Пока не увидишь Камчатку своими глаза
ми, трудно представить в полной мере,
что лед и снег в ее природном комплексе
занимают такое важное место. Камчатку
называют «страной льда и огня», а еще
«тихоокеанской Арктикой». Но какая ж тут
Арктика, если этот самый большой в Советском Союзе полуостров располагается
между широтами Ленинграда и Киева? Конечно, ледники — своеобразные «десанты
Арктики» — можно встретить даже и на
экваторе, но высоко в горах. А на Камчатке они спускаются по-полярному, совсем
низко. И это удивительно Для таких довольно южных широт. Объяснить такое можно лишь обилием снежных осадков. По
данным метеостанций, расположенных близ
океана, на Камчатке и в самом деле снега
выпадает очень много.
Снег приносят циклоны. Зимой они надвигаются из северо-западной части океана,
из южной части Охотского моря, а нередко
от берегов Японии и Китая, из Японского и
Желтого морей. Теплые циклоны с юга соприкасаются с леденящим дыханием зимнего сибирского антициклона, и в зоне наибольших температурных контрастов выпадают обильные осадки в виде снега. Циклоны с Японского моря проносятся над полуостровом со скоростью до 60 километров
в час, обрушивая на него иной раз за сутки месячную норму снежных осадков.
Именно тогда можно прочитать в газетах о
буране в Петропавловске-Камчатском, который буквально завалил город снегом, нарушив его нормальную жизнь...
До последнего времени специалисты не
знали, как распределяются снежные запасы по всему полуострову. Гляциологов же в особенности интересовал вопрос, сколько снега достается ледникам, которые, как известно, обладают способностью как бы
улавливать снег, используют его для своего
питания. Слово «питание» здесь вполне научный термин. Так гляциологи называют
процесс накопления снега на ледниках.
Именно в область питания одного из ледников Камчатки и должна была проникнуть небольшая гляциологическая экспедиция Института географии Академии наук
СССР, в которой мне довелось принять
участие.
НЕБЫСТРЫЙ ПУТЬ К ЛЕДНИКУ
Два с половиной столетия назад Витус
Беринг добирался до Камчатки более полугода. Наш небольшой отряд летит из Москвы на «ТУ-104», Аэрофлот обещает нам
доставку в Петропавловск за шестнадцать
часов. Беринг за это время преодолел лишь
первые двадцать—тридцать верст.
Вот уже почти вся Сибирь позади. Мы
над пустынным, присыпанным снежком
Джугджуром, а потом, словно над гигантским катком, над Охотским морем — совершенно гладким, бесснежным серо-зеленоватым льдом, на котором чудеснейшим
образом отпечатался, врезавшись в лед, более темный след спиралевидного вихря
циклона.
И вот за этим-то катком и возникла белая-белая, ну точь-в-точь как ледяной берег Антарктиды, или, скажем, хорошо мне
знакомая Земля Франца-Иосифа, камчатская земля. Белоснежье ее было совершенно неожиданным. Ведь подходил к концу
май. Мы только что пролетали над Якутией, и там, в стране полюса холода н вечной мерзлоты, видели совершенно явственные приметы весны. А в Москве, которую
мы оставили лишь несколько часов назад,
зацветали яблони.
Быстро проплыли мимо серебристые колпаки вулканов. «Вон там Ключевская!» —
И все бросились к окошкам слева. Потом в
этой сплошь белой стране появилась вдруг
одна-единственная черная точка. К ней,
видно, и направляется самолет, потому что
она растет. Аэропорт Елизово...
Первое и главное, что сразу же ошеломило,— две гигантские пирамиды, закрывающие полнеба. Над большей из них вьется
хорошо заметный на фоне белого склона
желтоватый дымок. Это Авачинская сопка.
Действующий вулкан. Сейчас его склоны
ослепительно белые, покрыты снегом.
По шоссе, связывающему аэропорт с городом, отправляемся в Петропавловск-Камчатский. Первые шестьдесят километров по
земле Камчатки...
В составе нашего отряда — гляциологснеговед В. Г. Ходаков, гляциолог-морфолог
В. С. Корякин, гляциолог-метеоролог (им
был автор). Наш начальник — Ю. М. Модель, единственный из нас, кто уже работал на камчатском льду.
