ИНСТИТУТ АТОМНОЙ ЭНЕРГИИ И ЕГО ОТЦЫ-ОСНОВАТЕЛИ

Каждое из великих деяний человечества, будь то изобретение лука, колеса, паровой машины, двигателя внутреннего сгорания, космического аппарата, ядерного реактора, компьютера, начиналось с открытия, совершенного одним человеком, с проявления воли лидера. Иными словами, эпохальные события всегда связаны с появлением выдающихся личностей. Это в полной мере относится к рождению и развитию атомного века. Его предвестником было открытие в 1938 году немецкими учеными О. Ганом и Ф. Шрассманом деления ядер урана с большим выходом энергии при захвате ими нейтронов. По удельному энерговыделению ядерное "топливо" оказалось в миллион раз эффективнее любого органического. Ученым стало ясно, что уран может быть как перспективным топливом, так и супервзрывчаткой.

Начавшаяся в 1939 году Вторая мировая война определила приоритетное направление: в военное время взрывчатые вещества нужнее топлива для электростанций. Первыми к работе над атомным проектом приступили немецкие ученые под руководством крупнейшего физика ХХ века Вернера Гейзенберга. Понимая, что фашистская Германия может овладеть производством ядерной взрывчатки, ученые США, опираясь на авторитет А. Эйнштейна, убедили президента Рузвельта тоже начать работы по созданию атомной бомбы. Так, волею судеб и исторических обстоятельств ряд выдающихся ученых-физиков Европы и Америки, интеллектуалов и гуманистов, оказались "сообщниками" военных.

Абсолютных секретов не бывает. Советская разведка уже в 1942 году располагала некоторой информацией о работах над атомной бомбой в Германии и в США. Несмотря на тяжелейшее положение на фронте, Сталин распорядился начать работы по созданию ядерного оружия. Прежде всего надо было подобрать научного руководителя проблемы. Им мог стать только тот, в ком сочетались бы таланты выдающегося ученого и выдающегося организатора. Логичным казалось назначение на эту роль кого-то из маститых ученых такого ранга, как академики Иоффе, Хлопин, Капица, Семенов. Но научным руководителем уранового проекта СССР, по рекомендации директора Ленинградского физико-технического института академика А. Ф. Иоффе, стал 39-летний доктор физико-математических наук, сотрудник Физтеха Игорь Васильевич Курчатов.

Научная школа Абрама Федоровича Иоффе - явление уникальное в советской науке. Под его началом выросла плеяда известных всему миру физиков, таких, как П. Л. Капица, И. В. Курчатов, А. П. Александров, Н. Н. Семенов, Ю. Б. Харитон, Я. Б. Зельдович, Л. А. Арцимович, И. К. Кикоин. Но почему выбор пал именно на Курчатова? Иоффе видел в нем выдающуюся личность, знал как целеустремленного ученого, способного организовать и довести до завершения начатое дело, и был уверен, что работа такого масштаба Курчатову по плечу. Сам же Игорь Васильевич осознавал важность и грандиозность возлагаемой на него задачи и меру ответственности, которую брал на себя, поэтому его согласие возглавить работы по созданию атомной бомбы в самый тяжелый период Отечествен ной войны, во время всевластия Сталина и Берии, - акт большого мужества человека и ученого.

Курчатов не был наивным человеком. Он прекрасно понимал, за какое дело берется, и точно знал, что с этого момента, ввиду чрезвычайной секретности и срочности проекта, он будет находиться под неусыпным контролем органов госбезопасности, Берии и самого Сталина. Много лет спустя академик А. П. Александров, вспоминая те годы, говорил: "Слово Сталина решало вообще судьбу проекта. По одному жесту Берии любой из нас мог уйти в небытие. Но вершиной пирамиды был все-таки именно Курчатов. Это наше счастье, что в нем воплотились тогда и компетентность, и ответственность, и власть". Грубо говоря, Игорь Васильевич, чтобы остальным работалось более или менее нормально, брал на себя роль громоотвода.

Итак, в марте 1943 года вышло постановление президиума Академии наук СССР об организации Лаборатории № 2 АН СССР, начальником которой назначался только что избранный академик И. В. Курчатов. От правительства проект курировал заместитель Председателя Совета народных комиссаров В. М. Молотов, а конкретными делами - организацией исследований, привлечением промышленности, отзывом с фронта ученых - занимался М. Г. Первухин.

