Март всегда был любимым месяцем инспектора Борга. Весеннее солнце, волнующие запахи, неясные надежды... Было от чего прийти в хорошее настроение.
Сияя улыбкой, Борг открыл дверь полицейского участка. И первое, что он увидел, была постная физиономия сержанта Глума, печально глядевшего в окно.
- Вам не нравится весна? - инспектор бодро подошел к страдальцу. - Или какие-то неприятности?
- А-а-а, - безнадежно махнул рукой Глум, - псих один замучил.
- Кстати! - еще шире улыбнулся Борг. - Вот вам свежий анекдот про психов. Из кабинета психиатра выходит пациент. Тут же туда вбегает взволнованная жена больного.
- Инспектор, ну что с моим мужем? - спрашивает она.
- Не волнуйтесь, он абсолютно здоров!
- Да, но вчера он пришел домой и сообщил мне, что все собаки идут по улице под раскрытыми зонтиками.
- Ну и что? - удивился врач. - Разве вы не помните, какой тогда был ливень?
Глум очень внимательно выслушал анекдот, но даже не улыбнулся. Казалось, он пытался отыскать в этой бородатой шутке решение какой-то трудной и серьезной задачи.
- Вам легко смеяться, - проскрипел он, с завистью глядя на лучезарно улыбающегося Борга, - а на меня тут одно глупое дело повесили.
- О-о! - обрадовался Борг. - Обожаю глупые дела! Это последнее прибежище профессионалов. Ну-ка, рассказывайте!
- Да все очень просто, - вздохнул Глум, - и в то же время загадочно. Недалеко отсюда, на улице Опавших листьев, живет один полубезумный поэт Мандель Штамп. Как нам удалось выяснить, три дня назад он отнес свою новую "гениальную" поэму "Настоящер" в редакцию солидного литературного журнала. Какой-то сотрудник редакции бегло просмотрел "шедевр" и сказал, что журналу "это" не подходит. Разъяренный поэт удалился, держа под мышкой рукопись. После этого он засел в своей "мастерской" - этакой маленькой квартирке, в которой он творит или приходит в себя после отказа в очередной редакции. И надо же было так случиться, что вчера тот самый литературный консультант, который отверг "Настоящера", проходил под окнами Штампа. Обрадованный "гений" высунулся из окна второго этажа и плеснул на лысину обидчика кипятком, который у него случайно в этот момент оказался под рукой.
- И попал? - нахмурился Борг.
- Нет, промахнулся, но немного обжег руку критика. Взглянув вверх, бедняга увидел злорадную физиономию поэта, который уже закрывал окно. Мгновенно все поняв, он ринулся наверх и через две секунды ломился в дверь безумца. Тот, конечно, не открывал, но, к счастью, по улице как раз проходил сержант Гризли из нашего участка. Услышав шум, он поднялся по лестнице и заставил-таки Манделя открыть дверь. Как ни странно, тот был спокоен и на все обвинения только загадочно улыбался, а затем и вовсе сказал, что он тут ни при чем и что у него, дескать, есть алиби.
- То есть, - не понял Борг, - какое еще алиби в такой ситуации?
- Этот самый Штамп заявил, что его каморка абсолютно пуста и воду он никак не мог вскипятить. И действительно, вся его квартирка - это одна комната, в которой есть только стол с огарком свечи, стопкой листов с текстом злополучной поэмы да шариковой ручкой, стул и умывальник. Больше никакой мебели и посуды, лишь на полу циновка. Так что ему не только не в чем вскипятить воду, но даже некуда ее налить. Пришлось отпустить поэта, хотя ошпаренный критик в ярости рвал и метал. И дело, стало быть, не закрыто.
- А мог он выбросить кружку или чайник на улицу? - поинтересовался Борг.
- Исключено! - отрезал Глум. - Мы обшарили тротуар под окном мастерской. Ничего. Он не успел бы ничего выбросить и на лестницу.
- А почему, собственно, этот ваш Штамп не держит в мастерской мебели? И зачем ему свеча? - снова улыбаясь, спросил инспектор.
- Этот псих уверяет, что вещи мешают ему "парить над землей на крыльях поэзии". А трепещущее пламя "порождает в его уме возвышенные образы".
- Мне кажется, он не такой уж и псих. Во всяком случае, его алиби не очень убедительно. Он запросто мог вскипятить воду и без чайника...
Что имел в виду инспектор Борг?