Владислав Корякин взял с собой редчайшую книгу — старое издание труда С. Крашенинникова «Описание земли Камчатской»
и еще в самолете, углубившись в нее, зачитывал нам отдельные места из этой поистине великой книги. Она вышла в свет
в 1755 году, и для всех последующих исследователей природы полуострова служила основой. Ее читал Пушкин, задумавший
написать повесть, в которой действие происходит на Камчатке. Книга эта вдохновляла Некрасова, напечатавшего в соавторстве
с Авдотьей Панаевой в «Современнике»
1848 года роман «Три страны света». Климат, растительность и снега Камчатки в
романе обрисованы по книге Крашенинникова. Мы отыскали строки из романа Некрасова и Панаевой, которые, казалось, были написаны специально для нас: «...Снег,
убитый ветром, покрывает землю толстой и
плотной корой, которая лоснится, как лед.
Беспрестанно свирепствуют вьюги и бури, и
постоянно дует с необузданной силой юго-восточный ветер, делающий пребывание на
суше столь же затруднительным, как и плавание по морю».
Первые географы Камчатки писали о
глубоких снегах на склонах вулканов, но
ничего не сообщали о ледниках: они их
просто не увидели.
В XIX столетии было совершено несколько восхождений на вулканы, до изучения ледников очередь дошла лишь в нашем веке. Первым гляциологом Камчатки
можно считать врача Владимира Тюшова.
Он исследовал ледники Кроноцкого полуострова. К сожалению, материалы исследований не сохранились. В 1908—1910 годах
на Камчатке работала экспедиция, снаряженная на средства миллионера Рябушинского. Тогда впервые были описаны некоторые ледники вулканов. В этой работе
участвовал будущий академик, а тогда молодой ботаник Владимир Леонтьевич Комаров. На Камчатке он провел поражающие
своей полнотой исследования растительности, итогом которых был трехтомный труд
«Флора полуострова Камчатка». Память о
его юношеском интересе к гляциологии запечатлена в названии одного из камчатских
ледников — ледник Комарова. Но этот ледник, как и все другие, еще долго ждал своих исследователей.
В 1960 году Институт географии Академии наук СССР высадил первый «научный
десант» на ледник Корыто в Кроноцких горах. С этой экспедиции, можно считать, и
началось гляциологическое изучение Камчатки.
Нас, группу гляциологов, пригласили повторить комплекс наблюдений на леднике
Корыто, для того чтобы проверить данные
об исключительно большом накоплении
снега в верховьях этого ледника.
Ученый секретарь Института вулканологии Владимир Николаевич Виноградов говорит, что рассчитывает с нашей помощью
наладить наконец исследования особого типа оледенения, свойственного областям активного вулканизма, подобным Камчатке.
После захватывающих рассказов Виноградова о ледниках привулканья нам захотелось немедленно приступить к работе. Но
наш гостеприимный хозяин предложил пока обосноваться в пустой квартире, сказав:
«Вы ведь понимаете, что вертолет зависит
от погоды...»
Это мы понимали. Погоды, как известно,
даже у моря трудно дождаться, а здесь —
океан... Но невозможно было представить
себе, что ожидание вертолета так удлинит
наше приближение к «полю».
Шел день за днем, ежедневно мы приезжали в аэропорт и терпеливо ждали двух
часов дня,— позднее этого времени вертолет уже не вылетал. Были дни, когда в
Петропавловске стояла хорошая погода, а
мы все-таки не летели, потому что в селении Жупаново, где у вертолета обязательная промежуточная посадка, погода была
нелетная. А о том, какая погода установилась в Кроноцких горах, не знал никто:
оттуда информация не поступала вовсе.
Мы возвращались в город и любовались
заманчиво сверкавшими заснеженными сопками, Авачинской бухтой, вулканом Вилючик на том берегу бухты.
Фантастически быстро добравшись до
Камчатки, мы рассчитывали и дальше на быстрый комфортный перелет по воздуху. Но
этого не получилось. И теперь попусту теряли дни и недели.
В КРОНОЦКИХ ГОРАХ
Кроноцкяй полуостров далеко вдается в
океан. Он знаменит огромным заповедником, Кроноцким озером, разместившимся в
древнем кратере, и Кроноцкой сопкой —
вулканом на редкость правильной формы и
высотой в три с половиной тысячи метров.
