— Расскажите, пожалуйста, в чём вы видите главную задачу РОСНАНО?
— Миссия корпорации заключается в коммерциализации научно-технических разработок в области нанотехнологий, то есть в доведении их до практического применения. По сути дела, корпорация должна стать инструментом, с помощью которого государство перекидывает мост от научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок (НИР и ОКР) к их внедрению. Чтобы решить эту задачу, корпорация должна создать простой и эффективный механизм передачи разработок учёных в производство, отработать схемы финансирования, решить массу правовых вопросов, если говорить высоким стилем — проложить дорогу всем научно-технологическим инновациям в России. И это вторая наша важнейшая миссия.
Инвестиционная цепочка начинается с идеи, изобретения, за которыми следует исследовательская, а затем, в случае успеха, опытно-конструкторская работа. В итоге появляется опытный образец. На западе результаты этих работ передаются в какую-нибудь «spin-off»(отделяющуюся от университета) самостоятельную фирму или «start-up» (начинающую) компанию, чтобы изготовить небольшую серию и оценить рыночные перспективы воплощённой в конкретное изделие идеи. И только после этого, если всё сложилось удачно, наступает этап внедрения в массовое производство. Между опытным образцом и широкомасштабным производством — большая пропасть, причём и у нас, и на Западе. Но в России эта пропасть, к сожалению, гораздо глубже. После произошедших в стране в 90-х годах прошедшего столетия перемен академическая и университетская наука хоть и понесла значительные потери, но во многом сохранила свой потенциал. А вот на этапе создания опытного образца ситуация намного хуже. Прикладная наука, инженерные кадры, выполнявшие эти работы, сосредотачивались в СССР в отраслевых институтах. Большинство из них либо расформированы, либо «сжались» в коллективы из 10—20 человек, которые живут за счёт сдачи помещений в аренду. Что касается «spin-off» или «start-up» компаний, то ситуация с ними в нашей стране тоже значительно сложнее, чем на Западе. Хотя государство предпринимает в этом направлении определённые усилия (существуют, например, фонд Бортника для поддержки малого предпринимательства и некоторые другие структуры), тем не менее дистанция между опытной партией и широкомасштабным производством очень велика.
— В последние годы стадии опытно-конструкторских работ для академической и университетской науки стали практически недоступными. Эти бюджетные организации в большинстве своём не имеют соответствующих лицензий. И в процессе создания опытного образца, не говоря уже о выпуске опытной партии изделий, основные производители научной идеи и научной продукции не участвуют. А производителям зачастую не интересно реализовывать чужие разработки. Как быть?
— Тут на самом деле две проблемы. Прежде всего, если университет или академический институт видят необходимость в получении такой лицензии, её нужно получать, и ничего сложного в этом нет. Но нередко НИР и ранние стадии ОКР мало отличимы. Поэтому с проведением начальных НИОКР я не вижу никаких законодательных проблем. С другой стороны, не факт, что научные организации должны в полном объёме заниматься ОКР. Для этого создаются специальные центры или небольшие компании, получающие необходимые лицензии для производства средних и поздних ОКР, — эти работы должны выполнять специалисты-конструкторы.
— Корпорация призвана поддерживать наиболее перспективные проекты в области нанотехнологий. По какому принципу производится отбор проектов, которые могут получить поддержку РОСНАНО, каковы критерии этого отбора?
— Для инвестиционных проектов можно выделить три основных критерия. Первый критерий понятен, он определён федеральным законом: проекты должны относиться к области нанотехнологий. Второй принцип: проекты должны быть научно обоснованы и технически реализуемы; и третий: они должны быть экономически эффективны. При этом все критерии абсолютно равнозначны. Деньги нам выделены государством, но мы не являемся грантовым фондом или аналогом Федерального агентства по науке и технике, которые значительную часть средств дают заявителям безвозмездно. Для инвестиционных проектов мы предоставляем деньги только на возмездной и возвратной основе. Так что наша корпорация, с одной стороны, является институтом развития, а с другой — очень похожа на венчурные фонды, деятельность которых направлена на получение прибыли. Они входят в бизнес на ранних стадиях развития разработки и перепродают его другим компаниям-производителям на более поздней стадии, зарабатывая на разности между тем, за какие деньги они купили разработку и сколько в неё вложили, и тем, за сколько её продали. Мы — государственная организация, получение максимальной прибыли не является для нас приоритетной целью. Но и работать в убыток нельзя — это было бы растранжириванием выделенных нам государством денег. Для нас очень важен критерий финансовой эффективности: как экономно и рационально использовать имеющиеся средства. Кроме инвестиционных проектов корпорация может поддерживать в России инфраструктурные, образовательные, популяризационные проекты, направленные на развитие сферы нанотехнологий. Они тоже должны быть максимально эффективными, но их результативность измеряется по критериям общего вклада в развитие нанотехнологий.
— Вы возглавляете департамент научно-технической экспертизы РОСНАНО. Что входит в функции департамента, кто ваши эксперты?