Вновь назначенный начальник Лаборатории № 2 приступил прежде всего к поиску места размещения своего секретного заведения. Курчатов выбрал участок земли между подмосковными селами Хорошёво и Щукино, что в районе Покровского-Стрешнева. Недалеко, на Ходынке, среди большого картофельного поля площадью более 100 гектаров стояло несколько зданий Всесоюзного института экспериментальной медицины. В одном из них, большом трехэтажном корпусе, разместились первые научные сотрудники лаборатории. В нем они поначалу и жили, в том числе Курчатов с супругой, и работали. Постепенно складывался коллектив. Фронт работ расширялся.

Вряд ли кому-то еще из российских ученых ХХ века выпадала столь тяжелая доля: в чрезвычайно короткие сроки создать совершенно новую отрасль науки и промышленности. Разве что конструктору ракет-носителей ядерного оружия и космических аппаратов С. П. Королеву. Как руководитель уранового проекта И. В. Курчатов должен был выработать стратегию и тактику научных исследований, вовлечь ведущих ученых страны в разработку совершенно новых технологий получения делящихся материалов, организовать работу конструкторских организаций, добиться строительства урановых рудников, промышленных предприятий. Иными словами, организовать с нуля весь цикл научных, конструкторских и промышленных работ.

Получить из урана ядерную взрывчатку можно двумя путями: либо в результате выделения изотопа урана-235 (в сырье его доля менее одного процента), либо путем наработки в специальных ядерных реакторах несуществующего в природе химического элемента плутония. Ни той, ни другой технологии у нас не было, их предстояло создать и отработать. Но прежде надо было выбрать наиболее экономичный из этих процессов и сконцентрировать усилия именно на нем, ведь страна вела тяжелейшую войну, и финансовые и производственные возможности были предельно ограничены.

Что касается ядерного реактора (его тогда называли атомным котлом), то он мог быть с графитовым или с тяжеловодным замедлителем. Отдать предпочтение одному из них было трудно, поскольку производство тяжелой воды - процесс чрезвычайно энергоемкий, а получение реакторного сверхчистого графита - дело очень трудоемкое. Существовали различия и в физической эффективности того и другого замедлителя. Академик А. И. Алиханов, начальник Теплотехнической лаборатории - филиала Лаборатории № 2, крупный физик-ядерщик, к мнению которого прислушивалось руководство страны, настаивал на тяжеловодном реакторе. И. В. Курчатов же считал по-другому. Он сформулировал свою позицию и доложил ее В. М. Молотову: или разрабатывается уран-графитовый реактор как основной вариант, или он отказывается от руководства проектом. Едва ли Курчатову легко далось такое решение, но он добился того, что вариант с уран-графитовым котлом приняли за основной.

Методов разделения изотопов урана тоже было несколько: газодиффузионный, термодиффузион ный и электромагнитный. Но поскольку первую атомную бомбу решили создавать с плутониевым зарядом, разделение изотопов урана развивалось как дублирующее направление. Однако все технологии получения ядерной взрывчатки настолько сложны, что гарантировать положительные результаты по каждой из них было просто невозможно, поэтому некоторое время работы шли по всем направлениям.

В Лаборатории № 2 проводились исследования по газодиффузионному разделению, их возглавлял И. К. Кикоин, и по электромагнитному - руководитель Л. А. Арцимович. Выдающиеся ученые и будущие академики, они успешно справились с поставленной задачей. Отработанные на экспериментальных установках технологии были реализованы в промышленных масштабах и сыграли важную роль в развитии атомной энергетики и изотопной отрасли. Создатели технологий разделения изотопов впоследствии стали основателями мощных и перспективных научных направлений: первый - в области молекулярной физики, второй - в термоядерных исследованиях.

Термодиффузионный метод разделения изотопов урана отрабатывался под руководством директора Института физических проблем АН СССР А. П. Александрова, который возглавил ИФП после отстранения от должности его создателя - П. Л. Капицы. Метод получил применение в других научно-технических областях. Сам же Курчатов занимался организацией производства реакторного графита, металлического урана, разработкой технологий выделения плутония из облученного урана и перевода его в металлическую форму. Для решения этой проблемы Игорь Васильевич привлек целую когорту крупных ученых разных специальностей. На урановый проект работали академики Н. Н. Семенов, В. Г. Хлопин, А. П. Виноградов, А. А. Бочвар, Л. Д. Ландау, С. Л. Соболев, а также известные немецкие ученые: профессор М. Арденне, лауреат Нобелевской премии Г. Герц, доктор М. Штеенбек, доктор Н. Риль, уехавший потом на родину Героем Социалистического Труда. Они сыграли важную роль в разработке методов разделения урана и в налаживании производства металлического урана.