Широкий Кроноцкий залив — прекрасная,
еще не освоенная гавань. Горы, в которые
мы направляемся, относительно невысоки в
интересны в основном своими ледниками.
Это один из крупнейших ледниковых узлов Камчатки, он включает тридцать два
ледника общей площадью около ста квадратных километров. Объект наших исследований — ледник Корыто — расположен в
верховьях реки Б. Чажма. Наш ледник самый большой в горном массиве, больше семи километров длиной.
Начальник отряда Ю. М. Модель, уже
бывавший на леднике Корыто, спокойнее
всех относится к вынужденной задержке.
Он уверяет, что на нашем леднике снег
еще не начинал таять. Но когда прошла
первая неделя июня, то и Модель заволновался. Теперь он не отходил от пилотов
и диспетчеров аэропорта, доказывая, что,
когда начнет таять снег, нам уже нечего
будет делать на леднике.
Погода изменилась резко. Поднялся тот
самый юго-восточный ветер, о котором писал Некрасов. Нам он принес радость. Серая вата облаков, уже давно прятавшая
желтоватый дымок над Авачей, вдруг рассеялась. Яркий голубой шатер раскинулся
над летным полем. Вертолетчик Коля Гончаров бросил небрежно: «Полетим...».
Правда, он слегка задержался взглядом на
черных жгутах чечевицеобразных облачков,
кое-где протянувшихся над сопками,—
предвестниках сильного ветра, но махнул
рукой: «Попробуем!»
Радости нашей нет предела. Грузим в
вертолет палатки, ящики, баулы, лопаты,
ледниковый бур со штангами. Взлетели.
Набираем высоту. Очень скоро мы убедились, что весна, дружный приход которой
нас несколько пугал (не растаял бы снег!),
отвоевала лишь один небольшой участок
вокруг Петропавловска. А дальше на север
еще все утопает в снегах. Снег начинается
от океанского прибоя, вдоль кромки которого мы и летим.
Один за другим под нами вздымаются
вулканы — гигантские терриконы: Мутновская сопка, величественная Жупановская, а
за ней абсолютно черная среди белых просторов Карымская. Этот вулкан постоянно
понемногу извергается, засыпая снег на
склонах пеплом.
За группой сопок, названных на карте
Жупановскими Востряками, вертолет снижается, развернувшись над Кроноцким заливом, полукружием огромной бухты, и садится близ заброшенного рыбацкого селения Жупаново. За полчаса, пока вертолет
заправляли, в окружающем нас мире произошли заметные перемены. Ушла под облачный занавес коническая вершина Кроноцкой сопки. Над массивом Кроноцких
гор взгрудились облачные клубы. Сможем
ли мы прорваться сквозь них?
Взлетели. Под нами желанные горы. Обликом своим они напоминают приэльбрусский район Кавказа — такое же нагромождение древних лав, узкие крутосклонные
ущелья — каньоны, острые гребни гор, лавинные очаги на склонах.
Вертолет бросало токами воздуха то
вправо, то влево. Клубы тумана наползали
на вершины, серые рваные клочья проносились мимо. Погода ухудшалась с каждой
минутой. «Я не вижу Корыто!» — крикнул
в ухо Ходакову, который следил за полетом
по карте, первый пилот. Ю. М. Модель внимательно всматривается в проступающий по
временам из тумана хаос гор и тоже отрицательно качает головой. Облетев дважды
весь горный массив, вертолет повернул назад, на юг... Вечером мы надували резиновые матрацы в нашей квартире в Петропавловске. «Фальстарт...» — резюмировал
события дня Ходаков.
В ту же ночь погода испортилась по-настоящему. Начался обычный камчатский
ливень.
Приготовились снова долго ждать. Но
уже через три дня погода восстановилась,
и Коля Гончаров, первый пилот вертолета,
вернувшись из какого-то ближнего рейса,
сказал: «Теперь полетим. А там — не
знаю...»
Знакомый маршрут. Полоса прибоя, вулканы, черный конус Карымской сопки, отвесные обрывы и острые лезвия гребней
Кроноцких гор... Но теперь все видно исключительно четко — ни облаков, ни тумана. Ледник нашли сразу. Приземлились у
его подножия, в долине, по-зимнему заваленной снегом.
