Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее — иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно…
Толпой угрюмою и скоро позабытой
Над миром мы пройдём без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
Поэт ошибся: его поколение оставило в истории глубокий след, и со временем он становится лишь более отчётливым.
При полном отсутствии в николаевской России политической жизни жизнь интеллектуальная в середине XIX века била ключом. Славянофильство родилось и окрепло в московских кружках и салонах. О любомудрах, салонах Карамзиных, Одоевского, Авдотьи Петровны Елагиной уже говорили. Местом встреч, бесед, споров были и дома дипломата Дмитрия Николаевича Свербеева на Страстном бульваре и Аксаковых на Сивцевом Вражке.
Сергей Тимофеевич Аксаков писал книги о рыбалке и охоте, служил цензором (это он пропустил в печать журнал «Европеец» Ивана Киреевского), позже стал директором Межевого института. Человек, по отзыву историка С. М. Соловьёва, «умный, практический, хитрый, с убеждениями ультразападными, чего при случае и не скрывал», он принимал тем не менее живое участие в делах двух своих сыновей-славянофилов.
Старший, Константин, по мнению того же Соловьёва, представлял собой тип народного вождя — «со львиною физиономиею, силач, горлан, открытый, добродушный, не без дарований, но тупоумный… Спорить с Аксаковым было глупо и вредно для здоровья». А младший, Иван, — «человек с поэтическим дарованием, умнее брата, но никак не учёнее»...
