"Углич - сонный городок на Волге, весь соткан из ветхих легенд и родных воспоминаний, близких со школьной скамьи, с первых прочитанных исторических книг. Здесь нельзя не быть поэтом, не отдаться тому благоговейному молчанию, которое царит над великими могилами..."
(Ю. Шамурин. Ярославль. Романов-Борисоглебск. Углич. М., 1912.)
НЕЛЕГКАЯ СУДЬБА ГОРОДА
Угличские предания, запечатленные в местной Супоневской летописи, повествуют: в 937 году появился в этих краях некий Ян Плескович (Пскович), родственник киевской княгини Ольги, присланный ею собирать дань. Поставил Ян здесь свой двор, и так приглянулся ему заповедный волжский уголок, что через десять лет, добившись разрешения у Киева, выстроил на высоком речном берегу крепость. А в общерусских летописях город, именуемый Углече Поле, впервые упоминается в связи с борьбой Юрия Долгорукого и киевского князя Изяслава (1148-1149 годы).
Нелегко складывалась судьба Углича. Татарские набеги, а то и княжеские распри не раз обращали его в дымящееся пепелище. В середине XV века город стал свидетелем драматической борьбы за московский престол Василия II и Дмитрия Шемяки. Как известно, Шемяка, захватив в плен и ослепив Василия, сослал его с семьей в Углич, свою вотчину, под надзор верных людей - это было в 1446 году.
Став великим князем московским, Дмитрий Шемяка чувствовал себя неуютно в подозрительно затаившейся столице. Прознав, что сторонники Василия собирают по всей Руси силы, Шемяка в 1447 году в сопровождении бояр и высшего духовенства явился в Углич мириться с Василием. В главном Спасо-Преображенском соборе, обнимая Василия, он слезно просил у него прощения за причиненное зло. Растроганный Василий покаянно отвечал: "Мне пострадати было грех ради моих, и беззаконий многих, и преступлений моих в крестном целовании пред вами всеми, старейшею братиею..."
Дав перед Богом дружественный обет и отслужив торжественный молебен, князья сели за пиршественный стол. Пировал и ликовал весь город. Но когда обласканный и осыпанный щедрыми дарами Василий отправился в Вологду, предложенную ему в удел, сподвижники сумели убедить князя: не так уж велик грех клятвопреступления по сравнению с выгодами велико-княжеской власти. И снова разгорелась междоусобица: в том же 1447 году войско Василия жестоко расправилось с преданным Шемяке Угличем. Сам же Василий укрепился князем московским и вошел в историю под именем "Василий Темный".
По завещанию Василия Углич достался его сыну Андрею, родившемуся здесь и преданно любившему свою родину. Неслучайно его правление называют "золотым веком" Углича. Много сделал он и для украшения города, поставил новый, каменный Спасо-Преображенский собор, а рядом, в угличском кремле, возвел великолепную княжескую резиденцию, явно соперничая со старшим братом Иваном III, князем московским, начавшим отстраивать новый кремлевский ансамбль. Княжеские хоромы Углича состояли из связанных переходами деревянных теремов с высокими крылечками и скатными кровлями. Галерея соединяла хоромы с собором.
От пышного комплекса зданий, стоявших на массивном кирпичном подклете, до нашего времени сохранилась лишь парадная каменная палата - редкий памятник провинциального светского зодчества XV века. Изысканное каменное кружево ее фронтона, органичное сочетание затейливой нарядности и строгой торжественности свидетельствуют и о незаурядном таланте мастеров, и о высоком художественном вкусе заказчика.
Отношения братьев - Андрея и Ивана III - складывались непросто. Сильный, открытый и великодушный угличский князь заступался за других братьев, когда Иван, стремясь распространить свою власть на всю Русь, ущемлял их права. Но во время вторжения на русскую землю в 1480 году хана Ахмата, шедшего "с великой силой", Андрей, забыв личные обиды, поспешил на выручку Ивану. Он помогал ему воевать и с казанскими татарами, и с непокорными новгородцами, поддержал его в борьбе с тверским князем, но всегда ревностно отстаивал интересы родного Углича, вызывая тем глухое раздражение московского владыки.
