Когда ждать лекарства от старости?
Молекулярный биолог, ведущий научный сотрудник факультета биоинженерии и биоинформатики МГУ им. Ломоносова Максим Скулачев рассказывает о том, что такое старение и когда мы сможем научиться им управлять. Беседу ведет Виктория Лисенко.
Максим Владимирович, если человечество найдет лекарство от старости, означает ли это, что мы станем бессмертными?
Нет, и это важно понимать. Нас зачастую называют «борцами за бессмертие», но как его достичь, я не знаю. Старение – лишь одна из причин смерти человека. Другое дело, что она сейчас вносит самый большой вклад в нашу смертность. Если, например, россияне вообще перестанут стареть и умирать от возрастозависимых причин, то жить они будут примерно 300 – 350 лет. Не знаю, что такое бессмертие, но в очень долгой жизни ничего противоречащего биологии нет. Просто мы так устроены, что живём меньше, чем хочется. Кардинально продлить жизнь человека возможно, а вот насколько правильно это называть бессмертием… В конце концов, Солнце погаснет и всё, как дальше жить-то? (Смеётся).
Небольшие грызуны голые землекопы, которых вы исследуете, живут на порядок дольше, чем другие грызуны подобного размера. Иногда их даже называют бессмертными. Если бы они не погибали в борьбе с миром, другими землекопами и хищниками, какова была бы их продолжительность жизни?
Никто не знает. Эксперимент идёт более 30 лет, и до сих пор жив самый старый землекоп. То есть это 30+. Но таких долгожителей среди землекопов очень мало. Другое дело, что большинство умирает от не зависящих от возраста причин – в основном, из-за драк с другими землекопами. Но считается, что максимальная продолжительность жизни этих грызунов – примерно 30-35 лет. Для такого маленького животного это совершенно фантастическая цифра. По идее, он должен был бы жить года два-три, если ориентироваться на культуру других животных.
Не получится ли так, что с созданием лекарства от старости возникнет риск прекращения развития человеческого рода в будущем?
Я все-таки считаю, что старение – это такой эволюционный инструмент, который нужен лишь для обычной биологической, первобытной эволюции. Мы пользовались им, когда с воплями бегали по джунглям, а сейчас он нам не нужен. Поэтому с отменой старения с нами, как с биологическим видом, ничего страшного не произойдёт. Другое дело, мы не знаем, что там дальше. У человечества были некие главные причины смерти. И мы их одну за другой устраняли. Санитария – это одно из последних изобретений, которое устранило очередную главную причину смерти. Если мы научимся не стареть, я не исключаю, что вылезет какая-то ещё причина. Что это будет? Возможно, что-то совсем страшное. Это, к сожалению, неизвестно.
Как ваши исследования повлияют на борьбу с раком?
Рак – это возрастозависимое заболевание. Вероятность заболеть им резко повышается с возрастом, и почему это происходит – неизвестно. Я не уверен, что существует общая причина у рака и всех остальных старческих болезней. Наверное, общая причина есть в плане больших биологических часов, которые измеряют возраст человека. Есть некие отметки, которые «решают», что пора уже запускать рост раковой опухоли или, например, сердечно-сосудистое заболевание. Не исключено, что рак и старение – это две параллельные программы, заложенные в нас, которые надёжно ограничивают нашу продолжительность жизни, очень важный параметр вида. Внутри вида животным не позволяется жить одному пять лет, а другому в десять раз больше.
Противораковая система слонов развита лучше, чем у человека. Можно ли как-то заимствовать их естественные способы борьбы с болезнью?
Слоны – изумительный пример того, как организм определённым образом настраивает свою чувствительность к раку. Если бы у слоновьих клеток чувствительность к раку была такая же, как у мышиных, то слонов не было бы в принципе, ведь у слона гораздо больше клеток. Насколько можно заимствовать антираковую защиту у слонов – сложный вопрос. Пока удалось открыть, что у слонов есть лишние копии генов-охранителей от рака. Вставить себе в геном лишние копии таких генов человек пока не может, но, может быть, реально осуществить это менее радикальным способом.
Проводите ли вы сейчас клинические исследования каких-либо препаратов, и на каком они находятся этапе?
