— Золотистую окись урана находили в рудниках и по берегам рек ещё две тысячи лет назад, — неторопливо листая книгу, начала очередную вечернюю историю принцесса Дзинтара. — Её использовали как краску для узоров на глиняных вазах, а позже стали добавлять в расплав при варке цветного стекла. Только через много столетий, в 1841 году, французский химик Эжен Мелькьор Пелиго смог получить чистый уран — тяжёлый серо-стальной металл. Уран и его соединения привлекли внимание многих исследователей. Так, в 1804 году немецкий химик Адольф Гелен заметил, что раствор хлорида урана на свету быстро меняет ярко-жёлтый цвет на зелёный. Этот факт попробовал использовать французский исследователь Абель Ньепс де Сен-Виктор, который разработал способ получения цветных фотографий с помощью светочувствительных солей металлов. В 1857 году он обнаружил, что фотопластинки засвечиваются солями урана. Химик предположил, что, возможно, за столь неожиданный эффект отвечает фосфоресценция или флуоресценция.
— Это ещё что за звери? — не выдержала Галатея напора незнакомых терминов.
— Так называют нетепловое свечение вещества, — пояснила Дзинтара. —В случае флуоресценции свечение после воздействия внешнего фактора прекращается за доли секунды, в случае фосфоресценции свечение длится до нескольких часов или дней.
— У меня где-то есть фосфоресцирующие кубики, — вспомнил Андрей. — Если подержать их на солнце, они потом в темноте светятся зелёным светом, но постепенно их свечение слабеет.
Дзинтара кивнула:
— Да, такой эффект ослабления свечения типичен для фосфоресцирующих веществ. Но Сен-Виктор обнаружил, что фотопластинки засвечиваются солями урана, образцы которых полгода провели в темноте. А это значит, что они никак не могли фосфоресцировать. В 1861 году Сен-Виктор пришёл к выводу, что соли урана дают «радиацию, невидимую нашему глазу», и это наблюдение признали «фундаментальным открытием». Через 7 лет, в 1868 году, другой физик, Александр Эдмон Беккерель, опубликовал книгу «Свет», в которой описал опыты Сен-Виктора с солями урана и фотопластинками.
— Значит, радиоактивное излучение открыл Сен-Виктор?! — воскликнул Андрей.
Дзинтара задумчиво ответила:
— И да и нет. Если исследователь открыл что-то, значительно опережающее существующий уровень знаний, его открытие, скорее всего, не получит отклика и не будет работать на развитие науки. Это «что-то» будет долгое время «молчать» — как произошло с гелиоцентрической системой Аристарха Самосского, генетическими исследованиями Грегора Иоганна Менделя (см. «Наука и жизнь» № 2, 2014 г., статья «Сказка о монахе Менделе, который нашёл великий закон на грядке с горохом») и космогоническими идеями Иммануила Канта (см. «Наука и жизнь» № 4, 2015 г., статья «Сказка о космическом путешественнике Иммануиле Канте, которого все считали философом-домоседом»). Через десятки, сотни, а иногда и тысячи лет «молчащее» открытие открывают заново, и оно начинает влиять на ход прогресса, встраиваться в общее здание науки. Чтобы открытие прозвучало, цивилизация должна быть готова принять новое. В середине XIX века ещё ничего не знали о природе света и тем более о строении атома и о существовании невидимых излучений. Потому-то работу Сен-Виктора не поняли, и она осталась практически незамеченной.
