были исторические перипетии переселения эвенов на Камчатку, давайте вглядимся в сегодняшнее состояние быстринского "осколка" эвенского народа. Сами эвены, хорошо владеющие своим языком, называют себя "бэринел" - так же, как и откол оленей от табуна. Среди малочисленных народов Сибири и Дальнего Востока эвены занимают четвертую строчку после ненцев, эвенков и хантов, и численность их составляет более 17 тысяч. На Камчатке живет около 1,5 тысячи эвенов, в Быстринском районе - 851 эвен.
Быстринский район образован 12 августа 1926 года, когда Камчатский окрревком утвердил решение первого родового съезда орочел-ламутов об объединении в Быстринский ламутский туземный район. По данным переписи северных окраин, в 1926 году на территории района проживало 414 ламутов-орочел, 49 коряков, 7 якутов (вероятно, якутские эвены).
Первые русские в районе были учителями. Один из них, М. С. Антропов, единственный в 1928 году, по его словам, пришлый работник, писал, что вынужден был серьезно взяться и за медицинские книги, после того как стал свидетелем "операций": эвены при остром конъюнктивите применяли выскабливание глаза ножом или острым краем осоки... В экспедиции при встрече в тайге с 76-летним эвеном Е. Н. Колумским я узнал о причине его слепоты на один глаз: старик поехал в Петропавловск на операцию, и она оказалась неудачной. Что удивительно, таежник сказал, что уж лучше бы сам сделал "операцию", как раньше делали предки. Не оспаривая результатов проведенной операции в областной клинике, мне бы хотелось обратить внимание на веру эвенов старшего поколения в вековые традиции, что явственно прослеживается и в самом факте существования традиционных хозяйств - "рыбалок" вдалеке от райцентра Эссо и национального села Анавгай.
Что же такое "рыбалка"? Это комплекс немудреных строений. В цилиндрическо-конических юртах, покрытых брезентом, живут с весны по осень. Внутри юрты находится очаг-костер. Если много людей на "рыбалке", то ставятся палатки, в которые можно войти прямо из юрты. Встречаются оччены (шалаши), покрытые сухой травой. На каждой "рыбалке" есть избушка, обычно размером 3х7 метров, построенная из ветлы. Летом в избушку почти не заходят, ну а зимой в ней живут до восьми человек. В домиках для приготовления пищи используется железный камин, для сохранения тепла избушка может обкладываться дерном. Зимой таежники зачастую спят в кукулях (спальный мешок из оленьих шкур) - кто на самодельных деревянных кроватях-полатях, кто на полу. Матрасы могут набиваться оленьей шерстью. Электроосвещение от малогабаритных генераторов есть разве что на нескольких "рыбалках", на остальных используют керосиновые лампы и свечи. Как незыблемая традиция повсюду стоят юкольники для приготовления рыбы на зиму - себе и собакам и уданы - лабазы для хранения продуктов и домашних вещей. Бани имеются не везде. Для общения с внешним миром на некоторых "рыбалках" пользуются радиостанциями или радиоприемниками. Но и эти технические средства для эвенов - роскошь. А теперь давайте представим себя в таком стойбище, за сотни километров от населенных пунктов, откуда выезжают в село один-два раза в год за продуктами... Что, и за большие деньги нет желания там жить? Точно так же ответили два ковбоя из Мексики, гости Быстринского музея. А вот что сказала эвенка Е. Г. Адуканова: "Не могу я жить в Эссо, тянет в лес". Замечу, что многие взрослые дети и внуки Евдокии Григорьевны постоянно живут в тайге.
Помню, как я пытался в 1980-х годах переселить одинокого старика Афанасия Иннокентьевича Адуканова из насквозь продуваемой лесной избушки в Эссо. К счастью, быстро понял, что лес для него - родина.
Приведу несколько цифр. На сегодняшний день в Быстринском районе насчитывается более 30 "рыбалок". Постоянно проживают в лесу порядка 90 человек, в том числе 20 пенсионеров, 9 детей дошкольного возраста. Летом население "рыбалок" увеличивается на 20-30 человек за счет приезжающих детей.
