Одну из самых известных и одновременно самых загадочных фраз мировой литературы произносит король Ричард III в пьесе В. Шекспира «Ричард III»:
A horse! A horse! My kingdom for a horse! —
Коня! Коня! Венец мой за коня! (здесь и далее перевод А. Радловой, см.: Шекспир Уильям. Полное собрание сочинений, том 1. — М.: Искусство, 1957). Многочисленные комментарии к этой исторической фразе привели меня к мысли о том, что и я имею право изложить свою точку зрения.
Ещё раз зададимся многажды повторявшимся вопросом: неужели Ричард III готов отдать свой королевский титул за коня? Посмотрим, что говорится у Шекспира в пьесе (акт V, сцена 4):
Другая часть поля. Шум сражения. Входит Норфолк с войском, к нему навстречу — Кетсби.
Кетсби
На помощь к нам! На помощь! Чудеса
Невиданные там король творит,
Навстречу всем опасностям кидаясь.
Коня под ним убили, пеший бьется
И Ричмонда в глотке смерти он ищет.
На помощь, добрый лорд,
иль все погибло!
Входит король Ричард.
Король Ричард
Коня, коня! Венец мой за коня!
Кетсби
Спасайтесь, государь! Коня достану.
Король Ричард
Раб, жизнь свою поставил я и буду
Стоять, покуда кончится игра.
Мне кажется, шесть Ричмондов здесь в поле!
Убил я пятерых, но цел единый.
Коня, коня! Венец мой за коня!
Уходят.
Сделаем небольшое отступление, чтобы пояснить, о каких «шести Ричмондах» идет речь::
.. ./ there be six Richmonds in the field:
...Там чудилось — шесть Ричмондов восстали:
Кто же эти призраки?
Вспомним соперников Ричарда III по мужской линии в борьбе за королевский трон, сверяясь при этом с Генеалогической таблицей Английского Королевского Дома XIV—XVI веков (см.: Шекспир Уильям. Полное собрание сочинений, том 1. — М.: Искусство, 1957, с. 582—583): это король Эдуард IV (годы правления 1461—1483); Эдуард, принц Уэльский (сын короля Генриха VI, убит в 1471 г.).
Прервемся на мгновение в нашем перечислении.
В списке действующих лиц пьесы «Ричард III» Эдуард, принц Уэльский, указан как сын короля Эдуарда IV, впоследствии король Эдуард V. Однако король Эдуард V (внук Ричарда Плантагенета, герцога Йоркского) родился в 1470 году (то есть за год до убийства Эдуарда, принца Уэльского) и был убит в 1483 году; как видим, после короля Эдуарда IV мальчик оставался на троне менее одного года. Именно Призрак Эдуарда, сына Генриха VI, появляется первым в сцене 3 (акт V) перед Ричардом III и обвиняет его в убийстве, называя себя хоть и принцем Уэльским, но Эдуардом Плантагенетом.
Итак, Шекспир указывает нам, что и принц Эдуард, сын короля Генриха VI, и принц Эдуард, сын короля Эдуарда IV, впоследствии король Эдуард V, и король Эдуард IV, до вступления в сан короля тоже принц Эдуард, воплощены у него под именем Эдуард и в образе принца, убитого Ричардом III.
А теперь продолжим. Король Генрих VI (годы правления 1422—1461, его Призрак появляется вторым в сцене 3 (акт V), тоже обвиняет короля Ричарда III в убийстве).
Георг (Джордж), герцог Кларенс (брат короля Эдуарда IV), убит в 1478 году; его Призрак выходит третьим в сцене 3 (акт V) вслед за Призраком короля Генриха VI.
Ричард, герцог Йоркский (род. в 1471 г. — убит в 1483 г., ещё один сын короля Эдуарда IV; очевидно, он и Эдмунд, граф Ретленд, убитый в 1460 году, воплощены в безымянных Призраках двух маленьких принцев, которые являются Ричарду III.
А ещё среди них — Генрих, граф Ричмонд (впоследствии король Генрих VII Тюдор).