Проводим. У нас есть несколько препаратов. Мы берём одно действующее вещество, а далее, в зависимости от его упаковки и способа применения получаются разные лекарства. Одно из этих лекарств – глазные капли. Они уже прошли полный цикл сертификации в России и находятся на завершающей стадии клинических исследований в США. Мы будем проводить новые испытания, так как у нас появилось много новых идей, как эти капли улучшить. Также у нас есть средство местного применения – для заживления ран, оно тоже сейчас испытывается. И самый интересный препарат – очень концентрированный раствор нашего митохондриального антиоксиданта для приёма внутрь – потенциальное лекарство от старения. (Митохондриальные антиоксиданты – антиоксиданты, накопление и действие которых происходит непосредственно в митохондриях, считающихся основными источниками вредных активных форм кислорода в клетке. Поэтому, если предотвратить окислительный стресс внутри митохондрий, активные формы кислорода не выйдут из митохондрий в цитоплазму клеток, и смертельного повреждения самой клетки не будет – Ред.). Этот препарат прошёл первую стадию клинических исследований. Было 35 здоровых добровольцев, которые его принимали. Самое главное, на что мы смотрели на этой стадии, – не станет ли им хуже, не будет ли какого-то побочного эффекта. Пока такого не наблюдалось.
Человек начинает стареть после полового созревания. Как только процесс старения запускается, он уже необратим?
Трудный вопрос. До конца неизвестно. Мне кажется, что целиком необратим. Но нам бы научиться его хотя бы тормозить. На самом деле, человек сохраняется в очень приличных кондициях очень долго – до 40, 50, иногда 70 лет, если повезёт с генами. Поэтому процесс старения никогда не поздно остановить. Обратить его сложно, по некоторым параметрам это можно сделать, но это, скорее, исключение.
То есть лекарство от старения нужно будет принимать до того, как начнешь стареть, или можно и после?
Это покажут клинические исследования. И на этот вопрос мы будем отвечать очень долго. Нужно проводить испытания на разных возрастах, при разной длительности курса. Это огромная работа.
Тридцать пять добровольцев, участвовавших в испытаниях, были разных возрастов?
Нет, молодые мужчины. Это были самые первые испытания лекарства на людях, поэтому они проводятся на самых «прочных» слоях населения. На самом деле, эксперимент был не очень интересный, потому что доза препарата была разовой. Вещество, как мы теперь знаем, довольно быстро выводится из организма человека. И, естественно, его нужно принимать один или два раза в день долгими месяцами, а то и годами. К этим исследованиям мы только подходим. Но я думаю, следующие наши испытания будут проводиться на пожилых людях, ведь на них довольно чётко и быстро видна прогрессия всяких возрастных неприятностей. И увидеть остановку этой прогрессии – наша главная задача. Именно пожилые – наша целевая группа пациентов, на которую поначалу будет направлено наше лекарство. Когда-нибудь мы подойдём к вопросу, что будет, если его начнёт принимать 25-летний молодой и здоровый человек. Но 25-летних очень трудно заставить это сделать – нужно уж очень сильно бояться постареть.
Есть ли что-то особенное в генофонде людей, которые очень долго живут? Например, Черчилль дожил до 90 лет, при этом он был внушительных размеров, пил и курил...
…И вёл антисоциальный образ жизни. Люди, которые занимаются статистикой продолжительности жизни, очень быстро выяснили, что нужно, чтобы жить долго – нужно иметь родителей-долгожителей. Как если бы мы их могли выбирать! (Смеётся). Наследственность явно очень сильно влияет на нашу продолжительность жизни. Но не только она. Вообще, действие генов сильно зависит от внешних факторов. Немного ухожу в сторону: есть классическая история проведения генетического анализа преступников в американских тюрьмах. Сравнивали результаты полного анализа генома преступников и людей, которые никогда в тюрьме не были. Учёные искали генетические особенности преступников и действительно выявили ген, который у них встречается на 20% чаще, чем у остальных людей. Это была большая сенсация. Но выяснилось, что этот ген имеет значение, только если преступник воспитывался в неполной семье. А если есть и мама, и папа, то в тюрьму человек попадает с той же вероятностью, что и другие люди. Вот так работают гены.
