Ты на дереве древнем Евразии
Исполинской висящая грушей…
Н. Гумилев
Как-то утром мобильный телефон громко зазвонил. Швейцарская фармацевтическая фирма "Новартис" приглашала принять участие в "медиа-туре", чтобы познакомиться с состоянием здравоохранения в далекой Танзании. В голове сразу завертелась знакомая со школьных лет строчка: "Послушай: далеко, далеко, на озере Чад изысканный бродит жираф", и я представила себе полную луну, серебристые баобабы и элегантную длинношеюю тень на водной глади озера. Наверное, он и вправду похож на узорчатый парус корабля. Но я так и не увидела плавный его бег, хотя благодаря тому звонку исполнилась детская мечта - я побывала в Африке. В настоящей Экваториальной Африке, где красотки в ярких нарядах держат на руках трогательных блестящих черных младенцев с белыми пятками.
Осуществить мечту оказалось легче, чем описать увиденное. Хорошо, наверное, быть поэтом, можно зарифмовать пару строк, и вот она, африканская ночь, "как черная Наяда". А как быть журналисту, на неделю занесенному судьбой в другой мир? Не хотелось превращать эту статью в сокращенный вариант путеводителя по Танзании или сухой научный отчет. И я попыталась "конвертировать" африканские впечатления в формат журнальной статьи…
… И как я тебе расскажу
про тропический сад,
Про стройные пальмы,
про запах немыслимых трав?
Н. Гумилев
Предусмотрительно опрыскавшись с ног до головы репеллентами, спускаюсь по трапу в аэропорту Дар-эс-Салама. Москитов пока не видно, изнуряющей жары тоже нет. Середина октября, но в Танзании в разгаре весна. Природа ожидает короткого сезона дождей, одного из двух. Тогда зацветут манговые деревья, покроются листьями баобабы, а пока перед моим взором расстилается выжженная желтая степь.
Небольшой рейсовый автобус "тойота", праворульный и очень древний, как и большинство танзанийских транспортных средств, едет по шоссе по направлению к месту проведения конференции - к курортному городу Багамойо на берегу Индийского океана. Автобус действительно старый, в таких, наверное, лет тридцать назад японских школьников возили на экскурсию в зоопарк. Но кондиционер есть и исправно гонит воздух, ероша волосы на макушке.
По обе стороны дороги - жилища. Это трущобы Дар-эс-Салама , которые, говорят, встречаются только в странах третьего мира. Горы мусора, чахлые строения, их домами-то нельзя назвать, - многие напоминают большие постройки из песка, наскоро слепленные не очень умелым ребенком-великаном. Ни кустика, ни цветочка, ни даже собак, не говоря уж о другой домашней живности. На пыльных улицах довольно многолюдно. И хотя жилища напоминают лежбища бомжей на свалке, их обитатели одеты вполне прилично. Женщины - в ярких пестрых платьях по щиколотку, на головах - такие же красочные платки.
Десять, двадцать минут езды - картина вдоль дороги не меняется. Мой сосед, пожилой немецкий журналист, наклонился ко мне и спросил: "Ну, как впечатление?". "Я шокирована, такую нищету вижу впервые", - ответила я. На лице корреспондента выразилось удивление глубочайшее. "Неужели впервые? Но ведь Россия тоже бедная страна", - высказался он и крепко задумался. Задумалась и я. Пока мы вместе думали, как мне показалось, о судьбе России, наш автобус въехал в гору и остановился у шлагбаума.
Городок Багамойо, ныне считающийся курортом, в позапрошлом веке был центром работорговли. Здесь на пути с озера Танганьика на остров Занзибар останавливались караваны торговцев рабами, эбеновым деревом и слоновой костью. А еще раньше, в Средние века, сюда приплыли арабы, которых за их привычку пять раз на дню обращаться к Аллаху местные жители называли "люди молитвы". С тех времен на окраине города сохранились развалины крепости и колодец для омовения. Арабы подарили местным жителям свою религию. Рядом с руинами арабской крепости расположена традиционная деревня: невысокие глиняные мазанки на каркасе из тоненьких прутиков, крыши из пальмовых ветвей, дети, играющие в пыли. За деревней расстилается желтая саванна. Деревьев почти нет. Только вдоль заводи высажена густая манговая роща, да огромный одинокий, серебристый от сухости пятисотлетний баобаб растопырил на просторе крючковатые старческие пальцы. Не верится, что всего через пару-тройку недель этот высохший "дедушка" покроется свежими листьями.