Каковы же перспективы таежных поселений? Может, на это явление неотрадиционализма вообще не стоит обращать внимания, посчитав его за какой-то анахронизм? Вот только статистика должна настраивать на серьезное восприятие данного явления. За последние десять лет количество "рыбалок" удвоилось, в основном за счет молодежи. Возвращение аборигенов на исконные места проживания происходит на фоне неблагоприятных тенденций: за десять лет поголовье оленей сократилось с 18 до 5 тысяч, почти в пять раз снизилась занятость в оленеводстве и составляет сейчас всего 24 человека.
Другая негативная тенденция - рост безработицы среди северян. В Эссо из трудоспособного коренного населения третья часть - безработные. В Анавгае положение не лучше. В районе практически нет свободных рабочих мест. Скажите, чем заниматься эвенам и корякам в селах, на какие средства жить, кормить детей? Спросил как-то Л. Г. Тылканову, зачем она берет в тайгу малолетних внуков. Пожилая эвенка ответила: "Им в Эссо голодовать что ли?" Значит, кроме приобщения детей к эвенскому укладу жизни попутно решается проблема выживания. На "рыбалках" разрабатываются участки под картофель, капусту, кое-где построены уже и теплицы. А спасает таежников в первую очередь рыба. Я раньше не понимал, когда эвен говорил, что он вырос на рыбе. Все, оказывается, понятно и просто, если вспомнить русскую поговорку "Картошка - второй хлеб".
Во время этнографических экспедиций я понял смысл выражения "вырасти на рыбе". Вот вам "таежное меню" на летний день: утром - чай с ландориками (лепешками - при наличии муки), в обед - уха (отварная рыба с черемшой), чай с хлебом "вприкуску", чтобы не забыть его вкус. Вечером - то же самое, но уже зачастую без хлеба. Скажу откровенно - за несколько экспедиций я ни разу не был сыт вволю, хотя мне всегда давали добавку из ухи. Жесткая экономия объясняется малым количеством запасов продуктов, да и рыба усиленно заготавливается впрок на зиму. Кстати, ее используют всю, до единого грамма. Внутренности и кости идут на корм собакам, кое-где до сих пор заготавливается костная мука - ультэ. А в качестве лакомства употребляются свежие рыбьи головы и горб у горбуши.
Когда я рассказываю, что таежникам приходится прятать часть заготовленной сверх лимита рыбы, то мои собеседники не понимают, о каких лимитах идет речь - ведь рыба заготавливается только для выживания. Тогда привожу пример семьи Тоннэ с "рыбалки" Кетачан, когда за незначительный перелов рыбы, повторяю - для выживания, таежникам насчитали в 1994 году штраф в 26 миллионов 723 тысячи неденоминированных рублей. Этот штраф, как своего рода психологический дамоклов меч, висел над семьей семь лет. В рыболовных билетах "традиционников" ставятся даже граммы. К примеру, на реке Тыркачино норма вылова чавычи на семью во время моей последней экспедиции была 19 килограммов 200 граммов. На шутливый вопрос таежников, мол, как быть, если они поймают чавычу в 20 килограммов, невесело ответил: "Отрежьте 800 граммов и выкиньте обратно в речку, не то будете браконьерами..."
Несколько раз я обращался в администрацию Камчатской области, в областной Совет народных депутатов с просьбой решить подобные проблемы национальных традиционных хозяйств. После последней этносоциальной экспедиции 1999 года написал в эти инстанции, как помощник депутата Государственной думы, докладную записку, много раз напоминал о необходимости решения вопроса "рыбалок", искренне надеясь на понимание. Исходя из статьи 8 Закона Камчатской области "О территориально-хозяйственных общностях коренных малочисленных народов Севера в Камчатской области", просил властные структуры узаконить выделение лимитов на вылов рыбы лососевых пород для жителей традиционных хозяйств в пределах веками устоявшихся норм потребления. По данным моего анкетирования, среднее потребление рыбы на одного человека - 223 килограмма. На вопрос анкеты "Что для вас является основной пищей?" все таежные жители, кроме одной корякской семьи, ответили: "Рыба". В ходе анкетирования все таежники просили выделить норму и для собак - "без них в лесу худо".
