Мозг работает с искусственными языками, как с естественными
Нейронные центры, обрабатывающие русский и английский языки, схожим образом реагируют и на клингонский с валирийским – но при этом игнорируют языки программирования.
Для языка и речи в мозге есть специальные зоны, и эти зоны достаточно хорошо изучены. Но языков на свете много, и они очень разные. Есть ли отличия в том, как человеческий мозг работает с разными языками? Несколько лет назад сотрудники Массачусетского технологического института поставили эксперимент, в котором участвовали люди, владеющие сорока пятью языками из двенадцати языковых семейств. Им давали послушать один и тот же текст, переведённый на их язык, одновременно наблюдая за активностью мозга с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ).
Оказалось, что с любыми языками мозг использует один и тот же набор нейронных центров, и эти центры работают достаточно специфично – реагируют только на осмысленную речь, и в других умственных занятиях участия не принимают (то есть, например, настоящая языковая зона не помогает ориентироваться на местности). И работают языковые зоны тоже одинаково, вне зависимости от языка – то есть, например, если две зоны одновременно активируются, чтобы обработать фразу на английском, то так же одновременно они будут активироваться и для других языков. Иными словами, общая архитектура языковых центров в мозге одна и та же для разных языков.
В новой статье, которую те же исследователи опубликовали в PNAS, описан похожий эксперимент, но только с языками искусственными. Искусственные языки в данном случае – это те, которые сконструированы под определённую задачу. Например, изобретатель эсперанто Лазарь Заменгоф имел в виду создать язык международного общения, который был бы достаточно лёгким и не ассоциировался бы ни с каким государством, страной или нацией. А, например, клингонский язык из сериала «Звёздный путь» понадобился для художественных целей: нужно было, чтобы раса клингонов не просто несла тарабарщину в кадре, а говорила на особом языке, у которого были бы свои правила, письменность и пр. Вот как раз эсперантисты со знатоками клингонского в новом эксперименте и участвовали; кроме них, там были люди, говорившие на на'ви (языке инопланетных гуманоидов из фильма «Аватар»), а также на валирийском и дотракийском – языках из сериала «Игра престолов». Исследователей интересовали не просто искусственные языки, а достаточно развитые, с произношением, грамматикой, письменностью, и не просто с письменностью, а с корпусом текстов, по которым их можно изучать. Всё это у перечисленных языков есть; можно добавить, что для эсперанто, клингонского и валирийского есть даже мобильные обучающие приложения. (При этом среди искусственных «подопытных» языков не было тех, которые называются философскими и логическими, вроде ложбана и ифкуиля.)
Участники эксперимента, числом сорок четыре, хорошо знали валирийский, клингонский и т. д.; фразы, которые им предстояло читать и слушать, были сконструированы с помощью создателей этих языков (за исключением, понятно, эсперанто). При работе с искусственными языками в мозге активировались те же языковые центры, что и при работе с естественными языками. Иными словами, английским и русским человеческий мозг работает в целом так же, как с клингонским с валирийским. Результат может показаться ожидаемым – какая разница, откуда взялся язык, если он выполняет те же языковые задачи? Да и в искусственных языках нередки следы естественных, вроде заимствованных корней и фрагментов синтаксиса.
Но ведь языком мы называем не только русский, английский или клингонский языки. Мы также говорим о языке тела, музыкальном языке; наконец, есть компьютерные языки. Смысл подобных исследований становится более понятен, если учесть, что такие же эксперименты ставили с теми, кто занимается программированием; языковую активность пытались увидеть в мозге, когда он слышит музыку или смотрит на знаки невербальной коммуникации, то есть на жесты. И вот тут-то языковые центры в мозге как раз молчали.
Можно сделать вывод, что языковые центры обрабатывают те языки, которые описывают объекты и события внешнего мира либо феномены нашей психики, наши чувства и мысли. Разумеется, программный код тоже что-то значит, но используется он для других вещей. То же самое касается музыки: она может вызывать эмоции, но говорить об этих эмоциях, даже сами с собой, мы будем на обычном языке, пусть даже клингонском. Естественные языки возникли давно и долго развивались, но, по-видимому, естественность или выдуманность, долгое или недолгое развитие – это не те критерии, которые важны для мозговых языковых центров. Разумеется, никто не собирается в связи с новыми результатами утверждать, что языки программирования – вовсе не языки, и что словосочетание «музыкальный язык» нужно упразднить. Скорее, тут появляется повод подумать о том, как с нейробиологической точки зрения возникали и развивались те языки, с помощью которых мы сообщаем что-то о себе и мире.
