Многие любопытные факты из жизни животных сообщил Плиний Старший (23-79 гг. н. э.) в своей «Естественной истории». Рассказал он, между прочим, о дельфине, катавшем мальчика на спине по заливу Поццуоли, и об осьминоге, который извлекал моллюска из двустворчатой раковины, вставляя в нее камень.
Случай с дельфином подтвердился уже в наши дни. Как и его древний предок, дельфин по кличке Опо тоже катал детей рыбаков на спине, позволял им играть с собой и зачастую сопровождал лодки, В новозеландской рыбацкой деревушке Опонони этому дельфину даже поставили памятник.
Что же касается осьминога, то здесь все оказалось гораздо сложнее. Версия Плиния была подтверждена лишь один раз — в 1857 году. И с тех пор видеть осьминога, пользующегося камнем, никому не удавалось. Вот почему к этому отнеслись весьма скептически.
История с камнем для нас имеет особое значение, Обычно животные решают всевозможные «бытовые» проблемы, пользуясь зубами, лапами или даже хвостом. А вот когда уже и этих средств оказывается недостаточно, приходится прибегать к помощи различных посторонних предметов — своего рода рабочему инструменту. Камень осьминога и есть один из таких инструментов.
Оказалось, что инструментом пользуются многие животные и среди них даже насекомые. О таких «умельцах» и пойдет речь.
Пожалуй, самый интересный пример являют собой тропические муравьи-портные, на вооружении которых — «швейные машины».
Обитают муравьи-портные в густой листве тропических деревьев. Их муравейники состоят из необычных домиков. В отличие от муравьев других видов, также живущих на деревьях, муравьи-портные строят себе жилища из листьев. Делают они это обычно следующими способами. Либо соединяют два соседних листа, либо — чаще всего — сворачивают один лист в трубочку. Первый способ особой трудности для насекомых не представляет, а вот второй — «твердый орешек».
Когда посмотришь на крошечных работяг, и впрямь кажется — суета сует. Из поколения в поколение передают они секреты строительства лиственных домиков, но всякий раз «забывают», с чего начать. Одна группа муравьев пытается согнуть лист с одной стороны, вторая — с другой. Все попытки, естественно, заканчиваются неудачей: согнуть лист, и правда, очень трудно: жилки листа сопротивляются, а силенок у насекомых маловато. Однако маленьких тружеников это не обескураживает. Они настойчиво ищут выход из тупика. «Ахиллесова пята» листа — его кончик, Сначала его случайно обнаруживает один муравей. Кончик поддается, и тут на помощь первооткрывателю уже спешит несколько муравьев. Проходит несколько секунд, и лист свернут в трубочку. Но теперь возникает, казалось бы, неразрешимая проблема. Как закрепить кончик листа, чтобы трубочка не развернулась?
Как только лист загнут, немедленно появляется еще одна группа муравьев с «швейными машинами» в жвалах (челюстях). «Машины» — зрелые личинки муравьев. Нажимая на них, маленькие портные заставляют личинок выделять клейкую шелковистую нить. Вот ею-то и сшиваются, а точнее говоря, склеиваются края листьев. Получается карманчик, открытый с одной стороны. Дом готов, и можно справлять новоселье. Интересно, что, хотя личинки муравьев коконов не делают, железы их, вырабатывающие клейкий секрет, развиты очень сильно. Песчаные осы-аммофилы строят домики своему потомству не в листьях, а в земле. Тут уж требуется другой инструмент. Правда, выкапывают аммофилы норки, не пользуясь какими-либо орудиями: их вполне заменяют лапки и челюсти. Инструмент осам понадобится позднее.
Когда норка готова, аммофила отправляется на поиски пищи — гусениц. Часто это невероятно тяжелый труд. Представьте себе маленькую аммофилу, которая несколько сот метров тащит за собой гусеницу. И хотя вес гусеницы во много раз превышает ее собственный, она приносит иногда до семи гусениц подряд,
Оса откладывает в тело каждой гусеницы яички. Так как для развития личинок нужна свежая пища, оса не убивает гусеницу, а лишь парализует ее укусом — гусеница остается живой, но двигаться не может. Создав достаточный запас продовольствия, аммофила приступает к заключительному этапу своей работы: зарывает вход в норку, заполняя его маленькими камешками, землей и песком. Но это еще не все. Надо замаскировать вход в норку, чтобы его нельзя было заметить. Вот тут-то аммофила и прибегает к помощи инструмента. Взяв в челюсти камешек, насекомое начинает методично долбить им по свеженасыпанной земле. Чем не «вибротрамбовка»! И делает она это до тех пор, пока вход в норку нельзя совершенно отличить от окружающего грунта. А есть и такие песчаные осы, которые обычно берут в челюсти кусочек древесины или камешек и просто прижимают его к земле, затем поднимают голову и опять опускают ее. Такой процесс выглаживания повторяется несколько раз. Затем аммофила улетает, чтобы никогда больше не вернуться к этому месту.
