— Слово «торф» не должно вводить нас в заблуждение, — говорит Мисников. — Оно объединяет самые разные с точки зрения химии материалы. Группы химических соединений будут одни и те же, но распределение их может очень сильно различаться.
Несмотря на одинаковый механизм формирования залежи и одинаковый временной горизонт, торфяники исключительно разнообразны. В зависимости от ландшафта и растительности, которая разлагалась, от минерального состава почвы и атмосферного питания минерально-органический «коктейль», который представляет собою торфяная залежь, окажется очень разным и соответственно по-разному будет проявлять себя при добыче и при использовании.
Параметров, от которых зависит промышленный потенциал торфа, слишком много, и они слишком разноплановые. Некоторые связаны с химическим и элементным составом: содержанием гумуса, битумов, уровнем кислотности, долей золы — несгораемого минерального остатка; другие — с влажностью и пластичностью, степенью разложения, размером частиц. Только зная, какое именно сырьё оптимально для производства конкретного продукта, можно начинать искать под него сырьевую базу — залежь. Только зная характеристики торфа в конкретной залежи, можно грамотно решить, какими методами его добывать, для чего использовать и даже как транспортировать.
Доставка — отдельная история, для торфа весьма болезненная. Он слишком лёгкий. Из-за низкой плотности для его перевозки нужно больше вагонов или цистерн, чем для угля или мазута, его главных конкурентов, а ведь он ещё и отстаёт от них по теплотворности.
— А зачем его далеко возить? — говорит Мисников. — Торф — это же местное топливо. По нашим расчётам, при доставке до 100 км использование торфа вполне рентабельно. Недавно мы делали расчёт для одного заказчика, которому для развития производства понадобилась собственная энергия. Его энергетическое предприятие собирается потреблять 250 тыс. т торфяного топлива в год, обеспечивать производство электричеством и теплом, а избыток поставлять на рынок. Надо было посчитать разные варианты снабжения предприятия топливом, включая добычу и доставку. Мы рассматривали различные торфяные базы, различное оборудование (кстати, техника для добычи торфа на территории России практически не выпускается, её основные производители Финляндия, Ирландия, Канада и Белоруссия), и вот что получилось. Даже при самых отвратительных условиях — расстояние 100 км, худшие характеристики сырьевой базы и самое дорогое оборудование — себестоимость тонны торфа будет 1240 рублей, включая стоимость доставки потребителю. Учтём разницу в теплотворной способности (вместо одной тонны угля надо сжечь 2 — 2,5 т торфа), и получится две с половиной — три тысячи рублей. А уголь сейчас там стоит 3600 рублей. То есть даже по худшему сценарию выгодно. А по лучшему — себестоимость топлива вообще 350 рублей за тонну.
Поверхностному взгляду торф кажется источником лёгкой прибыли. Но только поверхностному. Технически добыча его действительно несложна, а себестоимость привлекательно низкая. Однако чтобы этим воспользоваться, необходимы идеальная технологическая дисциплина и полное понимание того, какой сырьевой базой располагает конкретное месторождение.
— Экспертам заказывают проектировочные работы, — объясняет Мисников. — Они выезжают на месторождение. Бурят, берут пробы в тех характерных точках, в которых что-то может меняться. Оценивают сырьевую базу качественно и количественно: сколько там торфа, какие у него характеристики. Результат — заключение о том, как его можно использовать. Вот так — с наибольшей эффективностью, а так — менее эффективно. Руководство предприятия принимает решение и приступает к созданию бизнес-плана. Оценка сырьевой базы, проектные работы и научно-техническое сопровождение обходятся в России примерно в 3-5% от стоимости всего проекта. А сколько можно сэкономить, зная, какую продукцию производить, с каким качеством и какое оборудование будет оптимальным! Один трактор для болотных работ стоит сейчас 3—4 млн рублей. К сожалению, сплошь и рядом производители приходят, когда уже добыча вовсю идёт: «Почему не получается?» Такая беспечность и компрометирует торф.
Причуды нормативной базы
Торф относится к категории полезных ископаемых. Каменный уголь — тоже. Знака равенства между торфом и углём это не означает, но нормативная база, регулирующая добычу торфа, без колебаний приравнивает его к углю. По нормативам, торфоразработка — вид горнодобывающего производства, и каждое торфопредприятие должно уметь отчитаться так, словно оно шахта и расположено глубоко под землёй.
Торфяники «стали горняками» в 1980-е под памятный многим лозунг «Экономика должна быть экономной». Объединились министерства и вся инфраструктура, заодно сделались общими и технологические нормативы. Торфопредприятиям стало трудно отчитываться за корчёвку пней, потому что пней в шахте нет, и объяснять, почему в сметах отсутствуют взрывные работы.
— То, что мы числимся по горной промышленности, до сих пор наша основная проблема, — говорит Виктор Леонкардович Гейлер. — Мы обязаны иметь службы, которые торфопредприятию абсолютно чужды. Например, объём запасов, по горным правилам, оценивает маркшейдер: определяет конфигурацию и размер угольного пласта. Но для торфяной залежи этого сделать невозможно, торфяное поле «дышит», увеличивается и уменьшается. Или ещё пример. Когда горное оборудование вырабатывает срок своей службы, дальше его использовать можно только при условии ежегодной экспертизы. Наверное, в шахте это логично, а нам приходится ежегодно платить по 30, 40 или 50 тыс. рублей за экспертизу каждого старого трактора, которых у нас больше пятидесяти.
— А как вообще торфяному полю удаётся отчитаться «в качестве шахты»?
— Ведём дополнительный поток совершенно ненужной документации, — говорит Гейлер, — держим специально обученных людей, которые занимаются только этой отчётностью.
— При этом перевозка угля дотируется, — добавляет Мисников, — а перевозка торфа — нет.В 2009 году собирался Союз промышленников и предпринимателей, там приводились цифры: перевозка тонны угля обходится, благодаря дотациям, в 22 рубля, а торфа — в два-три раза дороже. Или как вам такое: у нас по закону импортное промышленное оборудование не должно облагаться таможенными пошлинами, если в России аналогичной техники не производят. А если производят, то импортная облагается таможенными пошлинами. Логично. Но почему-то торфяное оборудование облагается пошлинами при ввозе, хотя в России его не делают. А вот, например, оборудование для заготовки леса хотя и производится своё, но импортное ввозится беспошлинно.
Территориальный статус торфяного поля тоже долго оставался довольно запутанным. К чему его отнести — к недрам? Водным ресурсам? Лесному хозяйству? Некоторое время торфопредприятия платили налоги по трём позициям одновременно, но недавно соломоново решение было принято: водный объект, поскольку около 90% залежи — это вода. Однако на болоте растут деревья, и всем разрешительным инстанциям хочется провести их как строительный лес, потому что тогда за разрешение его свести с торфодобытчика можно взять как с лесозаготовителя — дороже.
Сказанного достаточно, чтобы понять: потенциально торфяное производство может быть рентабельным, но для коммерческой отдачи ему необходимы преодолимые расстояния, логичные законы и глубокое уважение к науке и технологиям. Это обстоятельство делает торфянку чем-то вроде экономической лакмусовой бумажки: фактор дураков и дорог в условиях рынка оказывается для неё критичен.