Ну вот они и определились, шесть Ричмондов — по Шекспиру, — шесть главных соперников короля Ричарда III в борьбе за трон, пятерых из которых, как трактует автор, король ранее убил. Для Ричарда III пять убитых ничем не отличались от поднявшего восстание живого Ричмонда.
С этим всё ясно, а теперь возвращаемся к главному вопросу. Почему король Ричард III, который только что бился пешим и обходился без коня («Коня под ним убили, пеший бьется»), вдруг готов отдать свой королевский титул? Если он действительно собирается бежать — полностью теряется истинный смысл борьбы, которую ведёт король: ведь именно за сохранение своего титула, за то, чтобы избавиться от последнего претендента на его трон, бьётся Ричард III.
Но, может быть, в знаменитой фразе «A horse! A horse! My kingdom for a horse!» скрыты какая-то недомолвка, какой-то более глубокий смысл, который пока не расшифровали исследователи творчества Шекспира?
Обратимся к акту V. В начале сцены 3 в разных концах поля располагаются шатры короля Ричарда III и графа Ричмонда. В конце сцены 3 Ричард III ведёт своё войско в бой, далее по ходу пьесы он находится в той части поля, где идёт сражение, и появляется только в середине сцены 4. Обратим внимание на пояснение, данное к началу этой сцены: «Another part of the Field» — «Другая часть поля».
Итак, это уже не та часть поля, где происходит сражение, а та, где раскинут шатёр короля Ричарда III. Туда входит граф Норфолк с вооружённой свитой, к которому бросается с криком о помощи избегающий участвовать в сражении и наблюдающий за битвой короля издалека трусливый Кетсби. В тексте пьесы содержатся исключительно важные ремарки: «Alarum; excursions».
Несмотря на то что эти ремарки почти дословно означают «Боевой сигнал извне», А. Радлова перевела их как «Шум битвы».
Впрочем, и другие переводчики не придали значения этим ремаркам Шекспира, и поневоле приходит на память совет знаменитого переводчика М. Лозинского, который он дал А. Ахматовой: «Если вы не первая переводите что-нибудь, не читайте работу своего предшественника, пока вы не закончите свою, а то память может сыграть с вами злую шутку».
Именно ремарками «Боевой сигнал извне» Шекспир подсказывает, что на поле боя раздаётся трубный звук боевого рога графа Ричмонда, служащий вызовом королю Ричарду III. Одновременно звук рога становится сигналом для войск противоборствующих сторон прекратить битву и освободить центральную часть поля сражения для рыцарского поединка.
По рыцарским законам тех времён сражение прерывается в ожидании поединка предводителей. Промедление с ответом на вызов Ричмонда может быть истолковано как трусость Ричарда III, и его отказ вступить в единоборство — как позорное признание своего поражения.
Ричард III сам жаждет вступить в поединок с последним претендентом на его трон. Но рыцарский турнир начинается с конного боя, а тот, что был под Ричардом III, убит.
Вот главная форсмажорная причина, по которой король внезапно покинул центр сражения и вернулся в свой шатёр. Ричарду III срочно нужен конь, и у него действительно имелся не только белый, но и чёрный конь, это явствует из его приказа при подготовке к сражению (сцена 3):
Saddle white Surrey for the field to-morrow... —
Ты Серри белого в бой завтра оседлай... - (Перевод — Е. П.).
Попутно заметим ещё одну деталь — далее в той же сцене 3, после того как во сне перед Ричардом III появляются Призраки, проснувшись, он тут же отдаёт приказ: «Коня сменить!» Смысл приказа заключался в том, что король осознал — белого коня, как символ победы, необходимо приберечь для обязательного по ходу сражения рыцарского поединка. Но короля не слышат, и тут Ричард III понимает: это всего лишь сон. Свой приказ о смене коня он не повторяет и перед обязательным по тем временам рыцарским поединком остаётся с чёрным конём.
Как видим, Шекспир и во многих других пьесах заранее расставляет мистические знаки. И король Ричард III в рыцарском поединке с претендентом на его трон графом Ричмондом (впоследствии королём Генрихом VII Тюдором, основателем династии Тюдоров, правящей Англией по настоящее время) был обречён, поскольку вынужден сесть на чёрного коня — символ его поражения.