Хорошая наследственность – это отличный шанс прожить долго, но нужно уметь его реализовать, а как это делать – на самом деле, до конца непонятно. Те же Черчилль или прожившая 120 лет Жанна Кальман, которая, говорят, курила лет до ста, – не единственные примеры долгожителей с вредными привычками. Тут надо обратиться к статистике. Были даже большие программы по изучению геномов долгожителей – людей, перешагнувших столетний рубеж, – и поиску гена долголетия, но ничего толком узнать не удалось. Единственное, что понятно: в силу генетической предрасположенности, диеты или образа жизни эти люди, как правило, не склонны к диабету. Они в ладах со своим сахаром по двум возможным причинам. Первая: они в принципе не едят много и не потребляют быстрых углеводов, что характерно для классической средиземноморской диеты, то есть они едят овощи, мясо, рыбу. Вторая: они генетически устойчивы – едят любые булочки, но просто им достался такой набор генов, что их инсулину на это наплевать. Но тут еще копаться и копаться.
Во время войны большинство людей голодали. Многие из тех, кто пережил блокаду Ленинграда, дожили до 100 и более лет. То есть стресс, который переживает организм, может положительно сказываться на продолжительности жизни?
Да, это известный факт, что люди, пережившие войну и прошедшие через ужасные испытания, которые должны были бы навсегда их сломать, живут очень долго. Я бы объяснил это несколькими вещами. Во-первых, как это ни чудовищно звучит, произошла некоторая селекция: кто-то выжил, а кто-то нет. Соответственно, с чисто биологической точки зрения, не исключено, что выживал сильнейший. Но я в это не очень верю, потому что выживали очень разные люди. И опять же, зачастую селекция шла не по физическим кондициям, а по сообразительности: кто-то находил способ добывать еду, кто-то – правильно планировать её потребление, или влияло ещё что-нибудь, что не имеет отношение к физическому состоянию.
Во-вторых, кратковременные, не очень страшные стрессы продлевают жизнь, и это действительно доказано биологией. Если заставлять животное немножко голодать (именно немножко, а не так, чтобы он двигаться не мог, не «блокадный» вариант) и давать на 25-30% меньше еды, чем ему хочется, то оно будет жить дольше. Это, кстати, единственный, абсолютно доказанный способ продлить жизнь животному. И уже более-менее известно, почему это происходит. У них включаются специальные регуляции, которые переводят организм в режим овердрайва: чтобы пережить тяжёлые времена и не исчезнуть, – организм отключает определённые нехорошие механизмы. Тот же самый эффект происходит от физической нагрузки – когда от кого-то долго бегаешь. Или, например, отравление ядами, которое организм сумел пережить, тоже продлевает жизнь. Возможно, во время войны стрессовые условия были аналогичны таким воздействиям. Но в это мне тоже не очень верится, потому что для животных, во всяком случае, стресс должен быть постоянным.
К сожалению, человек очень зависим от психологии. Я думаю, у этих людей попросту другое отношение к жизни. Их было трудно заставить нервничать. Скорее всего, после войны они стали просто психологически более устойчивы. Но это всё фантазии. У меня нет научных данных по этому поводу.
Через какое время планируется выпуск лекарства от старости?
Если говорить о нашем препарате, то на клинические исследования нужно ещё три-четыре года. Довольно близко, на самом деле. Но на нём не будет написано «Лекарство от старости». Это будет препарат от каких-то конкретных возрастных болезней. Для начала одной. На доказательство того, что он действительно что-то делает с процессом старения человека, уйдёт ещё лет десять. Я бы сказал, что до появления лекарства от старости – препарата, достоверно замедляющего старение человека, если говорить корректно, – осталось лет 10-12.
Я обрисовал ситуацию с разработкой нашего препарата. Но вполне может быть, что у нас лекарства не получится, потому что мы разрабатываем свою гипотезу, и она не обязательно будет верной. Тогда лекарство сделает кто-то другой, потому что я вижу, что в индустрии разработки лекарств поиск препарата от старости перестал быть табу – это уже не изобретение вечного двигателя, а объективная реальность. Все делают те же самые оговорки, что и я – что это гипотеза, что надо проверять, но все согласны, что это возможно. А как только появляется слово «возможно», то и лекарство начинает появляться. Так было с препаратами от рака и от ВИЧ, и вот сейчас в этот список неожиданно добавили старение. Значит, кто-то рано или поздно это сделает. Да, первые версии будут работать не на 100%, возможно, не на всём населении, а на определённых, например, ускоренно стареющих индивидах, или наоборот, на тех, кто ведёт вредный образ жизни. Но потом пойдут апгрейды и, в конце концов, это может кончиться очень интересно.
