Стоит над левым притоком Дона, маленькой и тихой Осередой, зеленой громадой закрывая горизонт, лес-богатырь, знаменитая Шипова дубрава. Две широкие безлесные балки-провороты рассекают дубраву на три острова - две Корабельные рощи и Казенную дачу. В древности лес (а ему более десяти тысяч лет) один стоял среди ковыльных степей, раскинувшихся до самых предгорий Кавказа. Ныне же простираются вокруг черноземные нивы, расчерченные строгими линиями лесных полос, в которых многие деревья - прямые потомки шиповских дубов. Можно только вообразить, какими были в том лесу дубы, пока там не застучал топор. Еще и посейчас стоят там "молодцы" ростом под сорок метров и возрастом в двести и даже триста лет. Перед такими надо шапку придерживать, а лучше снимать совсем - упадет, если захочешь посмотреть на вершину, стоя у подножья ствола-колонны. Побывав возле одного из таких великанов сорок два года спустя, я не заметил в его облике никаких изменений. Стоя с ним рядом, кажется, начинаешь понимать, что такое бессмертие.
Здесь хочется видеть еще что-то грандиозное и незабываемое. Должен тут жить кто-то огромный и сильный, не похожий на других. Властелин леса. Но живут в дубраве самые маленькие олени - тонконогие, изящные косули. Осторожны и пугливы, и встречи с ними на перекрестках просек случайны. И птицы здесь самые обычные, которые живут и в маленьких рощах. Правда, в этом лесу чаще, чем в других, встречается самая крупная, ростом в полкрысы мышь, желтогорлая: на белом горле у нее желтое пятно, как широко развернутая римская пятерка, почти полоса...
И все-таки обитают в Шиповом лесу великаны, правда, из мира насекомых. Это самые большие лесные жуки Русской равнины - рогатые жуки-олени.
Июль - тихий месяц, а в сумерки и вовсе опускается на лес первобытная тишина, едва уловимо звенящая стрекотанием длинноусых кузнечиков. Но когда под кустами в расползающейся меж стволов темноте только-только зажигаются первые фонарики светляков, над черными кронами дубов все явственнее слышится ровное, однотонное гудение. Небо еще не настолько темное, чтобы не разглядеть крупные крылатые силуэты, в которых не вдруг-то угадываются летающие жуки. Если бы махали крыльями, то можно было бы принять их за маленьких птиц или летучих мышей. Но у жуков в полете верхние жесткие крылья неподвижны, как у самолета. Это несущие плоскости. А силу тяги создают нижние полупрозрачные и складные крылья, работающие как два боковых пропеллера. В сумерки они не видны, а при свете создают вокруг летящего насекомого сверкающий ореол.
Полет по-жучиному быстрый и довольно управляемый. Возможен очень крутой подъем и резкий набор высоты. Взлет с горизонтальной поверхности дается трудновато, и далеко не каждый старт бывает удачным. Несколько попыток могут закончиться падением. Поэтому жуки стартуют обычно со стволов, успевая в падении развить достаточную подъемную силу независимо от того, в каком положении начинается это падение: вниз спиной, боком или как иначе - все равно. Хотя в чрезвычайных ситуациях жук может взлететь с земли не хуже мухи. Как-то вечером во дворе Куцанского кордона влетел в кастрюлю с довольно горячим супом крупный рогач. Хозяйка, стоявшая возле летней печки, тут же выплеснула все на землю, а здоровенный жучина как ни в чем не бывало взлетел из дымящейся вермишелевой лужи и скрылся в черных кронах дубов.
Оленем жук назван за непомерно огромные челюсти самцов, похожие на рога настоящих оленей. "Рога" эти, как у косуль, трехконцевые, но острые концы их направлены внутрь, навстречу друг другу. Это оружие, которым жуки не бодают, а кусают, подобно тому, как кусают клешнями раки и крабы. Длиной чуть ли не в полный корпус самого жука, который размером с небольшую мышь, они торчат вперед как всегда готовое к бою оружие. Но это оружие не защиты, а нападения, и не на жертву, а на такого же жука, может быть, даже на родного брата. Крепкие, полированные, "рога" легко прокусывают кожу пальца взрослого человека. Жук выходит из куколки, то есть появляется на свет, с уже готовыми "рогами", а не растит их, как четвероногий олень. Но воинственное настроение у него появляется не сразу, и поначалу рогачи относятся друг к другу почти миролюбиво, хотя и без дружелюбия. Они ищут дубы со свежими, еще не заросшими морозобоинами, из которых вытекает сладковатый сок. На наш вкус этот сок не из приятных. Вытекая, он чуть-чуть сбраживается, пенясь. Из этих сочащихся ран, как из богатырского источника, пьют рогачи любимый напиток. Толкают друг друга, а радужно-зеленых бронзовок, жуков не из последнего десятка и тоже любителей сладкого, вроде и не замечают, перешагивая. На этом тихом и неторопливом пиршестве присутствуют и самки, но их мало.
Сокодвижение понемногу иссякает, затягиваются и перестают сочиться раны-трещины, и самцы становятся день ото дня все воинственнее. И как-то сама собой напрашивается причина этой воинственности: возбуждающее действие дубовой "браги". Но, скорее всего, пьянящее влияние лесного напитка ни при чем, потому что не менее драчливы и те, кто его не пробовал вовсе.