В лесных мещерских краях, в маленьком городке Сарове, в 1946 году разместился самый секретный филиал Лаборатории № 2 - КБ-11. Там под руководством будущего академика Ю. Б. Харитона разрабатывали конструкцию атомной бомбы. Кроме названных у Лаборатории № 2 было еще два филиала: ГТЛ - Гидротехническая лаборатория в Дубне, руководимая Г. Н. Флеровым, и РТЛ - Радиотехническая лаборатория в Москве во главе с А. Л. Минцем. Через несколько лет каждый из филиалов стал самостоятельным высококлассным научно-исследовательским заведением: КБ-11 - Научно-исследовательским институтом экспериментальной физики (ВНИИЭФ), ГТЛ - Институтом теоретической и экспериментальной физики (ИТЭФ), а РТЛ - Московским радиотехническим институтом. Они возникли по инициативе И. В. Курчатова, он определял их научный профиль, стиль и методы работы. В это же время Я. Б. Зельдович, Ю. Б. Харитон, И. Я. Померанчук, И. И. Гуревич, С. М. Фейнберг и другие ученые разрабатывали теорию и методы расчета реакторных процессов.

Несколькими годами раньше американские ученые-атомщики во главе с Робертом Оппенгеймером, руководителем Лос-Аламосской лаборатории (аналог Лаборатории № 2), построили и пустили первый в мировой практике атомный котел (Энрико Ферми, Чикаго, декабрь 1942 года), ввели в действие реактор - наработчик плутония (Хэнфорд, сентябрь 1944 года), выделили плутоний, сконструировали атомную бомбу и в июле 1945 года провели в пустыне Аламогордо ее успешные испытания. Вторая и третья, как известно, были сброшены на Хиросиму и Нагасаки.

Долгожданное окончание войны с Германией позволило СССР активизировать работы по урановому проекту. Атомная бомбардировка американцами японских городов только утвердила руководство страны в этом решении. Были созданы чрезвычайные органы управления атомным проектом, его руководителем назначили Л. П. Берию - шефа госбезопасности. Темп производства работ начал стремительно возрастать. В декабре 1946 года в Лаборатории № 2 пустили первый советский атомный котел Ф-1 (физический первый), летом 1948 года в закрытом городе Челябинск-40 заработал первый промышленный атомный реактор - наработчик плутония А-1 ("Аннушка", как его называл персонал), и в августе 1949 года на Семипалатинском полигоне осуществили полноценный взрыв первой советской атомной бомбы.

Приближаясь к этой заветной цели, Курчатов мог воспользоваться некоторыми теоретическими, расчетными и конструкторскими наработками американцев, которые шли на шаг впереди. По каналам научно-технической разведки НКВД их секретные документы попадали к Игорю Васильевичу. У него даже была своя комната на Лубянке, где он изучал добытые материалы и давал задания на поиски новых. Едва ли следует переоценивать этот фактор. Всегда оставалась вероятность получения заведомо искаженной информации - ее проверяли и перепроверяли. Даже только для того, чтобы воспользоваться добытой информацией, нужны были физики высокого класса. Рудники, заводы, реакторы, методики расчетов надо было создавать тоже самим. Основная ценность разведанных заключалась, скорее всего, в том, что они подтверждали возможность реализации наших идей, технологий и конструкций.

Руководитель Лаборатории № 2 (с 1949 года - Лаборатория измерительных приборов АН СССР) И. В. Курчатов принимал все главные решения, брал на себя ответственность, ездил в Кремль "на ковер" к Сталину и Берии. Когда же готовую первую бомбу подняли на испытательную вышку и запустили механизм подготовки к взрыву, Игорю Васильевичу ничего не оставалось, как ждать: "Взорвется или..."

Позади остались труд сотен тысяч людей, миллиарды рублей затраченных народных денег, годы непомерной, нечеловеческой работы без выходных и отпусков при тотальной секретности и неусыпной круглосуточной охране. Курчатов даже не мог находиться вне машины за территорией института, где у него был личный коттедж. Вдобавок круглые сутки за ним следовал телохранитель - сотрудник госбезопасности. Академик А. П. Александров, один из ближайших соратников Игоря Васильевича, как-то под старость сказал: "Еще, может быть, не всеми осознается трагедия: какая прекрасная, богатейшая личность буквально сожгла себя без остатка во спасение своей страны, своего народа".