Вертолет едва коснулся колесами поверхности снега. Разгрузку вели под свистящими лопастями винта — мотор не выключался. Не больше десятка минут — и вертолет
уже уходит вниз по долине, звук мотора
быстро затихает.
Мы вчетвером остались на снегу, под ярким горным солнцем, в невероятной тишине. Наша связь с миром на время оборвана
почти полностью.
СОЛНЦЕ, СНЕГ И ПАЛАТКА
Лучи солнца, отражающиеся от белейшего снега, очевидно, выпавшего накануне,
необычайно горячи. «Не в пустыню ли мы
попали?» — вопрошает всегда готовый к
шутке Владислав. У нас у всех за плечами
большой опыт работы на полярных ледниках. Там тоже на снегу бывало жарко. Но
чтобы так... Впрочем, все понятно — ведь
сейчас мы на широте Москвы, и день летнего солнцестояния совсем близок.
Удивительно еще одно: ледник вот он,
совсем рядом, но тут же на берегах речки
Чажмы, она пока еще спрятана под снегом, растет густой ивняк. Склон долины,
спускающийся прямо к леднику, покрыт настоящим лесом из каменной березы с подлеском, из-под снега торчит высокий частокол сухих трав. Такое действительно не везде увидишь — ледник спускается в березовую рощу...
Налетевший внезапно слабый ветерок
быстро охладил нас. Но мы уже работали — копали в снегу яму для палатки, чтобы поставить ее на твердый грунт; стенки снежной ямы защищали нас от ветра.
Снег был плотный, «убитый ветром» —
вспомнили мы выражение Некрасова. Наш
главный снеговед Владимир Ходаков тут же
произвел послойные измерения снежного
покрова. А я, метеоролог отряда, сделал
первые измерения температуры воздуха и
влажности, прикрепив психрометр к лыжной палке, уже в тот момент, как только
скрылся из вида вертолет. Экспедиционные
исследования начались без промедления.
Уже потом была поставлена палатка, уложены продукты и приборы под тентом, налажен примус, приготовлен ужин, за которым наш начальник объявил свой первый
приказ: наутро начинается выполнение программы исследований в полном объеме.
Гляциологу и в наш насыщенный техникой век при полевых работах приходится
рассчитывать главным образом на силу
собственных рук и ног. Мы обычно имеем
дело с труднодоступными и достаточно капризными объектами. И не всегда применимы такие новейшие методы гляциологии,
как гамма-снегосъемка, радиолокация, стремительное термическое бурение.
«Ручная работа» в гляциологии преобладает. Для того чтобы определить запас воды в снежном покрове, отложенном на
леднике за зиму, приходится выкопать в
разных частях ледника, на разных высотных уровнях десятки шурфов, в каждом из
них взять пробы снега из всех обнаженных
слоев, взвесить их на весах — безмене снегового плотномера. Надо измерить специальным снегомерным зондом глубину снега
по всей площади ледника. И в нескольких
точках ледника провести глубинное (на
20—25 метров) бурение льда. В каждой
скважине измерить температуру льда на
разных уровнях... Кроме того, необходимо
весь ледник, как булавками, утыкать рейками; по ним измеряют, как понижается
поверхность снега и льда при таянии. Рейки приходится не просто втыкать, а забуривать в лед, так, чтобы они не вытаяли в
не упали до срока. Эти же рейки служат
ориентирами при измерении теодолитом
скорости движения льда. Ну и, конечно, не
обойтись гляциологу без комплекса метеорологических наблюдений — надо знать, при
какой погоде как идет таяние ледника. Метеорологию очень часто дополняет актинометрия — измерение интенсивности потока
солнечной радиации («актинос» — по-гречески луч).
Оставив работать нехитрые «автоматы»
метеорологии — термограф и гигрограф, записывающие ход изменений температуры и
влажности воздуха, и актинометрический
интегратор, суммирующий все тепло, поступающее от Солнца, я вместе с Ходаковым и Корякиным отправился в первый
маршрут. Через каждые полсотни метров
мы втыкали в снег наш дюралюминиевый
зонд, пронзали все многочисленные ледяные корки снежного покрова, пока наконечник зонда не упирался в плотную ледяную поверхность — уровень максимального
таяния прошлого года. Обилие корок —
признак того, что зима была мягкая, с оттепелями, талая вода и образовала ледяные
корки. В узловых точках снегомерной сети
копали шурфы и измеряли плотность снега. Мы прошли довольно далеко по леднику и были поражены тем, что почти до самой области питания, до фирна, где снег,
который не успевает за лето растаять и обращается в толщу «вечного» льда, везде по
склону долины тянется настоящий березовый лес.
