Слитные, раздельные и дефисные (полуслитные) написания регулирует специальный раздел орфографии. Так, в изданном под редакцией Владимира Лопатина Полном академическом справочнике «Правила русской орфографии и пунктуации» раздел о слитном, дефисном и раздельном написании включает в себя 38 (!) параграфов, изложенных на 46 (!) страницах. Эти правила формировались постепенно - в книгах, письмах, личных и деловых записках — и в том виде, как мы их теперь знаем, закрепились только в ХХ веке. Все они так или иначе регулируют использование пробела.
История пробела в чём-то похожа на содержание авантюрного романа. В нём самозванец без роду и племени появляется неведомо откуда и постепенно подчиняет всех своему влиянию, приобретает власть и диктует свои законы. Реконструировать сложный нелинейный процесс удалось по данным палеографии — науки, которая занимается древними рукописями.
Наиболее подробно историей пробела в латинском письме занимались Ольга Антоновна Добиаш-Рождественская (1874—1939) и её ученица Александра Дмитриевна Люблинская (1902—1980), которая утверждала: «В рукописях V—IX вв. пунктуация развивалась параллельно процессу разделения текста на отдельные фразы и слова», то есть около тысячи лет (с середины I тысячелетия до н. э. по V век н. э.) латинское письмо оставалось сплошным. И только в V—IX веках началось разделение текста на единицы. Процесс не отличался чёткостью и представлял собой поле самоорганизующихся поисков.
На смену прежнему порядку пришёл хаос. И его результат во многом был непредсказуемым. Текст мог расчлениться на предложения, а внутри них оставаться сплошным, как это сейчас наблюдается в бирманском языке, где пробелами отделяются друг от друга только части предложения, а внутри них письмо слитное. Текст мог разделиться на ритмико-интонационные единицы, а внутри них оставаться сплошным, как к тому подталкивали первые знаки препинания. Он мог разделиться на морфемы и предложения, на слова и предложения, на слоги. И так далее, в самых различных комбинациях.
Перечисленные варианты вовсе не теоретические фантазии. Они содержались в самом характере восприятия текста писцами. Что сокращали писцы, прямо отражало то, что они считали единицами. Например, в тиронской (от имени римского грамматика Тирона) системе стенографии, которая возникла в I веке до н. э., использовались два типа разбивки текста: специальные значки для обозначения слогов и специальные значки для обозначения основы и окончания. То есть потенциально существовали самые разные пути разбивки текста.
Поиск нового типа письма с пробелами продолжался и в XI веке. Слова в текстах того времени более или менее разделены, хотя промежутки между ними ещё не всегда отчётливы. Процесс разделения слов в строке завершился только в XIII веке — с утверждением готического письма, в котором слова на общем фоне, благодаря тесному сцеплению букв внутри них, выделены резче. Венгерский палеограф Иштван Хайнал (1892—1956) установил, что техника беглого письма в XII—XIII веках могла развиться только в результате интенсивного обучения письму в высших учебных заведениях. Получается, что именно университетское образование повлияло на исход процесса, ввело нынешнюю норму употребления пробела между словами, а затем утвердило её благодаря издававшимся в разных странах многочисленным учебникам по каллиграфии.
Параллельно с утверждением новой нормы шло устранение следов старой, о чём повествуют многочисленные палимпсесты — рукописи, написанные поверх уничтоженных старых. Стирание старых рукописей стало профессией и весьма востребованным делом. Мастерские, в которых оно проводилось, Ольга Добиаш-Рождественская образно и точно называет «патентованные прачечные Средневековья». Кроме того, в XII веке монастыри перестают быть центрами книжной культуры и сами вынуждены обращаться к услугам наёмных писцов, среди которых много студентов университетов. Из-за этого меняется и отношение к письму: из священного искусства или канцелярской тайны оно становится рабочим орудием. Студенты вносят изменения, которые им диктует их греко-латинская учёность.
Соберём картину. С середины I тысячелетия до н. э. по V век н. э. латинское письмо оставалось сплошным (без пробелов). С V по XIII век проходит процесс разделения текста на сегменты, который мог иметь различные исходы. В XII веке в этот процесс вмешивается школьное и университетское образование, транслирующее греко-латинскую традицию восприятия языка. А с XIV века пробел между словами в письме становится обязательной нормой.
Попробуем проанализировать, не было ли это вызвано внешними причинами, например сменой того, на чём люди писали. Остановимся на трёх самых распространённых материалах в последовательности их появления: папирус, пергамен (специальным образом обработанная кожа), бумага. Восковые таблички и папирус существовали до I века, но ими пользовались и гораздо позже. На Западе пергамен упоминается с I века, во II и III веках он соперничает с папирусом и постепенно его вытесняет, а в IV веке уже господствует. Появление пергаменного кодекса (книги) вместо папирусного свитка совпало с мировоззренческой революцией: на смену античному язычеству пришло христианство.