Испытания первой атомной бомбы прошли успешно. С этого дня у СССР появился ядерный щит.

В годы холодной войны и железного занавеса идеологическое противостояние и психологическое давление достигли такого накала, что возможность применения ядерного оружия Советского Союза и Соединенных Штатов Америки друг против друга люди воспринимали как реальность и чуть ли не неизбежность. А ученые-атомщики начали создавать еще более разрушительное и грозное термоядерное оружие. "Зачинщиком" этой гонки стал выдающийся американский физик Эдвард Теллер, живущий в США по сей день. И. В. Курчатову пришлось заниматься не только реализацией уранового проекта, но и разработкой водородной бомбы, позже названной термоядерной. Этой проблемой начиная с 1948 года были "озадачены" (любимое выражение Игоря Васильевича) И. Е. Тамм, В. Л. Гинзбург, А. Д. Сахаров, Я. Б. Зельдович, Ю. Б. Харитон. Но главный спрос, как всегда, с руководителя проекта - с И. В. Курчатова. Уже в августе 1953 года советская термоядерная квазибомба была успешно испытана на том же Семипалатинском полигоне (американцы свое термоядерное устройство взорвали в конце 1952 года).

После успешного испытания серийной водородной бомбы Курчатов, наряду с усовершенствованием и производством ядерного оружия, наконец смог заняться проблемами использования атомной энергии в народно-хозяйственных отраслях. Тем более, что некоторые его сподвижники - А. П. Александров, С. М. Фейнберг, В. И. Меркин - последние годы работали в этом направлении: разрабатывали проекты промышленных атомных станций (первая, опытная, уже работала в Обнинском физико-энергетическом институте), ледоколов и подводных лодок с ядерными энергетическими установка ми. Но главной мечтой Игоря Васильевича было создание термоядерного энергетического реактора. Термоядерный синтез легких элементов уже реализовали в бомбе, теперь предстояло сделать его управляемым и заставить производить электричество. Но работы по термояду оставались чрезвычайно засекреченными, поскольку по первоначальному замыслу термоядерный реактор должен был стать наработчиком оружейного плутония.

Лаборатория И. В. Курчатова в 1955 году была переименована в Институт атомной энергии АН СССР (ИАЭ АН СССР). Его организационная структура отвечала сложившимся научным направлениям, хотя по соображениям секретности подразделения носили, мягко говоря, странные названия. Отдел оптических приборов (реакторное направление) Курчатов курировал сам, Отдел приборов теплового контроля (диффузионное разделение урана) возглавлял академик И. К. Кикоин, Отдел электроаппаратуры (электромагнитное разделение) вел академик Л. А. Арцимович. Он же был начальником Бюро электрических приборов (потом переименованного в Отдел звуковой аппаратуры) - подразделения, в котором проводились работы по термояду.

В 1956 году Курчатов в числе сопровождавших Председателя Совета Министров СССР Н. С. Хрущева едет в Англию и делает там два доклада: один - о развитии атомной энергетики в СССР и другой, сенсационный, - о термоядерных исследованиях. Открывая секретные работы по термояду, на чем Игорь Васильевич настоял перед поездкой, он, по существу, предложил враждующим сторонам сделать шаги к сближению и совместно решать эту перспективную и очень трудную проблему.

В работе по целому ряду теоретических и экспериментальных задач, стоящих перед институтом, принимали участие приглашенные Курчатовым известные ученые: академики Е. К. Завойский, М. Д. Миллионщиков, А. Б. Мигдал, С. Л. Соболев, М. А. Леонтович, Г. Н. Флеров. Одна из поразительных черт характера И. В. Курчатова заключалась в его умении воодушевлять людей на общую работу независимо от их звания и ранга. Он был демократичен, легко находил общий деловой язык и с лаборантами и с академиками. Ему верили, его уважали и даже любили, за ним шли. В этом, видимо, наряду с глубочайшей эрудицией, была причина его феноменальных успехов и достижений.

За годы работы над урановой проблемой под руководством Курчатова создано атомное и термоядерное оружие, пущена первая в мире атомная электростанция, вошли в строй атомный ледокол и атомная подводная лодка и, что не менее важно, сложилась отвечающая мировому уровню отечественная атомная наука, возникла мощная атомная промышленность. Но 17 лет на посту директора ИАЭ сожгли его здоровье. Вскоре после возвращения из Англии у Игоря Васильевича случился инсульт. Врачи помогли. Он выздоровел, но потребовалась серьезная хирургическая операция. После операции - второй инсульт.

