Каждый год в конце июля я езжу собирать голубику в Подмосковье. Она любит влагу и растет на болотах и старых торфоразработках. Путь не близкий - от вокзала добираться до места более трех часов. Сырая тропа ведет по лесной просеке до главной дренажной канавы шириной примерно пять метров и глубиной два метра, окаймляющей давно заброшенные торфоразработки. В ней - покрытая ряской вода. Обычно я переходил канаву по мостику и шел вдоль нее узкой, протоптанной кем-то в зарослях тропой, пока не упирался в такую же глубокую поперечную дренажную канаву, что тянулась вдоль заросшей насыпи бывшей узкоколейки. На дне этой канавы протекал ручеек, по одну сторону были голые поля торфоразработки, по другую - низкий болотистый сосновый лес вперемежку с березками, в котором и росла голубика.
Ездил туда и в 2001 году. Но перейти канаву у насыпи не смог: она почти до краев была заполнена водой. Пришлось идти в сосняк через торфяные поля. Набрав ягод, пошел обратно по заросшей насыпи. Привычной тропы там не оказалось: жесткая трава стояла по пояс. Местами от канавы начинались пробитые в траве узкие тропки, пересекающие насыпь. Добрался до главной дренажной канавы - и она заполнена водой. Пошел вдоль нее, надеясь найти лежащее поперек бревно. Метров через сто увидел плотину. Через нее просачивался ручеек. Плотина была сложена из обрезанных по краям веток и проконопачена травой и грязью. Срезы веток, уже потемневшие, ясно указывали, кто ее построил. Так работают только бобры. Вот кто, заботясь о своих угодьях, поднял и поддерживает уровень воды в канавах! И свежие тропки в траве через насыпь их же. Иначе как ходить на кормежку? Хатку бобров с подводным входом я не нашел. Увидеть зверьков, конечно, тоже не удалось: они не любят шума и работают по ночам. К тому же пугливы и осторожны.
Лето 2002 года выдалось жарким и очень сухим. Уже в июле Москва дышала дымом: горели торфяники и леса. Поехал на знакомые места посмотреть, что там происходит. Небо безоблачное, но солнце едва проглядывает через дымную пелену, пахнет гарью. Прошел просеку, вышел на торфяное поле: его не узнать. Обожженные березки, обгоревшая почва, пепел, кое-где еще дымятся недогоревшие пни, а из дальнего сосняка в небо поднимается высоченный, клубящийся столб желто-белого дыма. Верх его загибается и широким шлейфом тянется к горизонту. Добрался до канавы. Зеленые березки стояли только вдоль нее, и где-то среди них видна натужно ревущая пожарная машина, качающая воду из канавы, которую наполнили бобры.
Низкорослый сосняк с голубичником почти не пострадал. Высокая вода в соседней бывшей дренажной канаве увлажнила почву и мох, и низовой огонь, спаливший все вокруг, обошел это место стороной. Дальний березняк с еще зеленой листвой лежал вповалку: в корнях выгорел торф.
Спасибо бобрам за заботу о местах своего проживания! И человеку бы у них поучиться подобной рекультивации выработанных торфяников.
Видел во время походов по лесным речкам, как бобры осваивают новые глухие места. Строят плотинку на маленьком ручейке, заливая землю в ближайшем осиннике. Прокапывают каналы к каждой осине. Ее молодая кора - их любимая еда. Потом осину валят и "срезают" все сучья. Большую часть сваленных деревьев разгрызают на части и доставляют по воде. К осинам, стоящим сравнительно далеко от воды, они подбираются и во время половодья на маленьких речках, что можно наблюдать даже километрах в восьмидесяти от Москвы. Иногда пытаются завалить и очень большое дерево, оказывающееся в прямом смысле не по зубам.
Кстати, недавно принято решение: для упреждения пожаров провести обводнение старых осушенных торфоразработок. Не у бобров ли научились?