Белокорая каменная береза Эрмана растет метров на двести по вертикали выше
нижней границы ледника. Подобных случаев гляциологи знают не так уж много.
Есть, скажем, в Новой Зеландии ледник
Франца-Иосифа, спускающийся в лес. Но в
нашей стране такое можно увидеть только
на Камчатке. Достаточное тепло летом и
мягкая зима позволяют лесу подняться так
высоко, а изобилие снежных осадков позволяет ледникам спуститься так низко.
Береза Эрмана — реликт третичного времени. Здесь, в камчатских долинах, она пережила ледниковый период. А это означает, что Камчатку никогда не покрывал
сплошной ледниковый покров. Распространение льда несет гибель всему живому.
Бот и камчатские ледники, хоть и окружены лесами, безжизненны. Лишь гляциологи нарушают их мертвый покой. Впрочем, наш ледник Корыто вроде бы претендует быть исключением...
В первый же день Корякин, отправившийся в долину Чажмы на лыжную рекогносцировку, принес известие о том, что там
много медвежьих следов. И потом мы чуть
ли не каждый день видели на склоне косматых «аборигенов» долины.
Однажды два огромных зверя словно нарочно демонстрировали нам свои врожденные цирковые способности. Они забирались
поочередно на снежный склон и кубарем
скатывались вниз. Один катится, другой
следит за ним, вращая головой, а потом косолапо вскарабкивается и тоже начинает
кувыркаться через голову.
Ходаков пытался спугнуть медведей выстрелом ракетницы — никакого внимания.
Они здесь хозяева. Конечно, прекрасно, что
они так непуганы, но все же иной раз
станет не по себе, когда, возвращаясь с
ледника, увидишь, что твой лыжный след
пересекают огромные свежие вмятины.
Дожди ознаменовали начало весны. Температура воздуха стала устойчиво положительной, и снег начал таять очень быстро —
по 8—10 сантиметров в сутки. Палатку пришлось перенести на вытаявший из-под снега бугорок. «Убитый ветром снег» превратился в насыщенную водой массу. А через
несколько дней, когда зазеленели склоны,
освободившиеся от снега, в березовом лесу
послышался голос кукушки. Вот это было
неслыханно — кукушка на леднике!
Ледниковая весна (вернее, это было уже
лето) разворачивалась стремительно. На березах набухли почки, прямо на глазах появились листья. Кукушка теперь не умолкала, она как бы отбивала ритм нашей жизни. Чаще стали попадаться и медведи. С
ними мы встречались по три-четыре раза в день. На «берегу» ледника они выкапывали
корни многолетних растений или просто
«гуляли» по снежнику. Хуже было, если
мишки выходили на ледник, который мы,
естественно, считали своей лабораторией.
И хотя мы убедились в мирном нраве косматых «аборигенов», но все же поглядывали на них с опаской. И каждый вечер, собравшись в палатке, рассказывали друг
другу о происшедших за день встречах.
На леднике Корыто стояла отличнейшая
погода — нам просто повезло. Известная
муссонными летними дождями Камчатка
повернулась к нам своей солнечной стороной. И эти ясные, спокойные дни так нужны были для нашей «снежной работы».
День начинался с метеонаблюдений. Уже
по ранним утренним измерениям заметно
было неуклонное повышение температуры
воздуха — на одну-две десятые градуса,
возрастание интенсивности потока солнечной радиации — на одну-две калории на
каждый квадратный сантиметр в час. Но
особенно заметно менялась структура лучистого потока тепла. Снежная стихия отступала под натиском солнечных лучей, сопротивление снега атаке тепла было сломлено.
А мощь этого сопротивления велика: ведь
поверхность свежевыпавшего снега отражает до 98 процентов солнечной радиации.
Это свойство отражать тепло помогает снегу долго оставаться белым, холодным и не
поддаваться таянию. Но, когда уж оно началось, снег неуклонно темнеет, его отражательная способность снижается, он поглощает все больше и больше тепла.