Примерами применения «инструментов» богаче всего жизнь птиц. Исключительный интерес представляет галапагосский дятловый вьюрок. Этот пернатый феномен приступает к поиску пищи с уверенностью и мастерством заправского работяги. Присмотревшись к какому-нибудь дереву, где, по его «мнению», есть добыча — черви, — он начинает обследовать один из участков дерева. Постучав клювом, птица прикладывает к коре голову и слушает: не шевелятся ли потревоженные черви? Зашевелились. Значит, можно начинать. Отодрав кору, вьюрок находит ход червя. Теперь остается только достать лакомство. Но как? Ведь у вьюрка нет длинного липкого языка, которым так ловко пользуются дятлы наших мест.
Галапагосский вьюрок очень остроумно выходит из положения. Вместо языка он пользуется... колючкой кактуса. Сорвав колючку, он берет ее в клюв, вставляет в ход и начинает водить ею внутри, стремясь наколоть червяка. Иногда червяк, чтобы избежать «экзекуции», выползает наружу и сразу же оказывается в клюве пернатого охотника. Чаще, однако, птице приходится повозиться, прежде чем удастся вытащить добычу. Достав червяка, вьюрок обычно выбрасывает колючку, но иногда придерживает ее во время «трапезы» лапкой или втыкает в дерево и пользуется потом опять. Между прочим, колючку вьюрок применяет и как рычаг, чтобы отслоить кору от дерева.
Но больше всего поражает в этой птице способность не только пользоваться инструментом, но и изготовлять его при необходимости. Когда кактуса поблизости нет и сорвать колючку негде, вьюрок обламывает с какого-нибудь куста небольшую ветку и укорачивает ее. Если на ветке окажутся сучки, он обязательно обломает их.
Наблюдения за галапагосским вьюрком дают основания для самых лестных характеристик в его адрес. И, правда, можем ли мы ему отказать в определенной степени «интеллигентности»? Изучение жизни вьюрка в клетке еще больше убеждает в том, что не можем. Оказалось, что он умеет играть, забавляться. Обнаружили это случайно. Один из вьюрков, которого обильно кормили мучными червями, видимо, никогда не испытывал чувства голода и поэтому играл с ними. Он засовывал червей в отверстия и щели своей клетки, потом доставал обратно, но через некоторое время опять прятал туда же. Иногда вьюрок просто укладывал червяков под ветку, а затем выуживал оттуда палочкой, повторяя эту процедуру несколько раз подряд.
Западногерманский ученый Иренеус Айбл-Айбесфельдт, который провел эти наблюдения за вьюрками в домашних условиях, попытался решить еще одну проблему. Врожденное ли такое поведение вьюрков?
Чтобы получить ответ на этот вопрос, он выращивал в полной изоляции маленького вьюрка, который не владел привычной «технологией» добывания пищи. Вьюрок внимательно разглядывал колючки, которые клали ему в клетку, иногда брал их в клюв, но не знал, что с ними делать, и бросал. Затем он опять брал инструмент в клюв и, как бы играя, засовывал палочку в отверстия и щели клетки. Однако, заметив червяка, он расправлялся с ним обычным способом, не прибегая к помощи палочки. Даже если червяк сидел довольно глубоко в щели и достать его без палочки было трудно, вьюрок всегда пытался сделать это клювом.
Следует отметить, что палочку он обычно держал в клюве очень неуверенно, и она часто выпадала. Кроме того, нередко он пользовался предметами, явно непригодными для извлечения червяков: мягкими жилками листьев, травинками и т, д. Не составляли, впрочем, исключения и взрослые птицы, если у них «под рукой» не оказывалось подходящих предметов. Не имея опыта, они также не могли различать пригодные и непригодные предметы. Айбл-Айбесфельдт сделал отсюда вывод, что у галапагосских вьюрков есть врожденная потребность пользоваться инструментами, а что касается приемов обращения с этими инструментами, то усваивают они их лишь в процессе работы. Иными словами, они, видимо, могут усвоить «технологию» добывания пищи, лишь копируя действия других птиц, уже «поднаторевших» в этом.
Немногим уступит галапагосскому вьюрку лиловый шалашник. Эта птица, распространенная в Новой Гвинее, обладает многими «талантами»; она и «архитектор», и «художник», и «танцор».