Ни воды, ни электричества нет и в помине, но, похоже, никого из местных жителей это не расстраивает. Они сидят или даже лежат на порогах хижин, с радостной улыбкой ожидая сезона дождей, когда можно будет заняться земледелием. Несмотря на бедность, это все же не огромная городская свалка окраин Дар-эс-Салама - здесь чувствуется жизнь.
В Багамойо остались следы пребывания первых властителей здешних мест - выходцев из Германии. Административные кирпичные здания (среди них есть даже пара двухэтажных), построенные в конце XIX века, выглядят добротно и по сей день. На фасадах кое-где сохранились деревянные орнаменты в местном стиле. Долговязые кокосовые пальмы качаются над усопшими колонизаторами на немецком кладбище недалеко от пляжа. Здание бывшей немецкой тюрьмы пока отдано под офис какого-то учреждения, но, говорят, скоро его отремонтируют, и тюрьма превратится в отель. Англичане, пришедшие на смену немцам после окончания Первой мировой войны, эксплуатировали здания, построенные предшественниками. Они подарили танзанийцам английский язык в качестве одного из государственных, бело-синюю школьную форму и утреннюю овсянку в отелях.
Главная улица Багамойо, извиваясь, спускается к океану и вливается в рыбацкий поселок. Тут уже не хижины, а обшарпанные бараки. Рыбачьи парусники впечатались в песчаное илистое дно океана - начинается отлив. Сейчас полнолуние, и к вечеру вода уходит почти до самого горизонта, превращая водную гладь в странную блестящую пустыню с изваяниями рыбацких лодок. Так что ночные купания, видимо, отменяются. На берегу под длинными соломенными навесами кипит жизнь: разделывают и жарят в больших чугунных сковородах рыбу, тут же ее и продают. За рыбацкой деревней вдоль берега тянутся отели, как теперь говорят, на "крепкие три звезды": двухэтажные коттеджи, стилизованные под хижины местных жителей.
За нами бегут молодые парни - торговцы деревянными поделками местных мастеров. Из эбенового дерева умельцы выпиливают странные фигуры истощенных призраков африканских мужчин и женщин, жирафов с очень тонкими шеями, какие-то эротические композиции из переплетенных тел. Покрытые темным лаком скульптуры грубоваты и очень печальны. Они похожи на своих продавцов, блестящие детские глаза которых мы чувствовали у себя за спиной, сидя в гостиничном ресторане под открытым небом. "Как же они бедны", - вздыхает сердобольная швейцарская журналистка. Вздыхаю и я. Мне ужасно хочется купить у них хоть что-нибудь, но, кроме меня, никто к африканским сувенирам интереса не проявляет и останавливаться, чтобы поглазеть, не желает. Мне тоже приходится напустить на себя деланое безразличие ко всем прелестям местного шоппинга.
Кроме эбеновых призраков покупать в Багамойо вроде бы нечего. На базаре продаются овощи и фрукты, из экзотических - бататы и желтые плоды, которые местные жители называют "попо". В деревянных лавочках вокруг рынка - какие-то весьма подозрительные промтовары. Странные пузырьки, кривые коробки, грубые этикетки. Из закрытой кривой пробкой бутылки с шампунем вытекает пенистая, без запаха, жижа. Вспоминаются детство и полки промтоварного магазина на соседней улице.
Я вдыхаю пыльный воздух окраины Багамойо. Этим же воздухом дышал Давид Ливингстон и, немного позже, Николай Гумилев. Как выглядели тогда этот базар и деревенька? Наверное, тогда еще новые каменные здания были окружены клумбами и английскими газонами. Впрочем, представить себе то далекое время нетрудно, достаточно мысленно убрать "тойоты" и пластиковый мусор с обочин дороги. Я закрываю глаза и прикасаюсь к деревянной резной двери у входа в бывшую тюрьму, пытаясь почувствовать то романтическое время. Оборачиваюсь - торговцы молча смотрят на меня, возвышаясь над строем черных изваяний. Я покупаю у них двух разнополых угловатых призраков и одного гладкого жирафа, склонившегося над жирафенком. "…Но проходили месяцы, обратно я плыл и увозил клыки слонов, картины абиссинских мастеров…" - бормочу я под нос полюбившиеся когда-то пятистопные ямбы и торопливо укладываю покупки в рюкзак. День подходит к концу.
Мы начали свой журналистский маршрут с местного госпиталя в Багамойо, который был построен в 1870-х годах и поначалу функционировал как стационар при католическом храме. Его директор, сорокалетний Али Хамис Нанджену, выпускник Будапештского медицинского института, охотно вводит нас в круг проблем.