— Экспертиза в корпорации комплексная. Так как мы стремимся к финансово эффективным проектам, то в неё помимо научно-технической экспертизы, которая естественна, например, для грантовых фондов, входят и другие виды, скрытые под общим названием «инвестиционная экспертиза». Она делится на производственно-технологическую, финансовую, юридическую, патентную, на экспертизу безопасности применения технологий и ряд других. Я отвечаю за научно-техническую экспертизу. Наше подразделение должно отсечь те проекты, которые являются научно непродуктивными, ущербными либо порочными и технически малореализуемыми.
Мы исходим из принципа, что ни один чиновник, даже самого высокого ранга, не может оценивать науку и технику. Это должны делать профессионалы — учёные, технологи и инженеры. Поэтому исполнителями экспертизы у нас являются внешние эксперты. Таким образом, реализован принцип полного аутсорсинга (передача неключевых функций сторонним высококвалифицированным специалистам. — Ред.) экспертизы. Экспертов мы привлекаем из специалистов, которые есть у нас в стране, и не только. Мы активно работаем с российской научно-технической диаспорой за рубежом, а также с иностранными учёными. К экспертам предъявляются определённые квалификационные требования, сформулированные в документе «Порядок аккредитации и квалификационные требования к экспертам — физическим лицам, привлекаемым РОСНАНО для проведения научно-технической экспертизы», ознакомиться с которым можно на сайте корпорации. Мы хотим иметь экспертами людей, которые профессионально разбираются в современном состоянии проблемы и имеют прозрачные и общественно понятные подтверждения своей квалификации. Таким образом, экспертиза максимально независима.
— И всё-таки, как организована научно-техническая экспертиза проектов в РОСНАНО?
— В мировой практике принято, что в экспертизе участвуют заказчик, её организатор и исполнитель. В России, случается, эти три основных субъекта как-то смешиваются: сами заказывают экспертизу, сами решают, кому её поручить, и сами же выполняют. В нашем случае всё очень чётко регламентировано. Заказчиком для департамента научно-технической экспертизы выступает проектный офис РОСНАНО, где аккумулируются все проекты и все заявки. Мы должны ответить на три основных вопроса, о которых я уже говорил: «нано или не нано», состоятельно ли научно и осуществимо ли технически? При этом, ещё раз подчеркну, мы являемся только организаторами экспертизы. Ни один сотрудник корпорации, даже самый высококвалифицированный, не является исполнителем экспертизы.
— Расскажите чуть подробнее о том, в каких направлениях проводится экспертиза проектов, претендующих на поддержку корпорации?
— У нас при корпорации есть рекомендательный орган — научно-технический совет, состоящий из 19 человек. Это ведущие специалисты в тех или иных областях нанотехнологий — академики, организаторы науки, представители государственных органов, имеющие отношение к науке, технике и производству, и другие крупные специалисты, которые уже на основании нашей экспертизы дают окончательное заключение о том, насколько проект научно обоснован и технически реализуем. Это третья ступень контроля: эксперты могут быть специалистами в своей узкой области и не замечать каких-то общих закономерностей или, наоборот, специфики проблемы для государства. Среди членов научно-технического совета есть специалисты, знающие и те отрасли, которые для обычной гражданской науки закрыты.
А вторая часть экспертизы проекта происходит по инвестиционному направлению. В рамках юридической экспертизы проверяются организация-заявитель и её история, чтобы избежать возможных неприятностей, если за заявителем числятся долги, неуплата налогов или какие-то другие действия, которые могут помешать проекту стать успешным. Поскольку обычно в дальнейшем мы с заявителем образуем совместную проектную компанию, на неё может упасть «тень прежних грехов», чего следует избегать с самого начала.
Патентная экспертиза очень серьёзно оценивает имеющуюся у заявителя интеллектуальную собственность. Причём оценивает и в денежном выражении. Ведь заявители приходят к нам уже не просто с идеями, а с некоторой интеллектуальной собственностью, а то и с материальными активами, например оборудованием, внося, таким образом, вклад в совместную проектную компанию. Мы также можем входить деньгами в капитал уже существующей компании. При этом доля каждого участника определяется в денежном эквиваленте. Как государственная корпорация мы хеджируем (страхуем) риски, но важнейшей дополнительной проверкой жизнеспособности проекта является участие частного инвестора, который согласен вкладывать в проект свои деньги. Если же инвестор не находится, то это для нас определённое предупреждение о целесообразности участия. Естественно, что перед принятием решения проводятся тщательная финансовая и маркетинговая экспертизы, с тем чтобы определить, кому такой продукт нужен, что уже имеется на рынке, какие есть аналоги и чего от проекта можно ожидать в будущем, скажем через пять лет.
И лишь когда все экспертизы закончены, результаты анализа проекта изучает внутрикорпоративная инвестиционная комиссия. Есть ещё один внешний для корпорации орган, введённый по нашему настоянию в структуру принятия решений по инвестиционным проектам. Законом он не предусмотрен. Это Комитет по инвестиционной политике (КИП), состоящий из 11 представителей бизнеса и ведущих министерств экономического блока правительства. На его рассмотрение выносятся планируемая сделка и так называемый инвестиционный меморандум. Одобрение комитета даёт зелёный свет проекту, и далее он выносится на правление или наблюдательный совет корпорации, который и принимает окончательное решение о финансировании.