Лето входило в свои права, снег все
дальше отодвигался от нашей палатки, а
зеленый ковер трав и цветов приближался
к ней. Очистились от снега долина, склоны,
и только ледник сохранял его огромные запасы.
УСТАНОВЛЕННЫЙ НАУЧНЫЙ ФАКТ
Начиная исследования, мы уже заранее
знали, что в верховьях ледника снега много. Мы не знали, сколько его получает ледник ежегодно. Установить это можно было,
выкопав шурф в области питания ледника,
в его фирновом бассейне, лежащем выше
снеговой границы, там, где совершается таинство превращения снега в лед. Надо было копать до дна — до прошлогодней поверхности таяния.
Лопата в двух вариантах — совковая и
штыковая — остается незаменимым инструментом в этом виде научного исследования.
Копаем так, что в глубь шурфа уходят ступеньки, широкие вверху, все более узкие
книзу. Рядом с ямой вырастает снежный
конус.
Снег — пустая порода. «Руду» (ту самую,
что «в грамм — добыча, в год — труды») берем на северной стенке шурфа, которая
должна быть строго вертикальной, зачищенной и слегка оплавленной, чтобы слои снега выделились рельефнее. Сначала мы подробно описываем все слои. Потом в каждый из них надо горизонтально вонзить
цилиндр плотномера. Приходится с силой забивать цилиндр. Надо-углубить его хотя
бы сантиметров на десять, чтобы взять
столбик снега и взвесить его.
Два дня ушло на рытье этого супершурфа (его «дно» обнаружили на глубине
8,5 метра). День — на описание и измерения. Владимир Георгиевич Ходаков, проведя некоторые вычисления, торжественно
провозгласил: «За зиму в районе шурфа выпало 342 грамма снега на квадратный сантиметр, то есть почти три с половиной тысячи миллиметров. Мне не известно другое
место в Евразии, где бы снега выпадало
больше. Мы на «полюсе снежностн» континента!»
Правда, тут же Ходаков, всегда отличавшийся серьезным и неторопливо-тщательным подходом к обобщениям,' добавил:
«Но все это надо еще проверить, прежде
чем признать -как установленный научный
факт».
Нужно было сделать в фирновом бассейне еще два-три шурфа, чтобы проследить в них те же слои снега. Но тут Камчатка сбросила «солнечную маску» и обернулась к нам своим истинным лицом.
По небу прошел парад предциклонных
облаков. Сначала — запутанная сеть перистых облаков, ее сменило «ватное одеяло»
высоких кучевых, сквозь которые еще просвечивало солнце. Потом и солнце и небо
ушли за непроницаемую пелену облаков, постепенно преобразовавшихся из слоистокучевых во все более и более темнеющие
слоисто-дождевые.
Пошел дождь. Задул ветер. Каменная береза загудела надрывно. Дождь постепенно
перешел в снег, сначала мокрый, налипавший пластами на палатку, а потом, уже под
конец снегопада, сухой, по-зимнему колючий. Не хотелось даже ненадолго покидать
палатку: с улицы возвращался уже не человек, а большой снежный ком, который начинал таять и распространять вокруг себя
сырость, а ее и так было с избытком. Три
дня мы пролежали в спальных мешках:
полевые работы были невозможны при таком штормовом снегопаде. Лишь мне как
метеорологу приходилось регулярно высовываться наружу — в снежную круговерть, но и я сократил наблюдения до минимума: погода практически не Когда же неожиданно стих ветер и очистилось небо, мы увидели вокруг настоящий
зимний пейзаж — все было почти так же,
как в день нашего прилета. Зима вернулась, солнечным лучам предстояла новая
атака на вновь обретший защитную белизну
снежный покров. На сей раз дело пошло
быстрее — уже через три дня все вокруг
опять выглядело по-весеннему. На леднике, конечно, снег задержался...
Наконец, настали дни ожидания вертолета. У нас была хорошая погода, но сообщить об этом в Петропавловск мы не могли, потому что рация наша в течение всего
времени работала лишь в одну сторону —
отказал передатчик. Между тем подходили
к концу продукты, нам пришлось перейти
на двухразовое питание.