Но вернёмся к началу сцены 4. Кетсби призывает Норфолка прийти на помощь королю, и далее следует повторная ремарка Шекспира «Alarum», которую переводчики или игнорируют, не приводя её в переводе, или снова трактуют как «Шум сражения».
Однако, как и ранее, ремарка означает, что это снова раздаётся трубный звук боевого рога Ричмонда, то есть вызов на рыцарский поединок звучит вторично. Только в этот момент в своем шатре появляется Ричард III с требованием немедленно дать ему коня, и становится понятно, почему вызов графа Ричмонда раздаётся во второй раз: королю потребовалось какое-то время, чтобы добежать из передних рядов сражающихся до своего лагеря.
Ещё раз обратимся к ремаркам, но уже перед началом следующей и последней сцены 5.
Первая из них: «Alarums». И поскольку она здесь даётся во множественном числе, это означает, что раздаются два трубных звука боевых рыцарских рогов — Ричмонда и Ричарда III (король уже сел на другого коня и отвечает на вызов противника).
Далее следует очередная ремарка:
Enter, from opposite sides, King Richard and Richmond, and execute fighting.
«Появились с противоположных сторон король Ричард и Ричмонд и вступили в сражение». (Перевод — Е. П.)
Я полагаю, что эту ремарку (а также и подобные ей, например предыдущие «Alarum; excursions», «Alarum» и «Alarums») «исполнял», в соответствии с театральными традициями театра времён Шекспира, хор, роль которого частенько возлагалась только на одного актёра (вспомним реплику Офелии в пьесе «Гамлет»: «Вы отличный хор, мой принц». — Перевод — М. Лозинского).
Таким образом, подводя итог, скажу, что категорически не согласен с распространённым мнением, будто Ричарду III понадобился конь для того, чтобы сбежать с поля боя. И не только потому, что это входит в противоречие с текстом. Ричард III — английский король. В ситуациях, когда на карту поставлена честь, у него, без сомнения, проявляется характерная национальная черта — гордость, и он без оглядки будет сражаться за свою корону. Многочисленные исследователи и переводчики утверждают, что Ричард III и Ричмонд сражались пешими. Я утверждаю, что в полном соответствии с правилами рыцарских турниров тех времён Ричмонд сразил Ричарда III в конном поединке, когда король сидел на чёрном коне. Вполне возможно, здесь и кроется главная причина поражения Ричарда III: этот конь не был так привычен к своему всаднику и не чувствовал его руки, как белый конь, на котором ранее постоянно сражался король.
Как я уже отмечал, в те времена битва рыцарей, предводителей войск, без поединка на конях — нонсенс. И во времена Шекспира никаких ремарок не требовалось. Да, но на какую сцену во времена маленьких шекспировских театров можно было вывести сразу двух коней? Чтобы преодолеть эту сложность, Шекспир делает разрыв и переходит от очень короткой по тексту сцены 4 к такой же короткой сцене 5.
Итак, у Шекспира упоминания именно о пешем бое между Ричардом III и Ричмондом нет (только указано, что они вступили в сражение) и продолжением предыдущих ремарок становится: «Retreat and flourish» (дословный перевод: «Отступление и победные трубы»).
Опять тёмная ремарка Шекспира?
Но вспомним слова Призрака леди Анны (у А. Радловой и др.: Духа леди Анны), обращённые к Ричмонду, в сцене 3:
Thou quit soul, sleep thou a quit sleep;
Dream of success and happy victory!..
— Спокойная душа, спокойно спи!
Победу пусть тебе трубят рога!..
Ну конечно же вышеприведённая ремарка означает, что войско поверженного Ричарда III отступает с поля боя («Retreat» — «отступление»), и в это же время раздаются трубные звуки рыцарских рогов из лагеря Ричмонда, возвещающие о его победе («flourish» — «победные трубы»).