Бюджет госпиталя составляет 70 миллионов танзанийских шиллингов, это около 70 тысяч американских долларов. Средний американский госпиталь расходует такую сумму за пару дней, российская больница - за пару месяцев, а Али Хамис довольно успешно растягивает ее на год. Больше половины уходит на оплату воды и электричества. Госпиталь обслуживает до 200 человек в день. Больные приходят за лекарством каждый день, иначе невозможно проследить, принимает пациент назначенный препарат или нет. Были случаи, когда больные, выйдя из госпиталя, выбрасывали лекарство в придорожную канаву или же, наоборот, принимали все разом. Вот и приходится врачам идти на ухищрения.
Округ, который обслуживается госпиталем, довольно велик - почти 2000 км2. Из-за больших расстояний многие тяжелобольные до врача так и не добираются. Да и малограмотные жители танзанийского побережья зачастую предпочитают обращаться к местным знахарям. Сам доктор Нанджену шутит, что главная и неизлечимая болезнь местных - недоверчивость. И как результат - средняя продолжительность жизни в округе 47 лет.
Как и у нас в России, на прием приходят в основном пожилые люди. Жители Багамойо и почти сотни окрестных деревень чаще всего обращаются по поводу респираторных инфекций и малярии. В сезон дождей число больных возрастает на порядок: та же малярия, пневмония. Очень много случаев туберкулеза, про который 30 лет назад здесь слыхом не слыхивали. С каждым годом заболевших становится все больше и больше, причем в 70% случаев туберкулезные больные инфицированы еще и ВИЧ. Вообще-то, туберкулез можно вылечить, хотя и не так быстро, как, например, воспаление легких. Иногда антибиотики приходится принимать по полгода. Но в сочетании со СПИДом туберкулез становится смертельным для большинства больных. Местное население подвержено и традиционным недугам западного мира. Есть диабетики, сердечники, гипертоники. Многие мужчины обращаются по поводу импотенции.
Медицина в Танзании считается платной, но, похоже, таковой не является. У государственных служащих есть страховка, но большинство местных жителей - вольные птицы, и денег у них практически нет. Персонал госпиталя проблему решает просто. Они обслуживают бесплатно детей, беременных и бедных. Я спросила доктора Хамиса, как он оценивает степень бедности человека. Он улыбнулся и ответил, что всех, кто в принципе способен заплатить, он знает лично. Понятно, что остальные заплатить не могут и не платят. Платежеспособность населения очень низкая: для того чтобы наскрести два-три доллара на ультразвуковое обследование, "состоятельные" больные вынуждены одалживать у всей деревни.
150 коек в стационаре всегда заняты. Медицинский персонал насчитывает около 130 человек, но докторов из них всего лишь четверо, а медсестер - пятеро. Не хватает лаборантов - большая текучесть кадров. Специалистов по сердечно-сосудистым заболеваниям, эндокринологов, педиатров в госпитале нет вообще. На вопрос о зарплате персонал госпиталя только опускал глаза долу. При первом удобном случае врачи бегут в соседние Ботсвану и Южную Африку, где труд медиков оплачивается существенно выше. Али Хамис мечтает о том времени, когда врачи-пенсионеры из цивилизованного мира будут приезжать к ним в Африку работать, лечить, спасать. В последнее время в западном мире так много говорится о социальной ответственности, что он не сомневается - такое время придет, добрые "айболиты" наконец доберутся до Африки.
*
После конференции по туберкулезу наш путь лежал в глубь континента, в маленький город Ифакара, где расположен Тренинг-центр Фонда поддержки устойчивого развития компании "Новартис". Путешествие началось на небольшой заросшей поляне - аэродроме, где мы уселись под деревом в ожидании самолета. Пилоты были не местные - молодые англичане. С нами летел веселый президент фонда Клаус Лейзингер. Он всю дорогу смешил народ, рассказывая анекдоты на всех европейских языках, кроме русского. Но я слушала его невнимательно, самолет попал в тучу, его мотало вверх-вниз воздушными потоками, и я только ойкала и бледнела при каждом падении в воздушную яму. Внизу простиралась ярко-желтая саванна, на горизонте показались невысокие горы.
Из окна джипа городок Ифакара, столица округа Киломберо с населением 60 тысяч жителей, смотрелся дружелюбно, даже как-то более цивилизованно, чем курортный Багамойо. Вдоль улиц тянулись ряды забегаловок и магазинчиков, небогатых, но и не нищих. Везде зеленые плакаты с портретом улыбающегося будущего президента, представителя правящей партии Джакая Киквете - скоро выборы.