Здоровье восстанавливалось медленно, врачи ограничивали Игоря Васильевича в работе и даже во встречах с коллегами. Жизнь института шла как-то стороной. Курчатова, привыкшего стоять на "капитанском мостике", это угнетало. Когда болезнь отступала, он самозабвенно занимался атомной энергетикой, транспортными ядерными установками, но особенно много и вдохновенно - проблемами термоядерного синтеза. Находясь дома, Игорь Васильевич читал, слушал игру супруги на рояле или пластинки, их было много. Ездил, если позволяло здоровье, на концерты в Большой зал консерватории. Очень любил "Колокола" Рахманинова, но особенно проникал в душу и тревожил "Реквием" Моцарта. Последний раз Курчатов слушал его за несколько дней до кончины, в феврале 1960 года. Как-то, сидя за праздничным столом, он шепнул лечащему врачу, показывая на С. П. Королева: "Его люди будут помнить долго, а меня скоро забудут". Курчатов имел в виду, что ему досталась более "грязная" работа. Атомные и термоядерные бомбы - вещи неосязаемые, засекреченные, а зараженные радиацией река Теча и озеро Карачай, хранилища радиоактивных отходов, люди, умирающие от лучевой болезни, - это реальность, которая будет долго преследовать человечество.

Выступая на сессии Верховного Совета СССР незадолго до смерти, Курчатов говорил: "... нестерпима мысль, что может начаться атомная и водородная война. Нам, ученым, работающим в области атомной энергии, больше чем кому бы то ни было видно, что применение атомного и водородного оружия ведет человечество к неисчислимым бедствиям". Тогда призывы Курчатова прекратить испытания ядерного оружия и запретить его остались неуслышанными. Перемирие в холодной войне было еще впереди.

7 февраля 1960 года, в возрасте всего 57 лет, Курчатов умер. В трауре были все, кто его знал. Ушел из жизни основатель Института атомной энергии - выдающаяся фигура советской и мировой науки, интеллигент, обаятельный человек. Простились у кремлевской стены.

Директором Института атомной энергии, носившего теперь имя И. В. Курчатова, стал академик Анатолий Петрович Александров. До этого момента он уже несколько лет работал заместителем директора ИАЭ, вел почти все реакторные проекты, был авторитетным и уважаемым руководителем. Ученик А. Ф. Иоффе, один из создателей учения о полимерах, автор технологии производства важных для промышленности полимерных соединений, разработчик метода размагничивания металлических корпусов кораблей, широко применявшегося в годы Великой Отечественной войны, научный руководитель проектов практически по всем промышленным реакторам, атомным ледоколам и подводным лодкам, Александров почти десять лет возглавлял Институт физических проблем АН СССР.

И все-таки Анатолий Петрович был личностью другого масштаба, иных научных интересов. Он не пользовался тем авторитетом, которым обладал Курчатов. Отношения с академической элитой атомного направления - И. К. Кикоиным, Л. А. Арцимовичем, М. А. Леонтовичем, Ю. Б. Харитоном, А. Д. Сахаровым, Я. Б. Зельдовичем складывались непросто. Для них "отцом" ядерного оружия оставался И. В. Курчатов.

Несмотря на все сложности, новый директор сумел сохранить в институте творческую, демократичную атмосферу и, главное, его единство, что было делом не само собою разумеющимся: мешали разноплановость научных направлений отделов ИАЭ и стремление их руководителей к самостоятельности. Действительно, каждый из них был выдающимся ученым, имел большие заслуги перед страной и, безусловно, мог управлять большим коллективом.

Основными научно-техническими направлениями деятельности ИАЭ начиная с 1950-х годов оставались промышленное и энергетическое реакторостроение и исследования в области термоядерного синтеза. Институт осуществлял научное руководство проектами энергетических водо-водяных и уран-графи товых реакторов для атомных электростанций, строящихся в СССР и за рубежом (так называемые ВВЭР и РБМК). Под научным руководством академика М. Д. Миллионщикова создавались высокотемпературные газоохлаждаемые реакторы для энергетики, металлургии и химии, а также реакторы с термоэлектрическим и термоэмиссионным преобразованием тепловой энергии в электрическую. Одна из реакторных установок термоэлектрического типа - "Ромашка", которую создавали в содружестве с Сухумским физико-техническим институтом, проработала в институте несколько лет.