Когда в 1488 году Андрей приехал в Москву, один из его слуг прослышал, будто Иван замыслил расправиться с независимым родичем. Первый порыв Андрея - немедленно бежать в верный ему Углич. Однако, подавив подозрения, он явился к брату, требуя объяснений. Великий князь, по словам Воскресенской летописи, "клялся небом и землею, и Богом сильным, <...> что того ни в душе у него не бывало".
Но, видимо, недаром зародились в дворцовых палатах темные слухи. В 1492 году Андрей, схоронив супругу, в очередной раз прибыл в Москву. Брат принял его радушно, сказал, что завтра ждет на пир. На другой день Андрей явился во дворец. Иван, поздоровавшись с братом, удалился, а в покои вошел боярин Ряполовский со стражей и объявил Андрею об аресте. Тот ответил с достоинством: "Волен Бог да государь, брат мой старший, а суд мне с ним перед Богом, что берет меня неповинно".
Угличского князя держали в Москве на Казенном дворе, там он и скончался подозрительно быстро, в следующем году, возможно, не без помощи лукавого брата. Андрея торжественно похоронили, но не в Угличе, а в московском Архангельском соборе. Иван III, как свидетельствуют очевидцы, лил слезы перед духовенством, что, де, из-за наговоров лишился близкого человека. Однако Углич тут же забрал себе. Недаром народ прозвал Андрея Горяем - от слова "горе".
ЦАРЕВИЧ ДИМИТРИЙ И ДРУГИЕ
Вновь Углич стал уделом при царе Федоре Иоанновиче: из Москвы выслали в Углич младшего сына Ивана Грозного царевича Димитрия с родными. Погожим майским днем 1691 года на волжском откосе перед дворцовой палатой произошла драма, ставшая предметом споров не одного поколения историков. Присланная в Углич царем и Боярской думой следственная комиссия представила дело так. Время приближалось к обеденному, царицыны слуги накрывали на стол, а Димитрий играл с мальчиками-жильцами во дворе в "ножички" под присмотром мамки и няньки. Царица только вышла к столу, "ажно деи бежит в верх жилец Петрушка Колобов и говорит: тешился деи царевич с нами на дворе в тычку ножом и пришла деи на него немочь падучая <...> да в ту пору, как его било, покололся ножом..." (царевич страдал эпилептическими припадками).
Ударил тревожный набат с кремлевской колокольни. Сбежавшиеся к дворцу угличане увидели распростертое на траве бездыханное тело Димитрия, над которым вопила в отчаянии царица Мария. Ее брат Михаил Нагой обедал в городе и, заслышав неурочный звон, "прискочил на двор пьян на коне". Тут он столкнулся с государевым дьяком Михаилом Битяговским, также поспешившим в кремль. Нагие ненавидели Битяговского. По словам царицына стряпчего Субботы, этим утром у них была очередная стычка и "брань за то, что Михайло Нагой у Михаила у Битяговского спрашивал сверх государева указа денег из казны" и дьяк "ему отказывал". Распаленный злобой Нагой натравил народ на Битяговского, назвав его убийцей царевича. Царица же в отместку мамке Волоховой, не сумевшей уберечь дитя, требовала расправы с ее сыном. Толпа в слепой ярости тут же растерзала пятнадцать человек, на которых указали Нагие.
Следствие рьяно перетряхнуло весь городок… Царицу сослали в монастырь, братьев ее заточили в тюрьму, угличан же, причастных к убийствам, кого казнили, кого отправили в Сибирь. Опустел угличский дворец.