Теперь жуки, чаще вечерами и реже днем, летают по лесу в поисках достойных соперников. Каждый готов к поединку в любой момент и вступает в него без колебаний и в любой обстановке. Жажда сразиться, кажется, дороже собственной жизни: с одинаковой яростью схватываются жуки даже тогда, когда держишь обоих бойцов в руках. Никаких предварительных выяснений отношений, никаких угроз, никакого ритуала. Стычка немного напоминает классическую борьбу и ведется по простым правилам: надо оторвать соперника от опоры и сбросить его с дерева. Неудачник не падает на землю, а успевает в падении развернуть крылья и, не помышляя о реванше, улетает прочь искать удачи в другом месте. Дуэль происходит на стволе дерева, и рогачи находятся в неравном положении: один - выше, другой - ниже, но против ожидания победителем становится нижний. Он рывком отрывает противника от коры и перебрасывает его через себя, а потом словно в недоумении замирает с раскрытыми челюстями.
Немы бойцы, и беззвучен их поединок. Не кряхтят и не пыхтят от напряжения. Да его и не видно ни в позах, ни в движениях, не топчутся, выбирая позицию поудобнее. Может показаться, что трехзубцовые клещи сжимают старого приятеля в дружеских объятиях. Длинные ноги с крюкастыми лапками не по фигуре тонки, но необыкновенно сильны и цепки, и оторвать противника от шершавой коры не так-то просто. Нужна сила немалая. И она есть. При удачном захвате жук проламывает средним зубцом твердые надкрылья, а иногда и голову противника, но это не опасно для жизни, потому что под широким лбом все равно ничего нет, и дырка остается лишь свидетельством участия в битве, как отличие ветерана. Голова у рогача угловатая, на вид массивная, будто надет на нее тевтонский рыцарский шлем. Эта угловатость придает облику рыцарей дубового леса еще большую воинственность. Мирная жизнь и смиренное поведение - не для них.
Воинственно настроенные рогачи ищут поединка только с равными, словно соблюдая какой-то жучиный кодекс чести. В том же лесу попадаются рогачики-маломерки ростом едва ли больше майского хруща или жука-носорога. Это не подростки, а взрослые жуки. Просто было у них тяжелое, голодное детство, вот и не доросли они личинками до нужного ранжира. При случайной встрече они просто-напросто, не заботясь о достоинстве, убегают от больших жуков, а те никогда их не преследуют и даже не угрожают им для острастки. Зато друг другу эти малыши спуску не дают и сражаются, как и полагается рыцарям.
Я не раз наблюдал поединки рогачей и, наловив жуков, устраивал турниры, меняя победителей и побежденных в надежде увидеть новые приемы боя, но мне до сих пор непонятен смысл этих схваток. Чего ради ищут они днем и ночью единоборства? Из-за чего проламывают друг другу бока, спины, головы? Из-за территории? Вряд ли. Лес огромен, и там достаточно места для тысячи настоящих оленей. К тому же победитель, оставшись в одиночестве, чаще всего вскоре улетает. Из-за обладания сладким источником? Тоже нет. Там драк не бывает. Из-за самок? Но те независимы в своем поведении и не интересуются исходом дуэлей. Правда, не интересуются днем. А о том, что происходит под покровом ночи, знают только сами жуки да лесные совы.
У настоящих оленей осенние турнирные бои нередко заканчиваются трагически. То соперники, сцепившись намертво ветвистыми рогами, погибают оба, то даже более сильный и опытный боец, оплошав в темноте, может получить безжалостный удар от того, кто послабее, и стать добычей воронов, то рог кому-нибудь переломят или вовсе выломают с корнем: не смертельно, но увечье остается на всю жизнь. Шестиногие "олени" дерутся тоже жестоко, но их сраженья никогда не заканчиваются гибелью соперников. К тому же их живучесть просто поразительна. Даже отделенная от туловища голова долго еще может видеть и кусать поднесенного к ней другого жука с прежней силой. Как-то я подобрал оторванную сизоворонкой голову крупного рогача, которая тут же больно укусила меня за палец. Как добычу только филин глотает жуков-оленей вместе с их опасным оружием. Остальные же птицы сразу отрывают у жертвы голову.
Самки ростом чуть мельче самцов, покоренастее. В их окраске красноватый оттенок панциря заменен на черноватый. "Рогов" у них нет, а челюсти короткие, сильные, острые, как у жуков-дровосеков. Это уже не оружие, хотя укус довольно болезнен, это - рабочий инструмент. Самки откладывают яйца не как попало, а выгрызают углубление для каждого в тронутой тленом дубовой древесине - обычно в старых пнях, в подгнивших комлях порослевых деревьев. А это непростая работа, требующая немало усилий. Самка, посаженная в деревянную коробку то ли из липы, то ли из осины, за ночь прогрызла, как мышь, стенку темницы и ушла, а самец там так и остался.
Пять, а то и шесть лет длится "детство" жука. Это в тридцать-сорок раз больше, чем жизнь взрослых. Столько времени жует личинка полуистлевшую дубовую древесину. За один сезон на таком малопитательном корме богатырем не вырастешь. В этой древесине еще и грибы живут, и они тоже идут в пищу будущим рогачам. Живых, пусть даже заболевших, деревьев олени, не в пример усачам-дровосекам, не трогают. Так что лесу от них только польза. На зиму личинка, конечно, оцепеневает и может выносить сильное промерзание. Так, после бесснежной и морозной зимы 1968-69 годов жуков-оленей ни в Шиповом лесу, ни в байрачных донских дубравах не убавилось, а немало других жуков, в том числе и красавцы красотелы, вымерзли чуть ли не поголовно.
Жук-олень давно внесен в Красную книгу, как малочисленный вид, требующий особой охраны и защиты от коллекционеров. Но этот вид и прежде не отличался обилием, а основную опасность для него представляют не любители-энтомологи, а птицы. Рогачей ловят вороны, чеглоки, сизоворонки, совы. Достаточно пройти вдоль опушки старой дубравы три-четыре сотни шагов, чтобы найти одну-две оторванные головы и не встретить ни одного живого жука.