Жизнь в тайге немыслима и опасна без охотничьих и нартовых собак. Образно говоря, они необходимы таежникам, как огонь в очаге. Не считая трех летних месяцев, каждой собаке нужно минимум 500 килограммов рыбы. Что мы имеем сегодня? На основе прогнозов Тихоокеанского научно-исследовательского рыбохозяйственного центра жители национальных стойбищ получили в этом году лимиты от 50 до 70 килограммов на человека (в зависимости от рек, на которых они проживают). Сейчас все они могут считаться браконьерами, потому как таёжники, естественно , поймали рыбы сверх лимитов. Ведь по этим нормам через два месяца после путины можно, как говорится, положить зубы на полку и готовиться к отправлению в мир иной. Трудно, конечно, представить себе, однако зачастую весной у отшельников, кроме рыбы, никаких продуктов - ни муки, ни чая, ни сахара, ни круп - нет. Как же тогда им жить без рыбы?! Последние восемь лет, как мог, старался помочь эвенам, которые, как когда-то их предки, ушли искать защиты и спасения у природы. По нескольким проектам снабжал пожилых эвенов медикаментами, помог построить таежную избушку для эвенской семьи, меховую юрту - для одинокой эвенки, с помощью Всемирного фонда дикой природы и Дирекции камчатских природных парков снабдил основные "рыбалки" радиостанциями. Но, мне кажется, не менее важно понять, что движет этими людьми. Оно, это понимание, приходит, и я стараюсь поделиться им со всеми, кто неравнодушен к судьбам коренных народов Камчатки.
*
До встречи с эвенами Камчатки я был не то чтобы ярым атеистом, а, скажем так, материалистом. Суеверие эвенов, особенно пожилых, потрясло меня. Кстати, на это обращали внимание этнографы прошлых столетий. Эвенские поверья часто сбываются, и я постепенно начал в них верить, хотя иногда и сомневался. Один случай окончательно развеял мои сомнения.
18 августа 1994 года я с эвеном-проводником и его дочкой приехал в таежное стойбище, что в 300 километров от Эссо. Приветливо встретили нас хозяева, пожилые эвены Андрей Алексеевич Прончев и Марина Николаевна Ичанга. Первое, что я услышал от них, очень удивило меня: "А мы вас ждем". Как они узнали о нашем возможном прибытии, ведь в стойбище нет никаких средств связи? Оказывается, очень просто - уголек показал.
Я и раньше видел, как эвены угадывали будущих гостей посредством уголька в костре. "Мистика какая-то..." - такая мысль преследовала меня в подобных случаях. А то, что я увидел и услышал от бабушки Марины, вообще перевернуло мои понятия о материализме.
Представьте себе следующую картину. Глубокая ночь, костер в юрте вот-вот угаснет, неудержимо тянет ко сну, и, как бы уже в забытьи, слышу бабушкины слова: "Ира (так зовут дочь проводника. - Прим. авт.), покорми гостя и аккуратно уложи спать". Ира недоуменно говорит бабушке Марине, какие, мол, гости? На дворе ночь, нет никаких гостей. В ответ бабушка показывает на стоящий в догорающем костре уголек и говорит девочке: "Возьми из костра пепел, посыпь сверху на уголек и скажи гостю, что мы тебя кормим. Уже поздно - спи там, где ты находишься, а завтра тебя будем встречать".
Когда эвенская девочка все сделала согласно бабушкиным наставлениям, Марина Николаевна добавила: "А теперь, Ира, аккуратно уложи гостя спать". У меня при этих словах ушки, как говорится, на макушке: "Почему, Марина Николаевна, нужно аккуратно уложить уголек?" На что бабушка ответила: "Нельзя, Саша, ронять стоящий уголек, гостю причинишь вред. Он даже умереть может".
И бабушка рассказала нам, что случилось в пору ее молодости в эвенском селе Лаучан (сейчас этого села нет). Молодежь сидела вокруг костра, и одна старая эвенка попросила покормить гостя (то есть уголек), уложить его спать. Вместо этого уголек ударили палкой, и он разрушился. На следующий день гость (молодой парень) приехал. Молодежь веселилась, радовалась, все танцевали в честь гостя. Вскоре он сильно заболел, слег и через несколько дней умер. Когда его раздели, увидели, что вся спина была черной...
- А как насчет вашего гостя? - наверняка спросит читатель.
На следующий день у нас в стойбище было много работы: этнографические видеосъемки, закладывание "кислой ямы" с рыбой для собак. Солнце уже клонилось к закату, когда я в разговоре с проводником выразил сомнение насчет уголька-гостя. И случится же такое: при этих словах послышался звенящий звук колокольчиков. Приехали на лошадях гости. Здравствуйте, однако!
Фото автора.