На второй год правления Годунова в нем появился новый хозяин: под старинными сводами непривычно зазвучала чужеземная речь. Царю Борису было известно, что, свергнув шведского короля Эриха IV, новый правитель отдал приказ уничтожить его малолетнего сына. Однако мать ребенка успела тайно переправить его в Польшу. Возмужавший на чужбине королевич Густав слыл человеком большой учености. Борис пригласил его в Москву, принял с почетом и, по свидетельству Никоновской летописи, "дал ему в удел град Углич и отпустил его на Углич с великою честью".
Годунов задумал женить королевича на своей дочери Ксении и сделать его правителем Ливонии, а при благоприятных обстоятельствах, возможно, и вернуть ему шведский престол. Увы, Густав не сумел воспользоваться счастливым поворотом судьбы: воспитанный иезуитами, он пытался стать на Руси проводником их политики. Угличане же заподозрили королевича в чернокнижии, примечая, как далеко за полночь в окнах дворца мерцает свет. Царь Борис был горько разочарован, и Густав из удельного владетеля превратился в почетного пленника, закончив свою жизнь в Кашине на второй год после смерти Бориса.
Не молва ли о чудесном спасении в детстве королевича Густава подала мысль дерзкому чернецу Гришке Отрепьеву воспользоваться подобной легендой: чудесно спасшийся царевич Димитрий пришел занять русский престол? Не удалось. После падения Самозванца новый царь Василий Шуйский, стремясь рассеять последние сомнения москвичей, устроил торжественный перенос останков царевича Димитрия из Углича в Москву, объявив его святым мучеником, убитым якобы по приказу Годунова.
Напоминанием об этих трагичных и запутанных событиях стала церковь Димитрия "на крови", построенная в Угличе в конце ХVII века на том месте, где, по преданию, погиб царевич. Ее роспись иллюстрирует официально распространявшуюся версию о коварном убийстве царского сына.
В годы Смуты польско-литовские интервенты не раз громили обессиленный город. В 1608 году, ворвавшись на территорию кремля, воины Сапеги выбили тяжелые двери Спасо-Преображенского собора и посекли горожан, вместе с воеводой моливших Бога о защите. Разгромили и соседний Богоявленский женский монастырь, где погибли не только игуменья и 35 монахинь, но и десятки женщин и девиц, искавших здесь спасение. В угличском историко-краеведческом музее хранится крест XVI века - реликвия мужского Покровского монастыря, находившегося вблизи Углича. С этим крестом в 1609 году игумен Антоний вышел навстречу захватчикам, надеясь вразумить их напоминанием о христианских заветах, но пал под их саблями. Один из ударов рассек и крест. Судьбу игумена разделили 40 иноков.
ТРУДНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ
Закончилась Смута. В разграбленном, выгоревшем Угличе осталось всего 47 тягловых дворов - так свидетельствует опись 1620 года. В окраинном Алексеевском монастыре, также разрушенном, начинают возводить новую церковь в память о всех погибших в эти тяжкие времена. Три стройные шатровые главы с горящими золотом маковками возносятся в синь небес, словно три поминальные свечи. За редкостную красоту народ прозвал церковь Дивной.
Не успели угличане наладить мирную жизнь, как в 1654-1655 годах моровое поветрие унесло жизни почти половины из 690 жителей города. Спустя двадцать лет ростовский митрополит Иона Сысоевич, энергичный и знавший толк в изысканном изяществе каменного зодчества, заново отстраивает древнейший угличский Воскресенский монастырь, известный с XIV века. Здесь Иона в юности начинал свой иноческий путь.
На волжском берегу вырос сказочный городок: собор монастыря, звонница, трапезная с хозяйственными подклетами, церковь Смоленской Богоматери и часобитная башенка. Все это объединено галереями и переходами в единый замкнутый комплекс. Когда медленно обходишь монастырь кругом, очертания его меняются на глазах, плавно перетекая из одного объема в другой и открывая все новые, завораживающие ракурсы.
