Ритуальные убийства усложняют жизнь

Человеческие жертвоприношения помогали народам Австронезии строить более сложные общества.

Хотя запрет на убийство – одна из самых старых и самых общих социальных норм, в древних обществах ритуальное умерщвление людей было вовсе не редкостью. Часто его совершали ради религиозных целей: человеческое жертвоприношение должно было умилостивить какого-нибудь бога, духа и т. д. (самая известная из таких практик – ритуальные жертвы, которые индейцы-ацтеки приносили солнцу, чтобы оно продолжало идти по небу). Конечно, во многих случаях в жертву приносили рабов, однако всё равно это было убийство в мирное время, и при том вполне законное.

Был ли в подобных кровавых ритуалах какой-то другой смысл, кроме того, чтобы доставить удовольствие сверхъестественным силам? По одной из гипотез, человеческие жертвы укрепляли структуру общества: право на такое убийство принадлежало жрецам и вождям, стоящим на вершине социальной иерархии, и ритуал нужен был для того, чтобы лишний раз подтвердить существование «вертикали власти». Гипотеза эта, будучи интуитивно вполне понятной, долгое время существовала без каких-либо специальных проверок и подтверждений – пока ею не занялись Джозеф Уоттс (Joseph Watts) и его коллеги из Оклендского университета. Они сопоставили верования и общественное устройство у аборигенов, живущих на островах Тихого океана, Индонезийском архипелаге и др., (то есть среди тех, кто относится к австронезийским народам). Местные племена сохраняли традиционный уклад до появления колонизаторов, которые пришли к ним на рубеже XIX-XX вв., однако благодаря старым этнографическим исследованиям можно было узнать, как австронезийцы жили до знакомства с заморскими мореплавателями и мировыми религиями.

Сложность общества проявляется в его стратификации, расслоении; общественные слои могут отличаться друг от друга по самым разным признакам, в том числе и отношениями подчинения – кто-то отдаёт приказы, кто-то их выполняет. В статье в Nature авторы пишут, что ритуальные убийства пользовались наименьшей «популярностью» среди наименее стратифицированных обществ (то есть, грубо говоря, среди обществ с наименее сложной структурой): только 25% из них практиковали человеческие жертвоприношения. Среди умеренно стратифицированных племён процент ритуальных убийств поднимался до 37%, а среди обществ с явной иерархической структурой людей приносили в жертву в 67%. (На всякий случай подчеркнём, что проценты в данном случае описывают долю сообществ того или иного типа, а не вероятность жертвоприношений в каждом отдельном племени.)

Связь между структурированностью социума и человеческими жертвами, по-видимому, есть не просто совпадение: стратификация общества может со временем усиливаться или ослабевать, однако, как подчёркивают авторы работы, там, где практиковали ритуальные убийства, откат в менее стратифицированное состояние происходил реже. Иными словами, человеческие жертвы поддерживали общественную иерархию. Более того, расслоение общества происходило с большей вероятностью в тех случаях, если в нём уже практиковали подобные ритуалы.

Авторы исследования говорят о «тёмной стороне религии» – по крайней мере, в том её виде, в каком она существовала в традиционных австронезийских культурах. Напрашивается вывод, что при расслоении общества некоторые его члены просто использовали религиозные ритуалы для укрепления и поддержания собственной власти, и что это неизбежная закономерность общественного развития. Однако, например, Йозеф Хенрих (Joseph Henrich), специалист по эволюционной антропологии в Гарвардском университете, сомневается в безоговорочности такого заключения. По его словам, и ритуалы, и общественное устройство могли распространяться в результате культурного обмена: например, одно племя пошло войной на другое и принесло на новую землю свои обычаи, или же просто кто-то подсмотрел, как живут соседи, и решил, что и у нас должно быть так же. Но возможность «горизонтального культурного переноса» в описанной работе никак не учитывается.

С другой стороны, Майкл Винкельман (Michael Winkelman), антрополог из Университета штата Аризона, говорит о том, что даже в Австронезии жертвоприношения вряд ли выполняли только из чисто религиозных соображений и что у «разрешённого убийства» могли быть и другие основания. Например, так могли заодно наказывать нарушителей каких-то табу, или же это нужно было для того, чтобы запугать низшие слои общества – или, наоборот, элиту. Конечно, тут тоже происходит «укрепление общественного порядка», однако вряд ли можно говорить о сугубо религиозной окраске ритуала и о жёсткой причинно-следственной связи между ритуалом и последующей общественной стратификацией. Здесь, правда, сразу напрашивается аналогия с современной смертной казнью, но развивать её мы не будем, тем более что те, кого в приносили в жертву по религиозным соображениям, после смерти часто пользовались большим почётом: их обожествляли, части их тел становились священными артефактами, что в отношении преступников совсем не характерно.