Ваши американские коллеги также активно занимаются исследованиями в области старения. Они разрабатывают аналогичный подход? Не хотели ли бы вы объединить усилия в борьбе с общим врагом?
У нас есть пара прямых конкурентов, чьи исследования направлены именно на митохондрии, потому что все согласны, что они играют существенную роль в процессе старения. И здесь мы немножечко с разных сторон заходим на одну и ту же мишень. Они, правда, немного стесняются говорить о том, что работают со старением, и выражаются осторожнее – «старческие болезни», но на самом деле понятно, чем они занимаются.
Большинство научных групп в мире разрабатывают другие подходы. Есть два главных направления по борьбе со старением: одно – это попытка включить те же механизмы, что включаются при голодании, но без голодания. Учёные разрабатывают такое вещество, чтобы при попадании его в организм, тот думал: «О, слушайте, я голодаю, нужно срочно мобилизоваться». Это достаточно перспективно. Люди этим занимаются, но пока к клиническим исследованиям не перешли и находятся где-то на промежуточной стадии. Недавно появился ещё один подход – борьба с сенесцентными клетками. Иногда некоторые наши клетки решают, что они уже старые. В норме такая клетка должна самоубиться, запустить процесс апоптоза и аккуратненько разобраться на части, но среди них есть такие оппортунисты, которые говорят: «Нет, мы не будем умирать, но и работать не будем, мы будем просто сидеть и тихо тупить». Это и есть сенесцентные (или постаревшие) клетки. Сейчас появились методики, которые направлены на уничтожение этих клеток в организме.
В конце концов, конечно, сработает комбинированный вариант препарата, в котором будет и защита митохондрий, и борьба со старыми клетками и, может быть, даже где-то периодическое включение голодания и каких-то систем овердрайва (кстати, они через митохондрии зачастую работают). В итоге усилия будут объединены. Но не на данном этапе. Пока каждый должен решить свою локальную задачу. Конечно, немножко мучает, что каждая группа сама себе ищет финансирование, и мы совершенно разрознены, но так устроена жизнь.
Как скоро препарат станет доступен простым смертным?
Как только препарат будет разработан, то есть будут завершены клинические исследования и FDA (управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов – прим. ред.) или российский Минздрав разрешат продавать его в аптеках, на время действия патента он будет дорогим. Но очень скоро его смогут производить все, кто угодно, и его цена упадет. И я не думаю, что этот препарат будет дороже каких-то современных антибиотиков. Конечно, это будет какая-то хитрая химия и куча всяких сложностей, но принципиально нет оснований думать, что это будет похоже на вытяжку из рогов полярного марала, которых всего 300 штук на всю Землю. Так что сроки его доступности такие же, как и у любого другого препарата – примерно 10-20 лет.
Какой бы вы дали совет молодому, да и немолодому поколениям в пока что самостоятельных попытках борьбы со старением?
Как сейчас человеку индивидуально бороться со старением, ответа нет. Есть целый сонм биохакеров, которые якобы что-то взломали, но это всё не очень серьёзно при всём уважении к этим отчаянным и очень смелым людям. Но известно очень много способов сократить себе жизнь: есть много сладкого, пить алкоголь, курить, сидеть на месте и не заниматься спортом, отравлять жизнь окружающим. Нам всегда советовали вести правильный образ жизни. По-моему, Оскар Уайльд сказал: «Я готов сделать всё, чтобы вернуть свою молодость – только не вставать рано, не заниматься гимнастикой и не быть полезным членом общества». Сейчас к тому, чтобы вести правильный образ жизни, добавляется новая мотивация: ничего глупее быть не может, чем умереть от старости за год до изобретения лекарства от старости, правильно?
Вести себя адекватно и думать, что ты делаешь со своей жизнью, нужно хотя бы потому, что это повышает шансы дожить до того момента, когда можно будет продлить своё пребывание в этом мире при помощи приёма таблетки. И упустить этот шанс страшно обидно.
Но ведь человек умрёт и не узнает об изобретении этой таблетки, а значит, обидно ему уже не будет?
Не совсем так. Пытаться затормозить процесс старения, когда ты уже дряхлый, будет точно поздно и оттого обидно. Такие вещи надо предотвращать чуть раньше. Поэтому совет: следите за собой.
Фото предоставлены Максимом Скулачевым.