Что было совершенно очевидно во времена Шекспира и не требовало дополнительных разъяснений по ходу пьесы, в наше время понимается не сразу. Ещё А. Ахматова говорила о трудности перевода английского драматурга на современные языки, учитывая «возраст шекспировского языка, его непростоту, на которую жалуются сами англичане» (Ахматова Анна. Избранное: Михаил Лозинский. — М.: Просвещение, 1993 // Библиотека словесника).
А теперь остаётся пояснить, что же в той исторической фразе короля Ричарда III означает: «My kingdom for a horse!»
Вот что отвечает Кетсби королю:
Withdraw, my lord! I'll help you to a horse.
А. Радлова даёт этой фразе следующий перевод (впрочем, и другие комментаторы и переводчики дружно толкуют её подобным образом): «Спасайтесь, государь! Коня достану».
Но мы уже пришли к выводу, что подобный поступок выглядит нелогично. Об уклонении короля от рыцарского поединка речи быть не может, и, несмотря на то что Кетсби во всё время сражения, как «трус, слюнтяй и раб», отсиживался в своём лагере, он почти с укором отвечает своему господину, вынужденно покинувшему поле боя: «Назад вернитесь, Господин! Я выручу и вам вручу коня» (Перевод — Е.П.).
Где трагедия, там и фарс, что вполне в стиле гениального Шекспира. Заметим, Кетсби, с отголосками интонаций другого комедийного героя — Фальстафа, делает ударение на местоимении Я. Отметим попутно очередную мистификацию Шекспира — его подсказку постановщикам пьесы «Ричард III»: в имени Кетсби (как и во многих других именах персонажей своих пьес) Шекспир одновременно зашифровал как внешность, так и суть « героя». На слух Catesby ассоциируется с Cat ex be, что по смыслу наиболее коротко означает «экс-кот» (здесь: исключительный кот, бывший кот и т. д.).
Даже в такой трагической ситуации самовлюблённый Кетсби подчеркивает, что только благодаря ему честь короны будет спасена: «Я выручу...» Естественно, Ричард III тут же возмущённо отвечает, что честь короны спасает сам король, а не его придворный. И с ударением на Я провозглашает, что, поставив свою жизнь на карту (то же: на кон), он не испугается смертельной опасности. Далее здесь подразумевалось очевидное в годы шекспировского театра продолжение — толстопузый Кетсби приводит чёрного коня, и Ричард III возвращается на поле боя.
Приведу оригинал гордой тирады Ричарда III в финале его борьбы за английскую корону в моём переводе:
Slave, I have set my life upon a cast,
Ты — раб!
Я,
жизнь на карту ставя,
And I will stand the hazard of the die:
Угрозой смерти вовсе не объят!
И финал: английский король по определению не может сбежать с поля боя, он сам рвётся на рыцарский поединок.
Однако, по моему мнению, последнюю историческую фразу короля Ричарда III в наше время необходимо переводить, сообразуясь с современными правилами, используя дефис, и в конце этой фразы должны стоять вместе и вопросительный и восклицательный знаки, отражающие крайнее возмущение короля:
A horse! A horse! My kingdom — for a horse?!
Коня! Коня! Венец — из-за коня?!
Фраза, если её развернуть полностью, звучит так: «Коня! Коня! Венец (может пасть) из-за коня!» По моему мнению, в русскоязычном переводе эта историческая фраза весьма эффектно могла бы переводиться следующим образом:
Коня!
Коня!
Венец мой на кону!
Хотел бы надеяться, что читатели журнала одобрят основанную на игре слов замену в конце фразы только что дважды прозвучавшего слова «конь» на слово «кон» (ведь и в оригинале у Шекспира присутствует «die», которое предполагает множество смысловых значений, связанных как с «игральной костью», так и со «смертью»), и тогда последняя фраза финального монолога короля Ричарда III, в соответствии с «возрастом и непростотой шекспировского языка», о которых говорила А. Ахматова, в русско-язычном театре могла бы звучать так:
Коня!
Коня!
Венец — из-за коня?!
Коня!
И в бой!
Корона на кону!