Техника работы со свитком или с кодексом отличается буквально во всём. Копирование свитка предполагает участие двух человек: поскольку свиток сворачивается, один диктует, другой пишет. Кодексы (сшитые книги) можно раскладывать рядом. Так повышались степень точности цитирования, уровень обобщений, мера критичности. Ольга Добиаш-Рождественская видит в смене свитка на книгу возникновение принципиально нового типа литературного труда.
При этом более консервативная, чем литература, канцелярия (особенно церковная) ещё много веков держится за папирус. В IV—V веках все императорские и городские италийские хартии пишутся на папирусе. Папская канцелярия пишет на папирусе до XI века, в конце чередуя его с пергаменом.
В Китае бумага известна с I века, арабы узнали её после завоевания Самарканда (704 год). А в X веке новый материал начал распространяться в Европе. Регистры Королевской канцелярии Испании уже в XII веке пишутся на бумаге, правда, в XII—XIII веках ей доверяли только малоценные документы. С XIV века бумага становится соперницей пергамена.
Получается, что смена писчего материала происходит в иной временно́й последовательности, чем завоевания пробела. То есть прямой связи между господствующим материалом для письма и пробелом нет: пергамен вытесняет папирус тогда, когда письмо ещё сплошное, а бумага вытесняет пергамен тогда, когда новая норма уже утвердилась. В XV веке пергаменная книга уже редкость, хотя как исключение встречается до XIX века. При этом нужно помнить, что все материалы сосуществовали веками.
А как могло подействовать орудие письма? История знала стиль, или стило (железная либо бронзовая палочка, заострённая с одного конца и закруглённая с другого), калам (заострённая камышовая тростинка), перо (заострённое и расщеплённое птичье перо, позднее — железное). Понятно, что переход с дощечек на пергамен вызвал смену стиля на калам. Потом, не позднее V века, появляется гусиное перо. В VI веке Исидор говорил о том, что калам соперничает с пером. Перо появилось в иконографии ирландских евангелий VIII—IX веков. Ломаные формы готического письма и его победу в XII веке объясняют использованием пера.
Итак, смена орудия письма (как и материала) происходит в иных временны́х рамках. Получается, что появление пробела в Западной Европе — процесс самостоятельный, не связанный с материалом, орудием и типом букв. Он шёл независимой дорогой, движение по которой контролировали совсем другие регулировщики — университеты.
Славянское письмо со времени возникновения (ориентировочно не позднее IX века) тоже было сначала сплошным, с редкими случайными примерами раздельного написания. Семь или девять столетий сплошного письма в пространстве православного славянского мира по своим временным рамкам соответствуют промежутку, в течение которого в Европе активно развивался и завершился процесс появления пробелов.
Кириллица и латиница находились в едином географическом и культурном пространстве или по крайней мере в смежных пространствах. Конечно, сам факт их тесного соседства вовсе не обязательно должен был привести к полному уподоблению: быстрому появлению пробелов в кириллических текстах. Но это соседство заставляет взглянуть на отсутствие пробелов как на явление, требующее объяснения. И ответов на этот вопрос имеется несколько.
Сплошное письмо — обязательный этап естественного самостоятельного развития любой письменности. Например, в арабском (до XX века), арамейском, древнегреческом, древнееврейском, латинском, финикийском и других языках пробелы не использовались. Не знала их и глаголица (ещё одна славянская азбука). В современных китайском и японском языках они до сих пор остаются редкими элементами.
Длительность этого этапа различается: какие-то письменности проходят его за срок около тысячи лет, где-то он длится больше, а какие-то культуры вообще не выходят за его рамки, так на нём и остаются. Это, несомненно, как-то характеризует языковые традиции, но как именно, пока не понятно.
Кириллическое письмо, как и латинское, — прямой потомок греческого. Можно сказать, что латинский и славянский алфавиты — родные братья по отцу, греческому алфавиту: латинский — старший, славянский — младший. Сплошное письмо в греческих текстах господствовало дольше, чем в латинских, и было представлено во время создания кириллицы и первых переводов.
Интересно то, что разграничительные знаки (прототипы знаков препинания, функционально сходные с ними) в кириллическом (равно и в латинском) письме появились и использовались гораздо раньше, чем пробелы. То есть смысловое и/или ритмико-интонационное членение текста, что вполне естественно, осознавалось и передавалось писцом, но оно никак не было связано с членением текста на слова.
Этот процесс — процесс членения с помощью пробелов — начался с XVI века. Среди древнейших первопечатных книг есть такие, где все слова напечатаны слитно, например «Краковский часослов» (1491), «Виленское четвероевангелие» (1575), и такие, в которых присутствуют пробелы, но они не отделяют друг от друга все слова. Самоорганизующийся процесс продолжался до XVIII века. Первая датированная печатная книга в России вышла в XVI веке. По расположению текста на её страницах отчётливо видно, что процесс идёт хаотично. Завершение его в XVIII веке петербургский лингвист Евфимий Карский напрямую связывает с развитием книгопечатания и образования: «У нас, под влиянием грамматических знаний, слова пишутся и печатаются отдельно одно от другого…». Вспомним, что именно в XVIII веке был образован Московский университет.