В период токования самец с непревзойденным искусством сооружает «свадебный домик» — шалаш, длина которого иногда может достигать метра. Сначала самец расчищает площадку. Затем начинает втыкать в землю ветки таким образом, чтобы они были наклонены внутрь и образовали крышу. Получается своеобразный шалаш с входом и выходом. Вот в этом-то шалаше самец и устраивает настоящие спектакли с танцами, стремясь поразить «воображение» самки. Видимо, не полагаясь на свое искусство, самец пытается подкупить самку и другим. Он украшает шалаш всевозможными яркими предметами: красивыми раковинами моллюсков, перьями попугаев, костями, а иногда даже похищает украшения у людей из местных племен. Шалашник украшает не только стены, но даже пол шалаша. Он не довольствуется готовыми украшениями, а, приготовив краску из слюны, подкрашенной соком раздавленных ягод или древесным углем, начинает с помощью кисточки, сделанной из кусочка измочаленной коры, раскрашивать стены своего шалаша.
Впрочем, лиловый шалашник не единственный «художник» в мире пернатых. Есть, например, птица, которая пользуется кисточкой — листом.
Каких только нет «профессий» у птиц! Среди них имеется даже птица, которую так и называют — портниха. Эта птица, обитающая в Вест-Индии, пользуется своим оригинальным патентом на сооружение гнезда. Строит она себе гнездо на деревьях. Найдя подходящий растущий лист, «портниха» пришивает к нему старый лист, подобранный на земле. Иногда она соединяет два растущих листа. Таким образом, получается висячее гнездо с входом сверху, которое она выкладывает растительным пухом.
Птица-портниха — настоящая мастерица своего дела. Она задолго до человека «изобрела» нитку и иголку, правда, без ушка. Нитка — растительное волокно, иногда хлопковая нить; игла — собственный клюв, ловко орудуя которым, птица проделывает в листьях отверстия, а затем продевает в них нить. Известна и еще одна птица, владеющая портняжным искусством. Это маленький охотник за пауками — Арахнотера лонгирострис. «Портной» при сооружении гнезда пользуется паучьей нитью.
Весьма интересен своеобразный способ добывания пищи австралийским черногрудым сарычем. Клювом он не может раздробить яйца киви-киви — своей излюбленной пищи. Они слишком крепки для него. Поэтому хищник выработал оригинальный способ разделываться с лицами. Взяв в клюз большой камень, пернатый «бомбардировщик» взлетает, а затем, стремительно пикируя, сбрасывает камень на яйца. После этого ему лишь остается выпить их содержимое.
Все описанные примеры применений инструмента относятся к сфере привычной деятельности птиц. Но иногда они могут решать довольно сложные задачи, с которыми им никогда не приходится сталкиваться в естественных условиях. Это доказывает, что пернатые способны на большее, чем могли бы предположить скептики, пытающиеся во всем усмотреть влияние инстинктов — расписанной до малейших деталей «программы» действий на все случаи жизни.
Многие птицы, а частности щеглы, синицы большие, лазоревки, московки, чечетки, чижи, волнистые попугайчики и другие, способны, пользуясь лапками и клювом, подтягивать к себе шнурок, на конце которого подвешена пища. Некоторые из птиц успешно справлились с такой задачей с первого раза, без какой-либо дрессировки. Очень любопытно, что среди птиц одного и того же вида встречаются существа с разными способностями: одни сразу же «соображают», что и как надо делать, другие — «тугодумы» — долго экспериментируют, прежде чем им наконец удается достичь цели.
Как это ни парадоксально, но млекопитающие — животные с гораздо более высокой организацией, чем птицы, не могут похвастать обилием примеров использования инструментов. Пока известно лишь два. Калифорнийская морская выдра, питающаяся двустворчатыми моллюсками, разбивает их раковины с помощью камня; второй известный пример — поведение обезьян.
Кроме рабочего инструмента, животные иногда применяют и орудия защиты, нападения. Так крабы некоторых видов все время носят двух актиний в клешнях (в отличие от рака-отшельника, который «поселяет» актиний на раковину, служащую ему броней) и в случае опасности грозно направляют их в сторону противника, как шлаги. Эти «шпаги» не только надежно защищают краба, но и кормят: актиния захватывает добычу и делится с «хозяином».
Весьма своеобразен небольшой обитающий в толще воды головоногий моллюск — тремоктопус. У него в присосках щупалец сотни отравленных «стрел» — остатков щупалец физалий, стрекательные клетки которых содержат сильнодействующий яд. Каким же образом молодые тремоктопусы приобретают подобнее оружие? Они плохие пловцы и, по-видимому, часто прикрепляются к физалиям, чтобы использовать их как плоты. А так как физалиям это, очевидно, не «нравится», они самопроизвольно отбрасывают часть щупалец, и в результате тремоктопусы становятся владельцами живого оружия, которым они могут поражать даже крупного противника.
