Более пятидесяти лет я отдала школе. Трудно подсчитать, сколько за эти годы провела уроков, и были среди них такие, что запомнились на всю жизнь.
Наш класс в ту пору был интернациональным. Адыгейцы Асхад Тлепсук и его брат Махмуд, латышка Валия Венитулис, украинка Галина Калиниченко, армянин Сурен Авакян, братья-татары Рахматуллины - русые, черные, ярко-рыжие прически и косички. Когда проводила специальный урок, посвященный современным поэтам или уст-ному народному творчеству, в классе наравне с русской звучала адыгейская, армянская, белорусская, украинская, татарская речь.
Один из таких уроков мы назвали "Мамина колыбельная".
Накануне я попросила ребят записать песню, которую пела (а может быть, и сейчас еще поет) мама детям на сон грядущий. Сначала возникли неизбежный смех, оживление, которое вскоре сменилось глубоким раздумьем. По застывшим позам я поняла, как это их все же взволновало: мамина колыбельная, теплые ласковые слова, тихая задумчивая мелодия...
И вот - урок. Один за другим рассказывают дети о маме, о ее песне. Кто читает по записи, кто говорит наизусть, а кто-то даже пробует тихонько напеть... Все вслушиваются, принимают как должное. Вечерние сумерки заглядывают в распахнутое окно - тихо, торжественно...
Только слышится:
"Спи, усни, мой медвежонок..."
(латышская народная песня);
"Спи, мамина травинка,
Все дети крепко спят..."
(аварская колыбельная);
"Месяц над нашею крышею
светит.
Вечер стоит у двора.
Маленьким птичкам
и маленьким детям
Спать наступила пора..."
(русская).
Но вот неугомонный и решительный во всем Асхад вскидывает руку: я скажу! Вызываю к доске. Встал, вытянулся в струнку и заговорил речитативом. Плавно и гулко рокочут слова незнакомой песни. Класс притих завороженный, хотя никто не понял ни слова: поет он по-адыгейски. Но что-то в этом клокочущем звучании тревожит, возвышает душу.
Умолк Асхад, перевел дыхание. Прошу его: "Расскажи по-русски, о чем ты пел". "А это, - говорит, - значит, что орел взлетел над морем и носится над волнами среди черных туч..." Увлекся мальчишка переводом, а я слушаю и изумляюсь: да ведь это же Максим Горький! Моим-то шестиклассникам невдомек: они еще не знакомы с "Песней о Буревестнике". Асхад нам представил вольный перевод сначала с русского на адыгейский, а теперь вот снова с адыгейского на русский. "Широко раскинулись крылья птицы, стремительно взлетает она над волнами, зовет бурю..." Так перед моими учениками впервые предстал образ горьковского Буревестника.
Мамина колыбельная... Как много дарит она нам и в детстве и сейчас, когда уже возмужали.