История пробела в кириллическом письме в точности повторяет его историю в письме латинском и состоит из тех же трёх этапов: сплошное письмо, самоорганизующийся процесс появления пробелов, завершение процесса под влиянием университетского образования, передающего греко-латинскую лингвистическую традицию.
Так что пробел — единица для общей истории письменности относительно молодая. В латинском письме пробел стал нормой 600 лет назад, с XIV века, а до этого оно существовало как минимум 1900 лет. В кириллическом письме пробел стал нормой 200 лет назад, с XVIII века, а до этого письменность существовала как минимум 900 лет. Куда большую часть исторического времени люди писали, читали и понимали тексты без пробелов. Подчеркнём, писали они не только хозяйственные документы и послания типа тех, что сохранились на берестяных грамотах. Эпические поэмы Гомера, стихи Гесиода и Сапфо, трагедии Еврипида и Софокла, Библия и Дхаммапада, труды Аристотеля — всё, что стало основой человеческой цивилизации, первоначально написано и много веков читалось без пробелов.
А сейчас попробуйте быстро прочесть строки из стихотворения «Быть знаменитым некрасиво» Бориса Пастернака: «инадооставлятьпробелывсудьбеанесредибумагместаиглавыжизницелойотчеркиваянаполях».
Автоматически это прочесть не удаётся, нужны дополнительные усилия. А ведь с русским языком со времени узаконения пробела (тем более со времени написания этого стихотворения) ничего серьёзного не произошло. Отсюда простой вывод: случилось что-то с читателями, то есть с нами. Само первоначальное самопроизвольное (из ниоткуда) появление пробела в письменности таинственно, но загадки связаны не с языком, а с человеком.
Современный английский лингвист Пол Санджер связывает появление пробелов с тем, что люди учились (приобретали способность) читать про себя, то есть сплошное письмо отражает этап истории, когда люди умели читать только вслух, а письмо с пробелами — период, когда они наконец-то смогли и могут читать, не проговаривая текст вслух. Однако следуя этой логике, получается, что, например, китайцы и японцы до сих пор не умеют читать про себя?! Михаил Эпштейн, российский лингвист, эссеист и культуролог, считает пробел «белой дырой», из которой появляются новые смыслы. Это самое оригинальное и красивое восприятие пробела, но оно не даёт ответа на вопрос, откуда возникали новые смыслы, когда пробелы отсутствовали.
Возможно, пробел связан с какими-то изменениями в темпе речи? Или же его предопределили какие-то изменения в типе восприятия информации? Не исключено, что пробел — показатель стремления к удобству, а может быть, он связан с революцией в распространении грамотности, таким этапом, когда доступ к ней стала получать не только элита, а самые широкие слои населения. Разрушение элитарности потребовало новых, подгоняемых под усреднённого человека форм взаимодействия с текстом. Можно предположить даже, что пробел отражает переход определённого коллектива от континуального (то есть целостного, недетализированного) взгляда на мир к дискретному (то есть предполагающего вычленение деталей). Получается, что пробел стал своего рода пограничным столбом или, правильнее, широкой полосой, до появления которых люди больше ориентировались на связь между явлениями, а потом стали уделять внимание и их разности.
Но вне зависимости от причин естественного появления пробела, очевидно, что его употребление взяли под контроль школы и университеты и приписали ему значение, отражающее их взгляды.
Это переносит древнюю историю пробела в поле актуальной современной научной дискуссии, которая далека от завершения, потому что касается одного из главных спорных моментов в лингвистической среде: существует ли в реальности слово или это выдумка (см. «Наука и жизнь» № 6, 2010 г.).
В любом учебнике можно прочесть о том, что оно есть. Но многие крупные учёные отказывали слову в правах лингвистического гражданства, среди них швейцарцы Шарль Балли и Фердинанд де Соссюр, американцы Леонард Блумфилд, Эдвард Сепир и Франц Боас, канадец Генри Глисон, француз Андре Мартине, россиянин Лев Щерба.
До сих пор единственным основным аргументом в защиту слова остаётся пробел. Но его история показывает нам, что в современном виде он возник как результат прямого искусственного воздействия. Словоцентрическая по своей природе греко-латинская лингвистическая традиция сначала объявила (постулировала) слово центральной единицей языка, а затем, спустя тысячелетие, закрепила это представление в письме и тем ввела его в разряд неоспоримых истин, хотя оно остаётся спорным. То есть пробел в этом споре вовсе не независимый свидетель, а агент влияния.
Интересно, что и сейчас, в XXI веке, время от времени появляются попытки писать без пробелов, например в СМС-сообщениях, в чатах, хэштегах.
А в заключение «маленькая хитрость» из области языка. По характеру пробелов в рукописи можно многое узнать о человеке. Одинаковые пробелы говорят о собранности и уравновешенности, маленькие — о торопливости, а большие — о широте и спокойствии.