ИАЭ располагал хорошей реакторной базой. На его исследовательских реакторах стажировались специалисты из стран Европы, Азии и Африки. На материаловедческом реакторе РФТ (позже МР) отрабатывались новые технологии изготовления тепловыделяющих элементов для атомных электростанций, ледоколов и подводных лодок. Атомный ледокол "Арктика", преодолев льды Северного Ледовитого океана, достиг Северного полюса, а группа атомных подводных лодок совершила кругосветное подводное плавание.

Научным руководителем большинства из этих проектов был один и тот же человек - академик А. П. Александров. Но даже несмотря на феноменальную работоспособность, едва ли Анатолий Петрович мог справиться с таким объемом работы. А ведь он по-прежнему оставался научным руководителем промышленных реакторов - наработчиков плутония и трития для ядерного оружия и ряда других реакторных установок. Александрову все удавалось потому, что он воспитал многих талантливых реакторщиков, таких, как академики Н. С. Хлопкин, Н. Н. Пономарев-Степной, член-корреспондент РАН В. А. Сидоренко, доктора наук С. А. Скворцов, С. М. Фейнберг, Я. В. Шевелев, Г. А. Гладков, Н. Е. Кухаркин и ряд других.

Известность и славу институту приносили, прежде всего, достижения в реакторном и термоядерном направлениях. В 1960-х годах исследования по термоядерному синтезу находились на переднем крае научно-технического прогресса. Под них правительство выделяло большие деньги. Часто проводились международные семинары и конференции. В ИАЭ в порядке научного обмена на экспериментальных установках работали американские и английские специалисты, а советские термоядерщики участвовали в исследованиях научных центров США и Англии. В Отделе плазменных исследований на установках типа "Огра" и "Токамак" изучалось поведение плазмы в магнитном поле при разных способах ее разогрева. Под руководством академиков Л. А. Арцимовича и М. А. Леонтовича там работала первоклассная команда ученых-экспериментаторов, лидерами которой были будущие академики Б. Б. Кадомцев, Р. 3. Сагдеев, Е. П. Велихов, В. М. Шафранов, Е. К. Завойский.

Для термоядерных экспериментальных установок нужны были новые материалы и технологии (глубокий вакуум, мощные магнитные поля, высокие температуры, большие потоки быстрых нейтронов), и Александров создает новое подразделение - Отдел физики твердого тела (его возглавил доктор физико-математических наук Н. А. Черноплеков, теперь член-корреспондент РАН), где теоретически и экспериментально исследовались материалы для термоядерных установок. Специалисты этого отдела разработали, в частности, сверхпроводниковые материалы, которые использовались в магнитных обмотках термоядерных установок типа "Токамак". По инициативе А. П. Александрова в Институте открывались и успешно развивались новые научные направления, например водородная энергетика. Этими работами руководил академик В. А. Легасов.

Человек интеллигентный, демократичный, коммуникабельный, с развитым чувством юмора, А. П. Александров был чрезвычайно прост со всеми, с кем приходилось общаться, - от лаборантов до высших руководителей КПСС. Высокое положение, большие должности (член ЦК КПСС, президент Академии наук СССР) никак не сказывались на взаимоотношениях Анатолия Петровича с коллегами - большинство из них звали академика просто "А.П.". В его большой семье, а у Александрова было четверо детей, к дням рождения писались стихи, поэмы, сценарии для домашних спектаклей. Особенно талантливо это делала его супруга - Марианна Александровна. Ее болезнь и смерть совпали с чернобыльской аварией. Анатолий Петрович обе трагедии перенес мужественно. Пост президента Академии наук и директора ИАЭ покинул по своей воле, хотя очень переживал, потому что не мыслил себя без большой и важной работы.

Теоретические разработки Института атомной энергии им. И. В. Курчатова, который сейчас носит название Российский научный центр "Курчатовский институт", всегда оказывались востребованными и внедрялись в промышленность. На этом и сегодня держится его большой и заслуженный авторитет. Последнее десятилетие ХХ века для института, как и для всей науки, было тяжелым временем. И все-таки ИАЭ успешно развивается, и, надо полагать, тройной юбилей - 60-летие со дня основания и 100-летие его руководителей, выдающихся ученых академиков И. В. Курчатова и А. П. Александрова, - вдохнет в него новые силы.