Ожидание затянулось, и мы уже обсуждали вариант выхода по долине Чажмы к
океану, как однажды совершенно неожиданно — погода была совсем не летная —
мы услышали давно забытый стрекот мотора. Вертолет проскочил в получасовое «окно» в тумане. Как только мы взлетели, туманный вал, поднявшийся на время по
склону, снова хлынул в долину. Но вертолет уже набрал высоту и взял курс на юг.
Итак, наша вылазка на ледник Корыто
успешно завершилась. Установленный нами
научный факт заставил метеорологов Камчатки внести существенные коррективы в
свои представления о количестве выпадающих на полуострове осадков. Так, например, на карте, показывающей количество
осадков, через Кроноцкий полуостров проходила изолиния «300 мм». Это данные, полученные по многолетним наблюдениям метеостанции Сторож, расположенной на берегу Кроноцкого залива. Теперь в карту
внесены изменения. Линия с отметкой
«300 мм» будет отнесена лишь к узкой береговой полосе, а к центру горного массива изолинии пойдут круто, тесня друг друга, отмечая стремительное нарастание осадков до величины, рекордной для Евразии — 5—6 тысяч миллиметров в год. Лишь
в горах юго-западной Аляски накапливается столько же, а может быть, и чуть больше снега. Ведь Камчатка и Аляска — два
«берега» постоянно существующей на севере Тихого океана области пониженного
атмосферного давления, с которой и связаны снежные штормы.
ЛЕДЯНОЕ ОБРАМЛЕНИЕ ВУЛКАНОВ
Пока мы занимались раскопками «прошлогоднего снега», лето уже восторжествовало по всей Камчатке. И теперь она из белой превратилась в зеленую. Только конусы высоких вулканов по-прежнему увенчаны ледяными шапками. Но это лишь в период покоя, до извержения. Как только
вулкан начинает проявлять активность, его
белая шапка чернеет, покрываясь слоем горячего пепла и шлаков. А если дело доходит до лавовых излияний, ледяная шапка
обычно исчезает вовсе, или лед сохраняется лишь в виде пояса, окаймляющего вулкан. Если извержение продолжается, то и
эта ледяная перевязь исчезает, засыпанная
пеплом или превращенная в пар и воду
огненными потоками.
Нередко быстрое таяние ледников вызывает образование селевых потоков исключительной мощи. Так, взрыв вулкана Безымянного 30 марта 1956 года почти моментально растопил весь снег на склонах.
И хлынул сель! Грандиозный грязе-каменный поток ворвался по сухому руслу реки
Сухая Хапица в лес, следы разрушительного селя тянутся на расстояние более 80 километров.
Разнородный вулканический материал
(специалисты называют его словом «пирокластика», что буквально переводится как
«огнелом») чехлом ложится на ледниках.
Если этот материал покроет ледник тонким
слоем, то начнется ускоренное таяние. При
толщине этого слоя более 30—40 сантиметров лсд оказывается под надежной защитой от солнечных лучей. Так был погребен
под «огнеломом» после взрыва Безымянного
ледник Чернова. И ему, по-видимому, уже
не выбраться из-под этого «надгробия».
Ледник завален слоем толщиной более 20
метров. Гляциолог В. Н. Виноградов считает, правда, что у ледника Чернова есть
шанс возродиться поверх вулканического
покрова. И тогда будет «двухэтажный ледник».
Собственно, все камчатские ледники в
той или иной степени включают в себя
пирокластический материал. Все они словно «слоеные пироги». И в этом одна из
отличительных особенностей ледников вулканических районов.
Необыкновенно разнообразны формы
камчатских ледников. Образуются они чаще
всего в кальдерах — в широких кратерах
вулканов, где снег накапливается десятки и
сотни лет. Толщина такого ледника — до
300—400 метров и больше. Отсюда узкие
борозды ледника спускаются вниз по склону
вулканического конуса и до подножия. На
многих вулканах можно видеть звездообразные ледяные покровы — борозды ледника расходятся от вершины лучами...
Всего в каталоге, составленном В. Н. Виноградовым, зарегистрировано и описано
405 камчатских ледников. Их общая площадь — около 850 квадратных километров.
Это всего вдвое меньше площади оледенения арктической Земли Франца-Иосифа.
Оледенение вулканической Камчатки —
особое природное явление — еще ждет своих исследователей.