В середине ХХ века монастырь явил миру неожиданность. В его подвале была обнаружена дубовая колода с именем монаха Симеона Ульянова. Тело, захороненное в колоде около 250 лет назад, и впрямь оказалось нетленным, превратившись в хорошо сохранившуюся мумию. Зависело ли это от особенностей грунта или монах своей подвижнической жизнью, строгой аскезой достиг полного душевного и телесного очищения - сейчас судить трудно. Никаких сведений о монахе Симеоне не сохранилось. Осталась лишь загадка.
Рядом с Воскресенским монастырем в конце XVII века купец Н. Чеполосов поставил церковь Рождества Иоанна Предтечи в память о малолетнем сыне Иванушке, убитом в порыве злобной мести приказчиком. Чеполосовы были богатыми и предприимчивыми людьми, вели торг с Персией и Индией. Церковь, ставшая последним приютом для погибшего мальчика, похороненного в ее северном приделе, выстроена в новом стиле - барокко: затейливо-нарядная, с белыми резными наличниками, щедро украшенная цветными изразцами с изображением стилизованных цветов.
Надо сказать, что самые замечательные архитектурные памятники Углича часто возникали после драматических событий, словно напоминание потомкам: сколько бы ни было в мире зла и бед, над всем рано или поздно восторжествуют неуничтожимые законы правды, красоты и гармонии.
Во времена Петра I Углич разделил общерусские заботы: собирал деньги для строительства кораблей, отдал четвертую часть колоколов для литья пушек. Но попытка открыть "цифирную школу" в этой глухомани, где в зимние ночи волки в поисках поживы бродили по базарной площади, не удалась. Присланный из Петербурга выпускник "морской академии Иван Калитеевский, который арифметику и геометрию окончил", несмотря на настойчивые обращения к жителям и местным властям, не нашел ни одного ученика. Измученный бесполезными хлопотами, оголодавший без жалования учитель вынужден был отбыть обратно, и местный воевода, сжалившись над его нищетой, дал ему на дорогу два рубля. А вот к концу XIX века Углич занял одно из первых мест среди российских городов по числу грамотных рекрутов-новобранцев.
Жители Ярославщины отличались благодатным даром быстро усваивать все новое. В начале XVIII века артель крепостных мастеров во главе с Г. Федоровым заново выстроила в угличском кремле Спасо-Преображенский собор, не используя в его обширном светлом интерьере обычных промежуточных опор. Внешне собор строг и лаконичен, и тем неожиданнее представляется его пышное внутреннее убранство. Переступивший порог собора человек с изумлением видит перед собой зал в духе итальянского Ренессанса с причудливыми карнизами, с богатыми капителями мраморных пристенных колонок, с резными рамами для картин (вместо традиционных фресок). И не сразу понимает, что на самом деле нет этого архитектурно-декоративного великолепия, что это - "обманка", талантливо воспроизведенная с помощью "перспективного письма" на гладко оштукатуренной поверхности. Крепостной живописец Т. А. Медведев, чтобы усилить иллюзию итальянского колорита, на одной из стен воспроизвел картину Рафаэля "Преображение".
ТАЛАНТЫ И ПОКЛОННИКИ
Открытием для искусство - ведов стало творчество местного художника начала XIX века И. В. Тарханова, происходившего из старинного рода приказных и церковнос лужителей. Сам он подписывал свои картины - "живописец и коллежский регистратор". Галерея созданных им портретов донесла до наших дней не только облик людей, живших когда-то в Угличе, но и весь строй их представлений и бытового уклада. Старые купчихи по-прежнему носили парчевые, расшитые золотом сарафаны. Молодые купеческие жены бесстрашно щеголяли в новомодных декольтированных платьях, с которыми курьезно сочетались привычные повойники на голове. Их мужья, соперничавшие между собой за право стать городским головой или занять почетную должность в магистрате, горделиво выпячивали груди в казенных мундирах с золотым шитьем.