Ну и ещё один очень важный момент для любой экспертизы, в том числе и научно-технической, — оценка перспектив. Если поставленную перед нами задачу выражать в количественных параметрах, то планы таковы: к 2015 году производство наноиндустрии в России должно составить 900 млрд руб. При этом с участием РОСНАНО — 300 млрд, а 600 млрд руб. должны быть получены без прямого нашего участия. Для этого мы, как институт развития, и создаём среду, в которой наноиндустрия работает и развивается. Это и есть мультипликатор наших усилий. Кроме того, одним из важнейших, установленных для российской наноиндустрии показателей является уровень экспорта нанотехнологической продукции. По планам, к 2015 году он должен достигнуть 180 млрд руб.
Мы стараемся относиться к нашим заявителям максимально благожелательно. Если поданный проект с точки зрения науки и техники хорош, но у заявителей нет достаточного опыта в написании экономического обоснования, то наши инвестиционные аналитики помогают заявителю сделать качественный бизнес-план. Причём это случается достаточно часто, поскольку опыта в подготовке бизнес-документации у сотрудников корпорации больше, чем у заявителей. Иногда от начальной заявки кроме общего научно-технического описания остаётся немного. Происходит переформатирование проекта или переориентация его на другие сегменты рынка. Другое дело, что в стране не так много хороших проектов. Именно потому нам и приходится очень много работать с заявителями.
— Сколько проектов уже получило поддержку РОСНАНО?
— Сейчас действует принцип «открытого окна», но в скором времени мы будем объявлять конкурсы для развития конкретных областей наноиндустрии. Мы начали приём заявок 1 апреля 2008 года. Всего заявок, которые можно назвать проектами, то есть оформленных в соответствии с нашими требованиями, — 180—200. Кроме них есть значительное число обращений и предложений в произвольной форме. Их более 800. Эти заявки по большей части представляют собой в лучшем случае развёрнутую информацию на нескольких страницах об интересном научном исследовании, без какой-либо экономической проработки. Мы работаем и с такими документами. Если предложение кажется нам интересным, мы обращаемся к заявителю с просьбой оформить заявку по нашей форме и даже с нашей помощью, чтобы можно было провести её комплексную экспертизу. Нормативный срок нашей комплексной экспертизы — 180 дней. И успех во многом зависит от способности заявителя оперативно и точно предоставить нам необходимую информацию. Обычно в нормативные сроки мы укладываемся. Если происходят задержки со стороны заявителя, то сроки экспертизы увеличиваются. На начало февраля 2009 года в РОСНАНО утверждено 9 проектов.
— В начале декабря прошлого года на международном форуме по нанотехнологиям подписаны соглашения между РОСНАНО, РАН и МГУ о сотрудничестве. Чего вы ждёте от взаимодействия с Академией наук и Московским университетом?
— Я прокомментирую соглашение с РАН кратко: мы открыты и готовы к сотрудничеству с Академией наук, и наше соглашение тому подтверждение. Мы прекрасно отдаём себе отчёт о научном потенциале РАН и хотели бы его использовать с максимальной отдачей, но в рамках нашей миссии. Это соглашение, которое является рамочным, мы стараемся наполнить содержанием. Состоявшийся в январе визит руководства РОСНАНО в Физический институт Российской академии наук (ФИАН) может стать в этом плане первым шагом.
Что же касается соглашения с МГУ, то университет является одним из центров «кристаллизации» нанотехнологий в стране. Не говоря уже о его кадровом, научном потенциале. Поэтому мы очень заинтересованы в таком соглашении. Одна из обсуждаемых идей в рамках этого документа — совместное создание современного наноцентра. При этом мы хотели бы использовать всё то, что уже сделано в МГУ в области нанотехнологий, например Научно-образовательный центр нанотехнологий и Центр коллективного пользования. Для тесного сотрудничества с МГУ создана рабочая группа, и процесс уже идёт.
— Развитие любой новой отрасли знания или производства невозможно без подготовки кадров. Как решается эта проблема?
— Мы прагматичны и в этом вопросе. Конечно, большое количество квалифицированных нанотехнологов это очень хорошо. Но РОСНАНО — лишь один из инструментов развития нанотехнологий в стране. Основным игроком в плане нанотехнологического образования в стране является Министерство образования и науки Российской Федерации. Поэтому свою роль мы видим в направлении ресурсов не на общее образование (это задача министерства), а на специальное образование — магистратуру, аспирантуру, докторантуру в сфере нанотехнологий и дополнительное (переподготовка кадров) в интересах поддерживаемых корпорацией проектов. Мы очень серьёзно относимся к подготовке кадров и будем финансировать программы дополнительного образования по подготовке специалистов, в том числе и для работы в наших проектных компаниях.
