Первым толчком к написанию этих воспоминаний было сообщение, что на острове Кинг Джордж, который рядом с материком Антарктида, в 2003 году установлена православная церковь, привезённая из России. Вторым — встреча с коллегой по работе, который участвовал в рейсе судна «Сергей Вавилов», доставившего эту самую церковь. Вот и вспомнилось, как давным-давно, в 1986 году, я тоже посетил «сей уголок земли», участвуя в 43-м рейсе научно-исследовательского судна «Академик Курчатов».
Мы изучали в том районе криль — одну из разновидностей креветки. Я плохо разбираюсь в биологии, поскольку по профессии — химик и к крилю этому имел лишь одно отношение — определял поглощение им растворённого в воде кислорода по старинному методу Винклера.
В экспедиции были иностранные учёные: венгр, поляки, немцы, — и руководство решило устроить первый в истории международный симпозиум в Антарктиде. Лучше всего для этого подходил остров Кинг Джордж. Там, на побережье, располагалась станция Польской академии наук, куда мы и отправились.
Невысокие горы, покрытые снегом, небольшая равнина у берега — там находится станция имени Арктовского. Низенькие домики, бензохранилище — типичное зимовье. А вот остров… Представьте, вылезаете вы из шлюпки, и первое, что бросается в глаза, — огромные кости китов, выбеленные до блеска ветрами и непогодой. Когда-то здесь дозволялась «большая охота» — пойманных китов разделывали прямо в море, а кости выносило на берег волнами или течением. Тут и рёбра и позвонки. А вокруг пингвины (пингвины Адели). Не то чтобы очень много, но и немало. Ходят не спеша. Людей не боятся, но и слишком близко не подпускают. Кроме одного. Тот подбегал почти вплотную к любому человеку и громко что-то кричал. Естественная реакция — сфотографировать его. Только достанешь фотоаппарат — он чуть отбежит в сторону, руки-ласты раскинет и позирует. Спрячешь аппарат — ты его больше не интересуешь: он ищет другого фотографа.
Нам предстояло определить степень загрязнённости снега и льда Антарктиды углеводородами. Мы отбирали подобные пробы по всему миру, и вот теперь в Антарктиде. Спецгруппа отправилась в глубь острова, в горы. Польские коллеги предупреждали о возможных трещинах на леднике, и под их чутким (теоретическим) руководством мы обвязались верёвкой и прощупывали путь здоровенной палкой. Некоторое время нам удавалось идти таким вот образом: через заснеженные горы идут десять человек, связанных «одной верёвкой», стараясь ступать след в след. Так обычно ходят волки, альпинисты и спецназ, но мы ни к одному из этих сообществ не относились и поэтому изрядно взмокли. Надо сказать, что дело было в январе: в Антарктиде это лето. Температура — около нуля. Ясно. Солнечно. Правда, в горах сильный ветер. Пока шли, видели много интересного и необычного для нас. Во-первых, пингвины. Их было уже много. Целые стада. Некоторые с детёнышами, придерживают их между ног. Во-вторых, ластоногие. Лежат на дороге у берега и в «ус не дуют». В основном морские слоны, иногда попадались тюлени Уэдделла, небольшие такие, метра два — два с половиной в длину. У слонов характерный нос, на хобот чуть-чуть похож. Проходили мимо них буквально рядом — те хоть бы пошевелились. В-третьих, поморники — птицы, похожие на чаек, но более хищные и ещё более нахальные. Они крадут детёнышей у пингвинов, да и на человека могут напасть, если тот один далеко уйдёт, а их целая стая соберётся. Но нас было много, поэтому они просто пикировали на нас и, извините, гадили, стараясь попасть. Иногда, если мы приближались к гнезду какого-то из этих разбойников (сами гнёзда мы конечно же не видели — догадывались по реакции птиц), он, громко крича, кидался на нас, подлетая совсем близко (до полуметра), отчаянно хлопая крыльями. Очень страшно. Ему самому, нам — нисколько. Пытались их в этот момент сфотографировать. У меня снимок, к сожалению, не получился, хотя кидались на меня активно.
Но вот отошли мы подальше от человеческого жилья (точнее, от польской станции) и стали отбирать пробы. Сняли верхний слой, а потом в чистые здоровенные полиэтиленовые мешки сложили отдельно снег и лёд. Килограммов по 15—20 каждого вида. Мешки положили в рюкзаки. Несли по очереди.
В обратный путь отправились не в связке, а по самой короткой дороге. Через некоторое время нашли уютную низинку, где меньше дует ветер, и решили подкрепиться да и отметить наш исторический поход. К удивлению и нашей радости, здесь оказались какие-то старые доски, и мы устроили костерок.
После привала подошла очередь тащить рюкзаки с пробами мне и моему приятелю из МГУ. Мы взвалили их на плечи, и радости сразу поубавилось. Стало по-настоящему жарко: ещё бы, с грузом всё-таки идём. Минут через 20 сделали ещё привал, а я даже и присесть не мог, ходил, как лошадь, которую «вываживают» после скачки. Около нас опустился на снег очередной поморник, до этого активно защищавший своё гнездо. Он прогуливался рядом с нами и что-то покрикивал, наверное, хотел закрепить свою победу. Несколько человек хотели сфотографировать его на взлёте: всё-таки достаточно крупная птица, с хорошим размахом крыльев, может, покрупнее некоторых орлов и ястребов будет. Навели аппараты, говорят: «Кыш!» А он не взлетает. Я подошёл на их крики и многочисленные запугивания птицы-победителя и решил вмешаться. Только тогда, когда мой кирзовый сапог оказался в непосредственной близости от поморника, тот понял, что всё-таки человек — царь природы и, отчаянно возмущаясь, взлетел. Фото получились у тех, кто был к этому готов.
Дальнейший путь лежал через осыпь... Рюкзаки были несколько тяжеловаты, поэтому мы съехали по осыпи и оказались в жёлобе, по которому пингвины съезжают к морю. У них это получалось достаточно легко и весело, чего нельзя было сказать о нас. Мы ехали по-суворовски: «на чём — на всём» метров 30, может, чуть больше, отчаянно ругаясь. Дело в том, что пингвины во время скольжения «удобряют» жёлоб (а может, просто опорожняют желудок). Спустившись и кое-как отряхнувшись, мы обнаружили преспокойно наблюдающего за нами морского слона. Мой разгневанный приятель с криком: «И тебе смешно!» — устремился к нему. Невозмутимый до этого слон быстро ретировался за камни, что нас несколько успокоило. Мы продолжили оставшийся путь вдвоём (остальные избежали столь весёлого и стремительного спуска и поэтому пришли позже).
Потом опять была гостеприимная станция с диковинными ещё в то время видеофильмами, долгие разговоры. Был путь на шлюпке до судна по «хорошей» волне, когда все укрылись брезентом, но после каждой волны часть воды стекала по складкам ткани кому-нибудь за шиворот. И, наконец, сауна на судне, чистая и сухая одежда и заслуженный отдых.
А загрязнений в глубине острова оказалось не меньше, чем в районах интенсивного судоходства.