Портрет жены П. М. Сурина, Надежды, сделанный Тархановым, - это идеал пышнотелой, "сахарной" купеческой красавицы. Купец-старообрядец И. Е. Мальцев с толстой древней книгой в руках, с сумрачным взглядом пронзительных темных глаз словно сошел со страниц романа Ф. М. Достоевского. На обороте портрета титулярного советника Протопопова его заботливый сын кратко записал всю историю своего семейства, закончив "чувствительным стихом":
Тебя уж нет на свете.
Но ты во мне живешь.
И в память на портрете
Я написал:
о, мой родитель,
Не умрешь.
М. П. Чехов, брат писателя А. П. Чехова, служивший в 1893-1895 годах в Угличе податным инспектором и хлопотавший вместе с местными энтузиастами об открытии бесплатной народной библиотеки, увидел у кого-то из местных жителей книгу А. Дюма "Три мушкетера" с такой записью: "Сию книгу читал я, углицкий мещанин Иван Дмитриевич Моховой, и нахожу ее из всех читанных мною книг самою наилучшею, в чем и приношу мою признательность Михаилу Ивановичу Жукову как владельцу оной бесценной книги". В рассказе "Убийство" А. П. Чехов использовал и эту надпись, и переданные братом забавные выражения угличского городского головы, купца I гильдии М. А. Жаренова: "...улицу всю покрыл гравилием, выкрасил собор и колонны расписал под малахит".
М. П. Чехов руководил драматическим кружком, ставившим для угличан спектакли и дававшим концерты. Участницей кружка стала приезжавшая из-за Волги Ольга Владыкина - гувернантка детей А. Г. Дальберга, директора писчебумажной фабрики. Летом Дальберги жили в заречном Григорьевском (или Супоневском) дворце, о котором ходили легенды. По слухам, Екатерина II предложила угличскому дворянину П. Н. Григорьеву, находившемуся при строительных работах в Царском Селе, объявить своим ребенком внебрачную дочь императрицы Елизаветы Петровны, Ольгу. Деликатная услуга была щедро оплачена. Вернувшись в свое поместье с большим капиталом, Григорьев выстроил для Ольги роскошный дворец, напоминавший загородные царские резиденции. Впоследствии Ольга вышла замуж за местного предводителя дворянства Н. Н. Супонева.
А Ольга Владыкина, девушка из Григорьевского дворца, покорила сердце М. П. Чехова. Получив перевод по службе, он увез ее как свою невесту. Открывшемуся в то время угличскому музею Чеховы подарили семейную реликвию - дубовый бабушкин сундучок-теремок XVII века, кованный прорезными железными полосами. Брату же Антону М. П. Чехов привез из Углича бокал екатерининских времен; он стоял с карандашами и ручками на столе писателя до конца его жизни.
Приноравливаясь к запросам меняющегося времени, Углич исстари жил торговлей. В древности здесь выделывали кожи. В XVI веке город поставлял к царскому столу стерлядей и добывал пушнину. Со всех сторон его окружали густые хвойные леса, и английский дипломат Д. Флетчер, в 1588-1589 годах побывавший в России, сообщал: "Лучшие рысьи, беличьи и горностаевые меха идут из Галича и Углича". В XIX веке город прославился копченой ветчиной и колбасами, которые пользовались широким спросом. В ХХ веке появился угличский сыр. Законная гордость угличан - знаменитый часовой завод, чья продукция получила признание не только в России.
В этом городе во всем - в уникальных часовых изделиях с браслетами из нежной финифти или кружевной металлической скани, в заботливо сохраненных деревянных и каменных домах XVIII-XIX веков, где до сих пор еще можно встретить старинную изразцовую печь, в резном ажуре домовых подзоров, наличников, теремков-мезонинов - светится талантливая душа трудолюбивого народа, умеющего творить и беречь красоту.