В плане здравоохранения округ Киломберо - один из самых благополучных в Танзании. Картина заболеваемости в нем достаточно типична для Африки: более половины больных - дети до 5 лет. 37% заболеваний приходится на малярию и другие тропические лихорадки, 14% населения инфицированы ВИЧ, 8% - больны туберкулезом. Но зато 60% больных в той или иной степени находятся под врачебным наблюдением - очень высокий показатель для Африки.
Тренинг-центр, основанный в 1960-е годы швейцарскими миссионерами, готовит средний медицинский персонал для окружных госпиталей Восточной Африки. Готовит не бесплатно, но и не слишком дорого по европейским меркам - 1500 долларов за двухгодичный курс. Для сравнения: в Швейцарии образование такого уровня стоит в 10 раз дороже. Сейчас в центре обучаются около 30 студентов. На территории есть прекрасные чистые жилые корпуса, учебные аудитории, лаборатории, столовая и даже мебельная мастерская. В 1970-е годы центр отошел танзанийскому правительству, но в 1991 году перешел под совместное управление Фонда поддержки устойчивого развития компании "Новартис" и Министерства здравоохранения Танзании.
После ужина наше интернациональное сообщество долго сидело возле бассейна, наслаждаясь теплой ночью. Журналистская команда подобралась интересная. Молодую красивую девушку из Нью-Йорка и самоуверенного парня из Сан-Паулу интересовало все вокруг, они никак не могли остановиться и постоянно задавали всем умные вопросы. Возникало ощущение, что их жизнь - постоянное интервью. Моя же жизнь превратилась в постоянную фотосъемку. В поисках интересного сюжета я так и норовила завернуть за угол и отбиться от группы... Двух итальянских журналисток происходящее в Африке практически не интересовало, они без умолку болтали друг с другом по-итальянски, и отвлечь их от этого занятия можно было только шоппингом. Они ухитрились приобрести по паре картин местных мастеров, метр на метр, целый мешок разноцветных кусков материй, какие-то высушенные тыквы с ракушками-погремушками. Все это богатство они демонстрировали мне и французскому журналисту по имени Дени, который тоже удачно приобрел игрушечную машинку из проволоки и бисера. У нее даже крутились колеса! Дени так любил экзотические штучки, что умудрился обнаружить под крыльцом огромную вонючую челюсть с неприятными желтыми зубами, по его убеждению, челюсть гиппопотама. А я купила майку с надписью "Акуна матата", что, оказывается, на языке суахили означает "нет проблем". Представителей других государств все эти побрякушки почему-то не занимали нисколько.
Вечером у бассейна я разговорилась с пожилым швейцарским журналистом Аль Имфельдом. Сорок с лишним лет он колесил по Африке и написал о ней множество книг. Он любит Африку, но искренне считает, что последние полвека она год за годом скатывается в пропасть и что "расизм наоборот" погубит ее окончательно. Хотя, видимо, надежда на лучшее у него все же теплится. Связывает он светлое будущее континента с африканскими женщинами. Они более активны, занимаются хозяйством, земледелием, детьми. Мужчины когда-то, наверное, охотились, а сейчас совсем "вышли из употребления". Помочь женщине принести ведро с водой считается здесь чуть ли не позором.
По официальной статистике, в Танзании проживает 40% христиан, 35% мусульман, а остальные - язычники. Но на вид местные жители все смотрятся слегка омусульманенными язычниками. Ислам, хотя и ненавязчивый, оберегает местных мужчин от домашних забот, а другой деятельности, особенно в засушливый сезон, практически нет. Мужчины водку не пьют, но без работы почему-то все равно быстро деградируют. Трудиться охранниками через двое суток на третьи здесь пока не принято, хотя, как показывает российская практика, это неплохой способ пристроить мужика: и деньги получает, и без дела не слоняется. "Mаn is for nothing" (в переводе с английского - "мужчина ни для чего не нужен"), - грустно повторял и повторял Аль, и мне приходилось с ним соглашаться. Вот и появляются в Африке женщины-министры, женщины-профессора, женщины-бизнесмены. Недавно в Либерии впервые в Африке была избрана женщина-президент. А мы во время поездки познакомились с двумя профессорами и тремя министрами женского пола. Кстати, всю организаторскую работу по развитию Тренинг-центра ведет молодая женщина-менеджер по имени Марта.
В маленькой деревеньке, довольно широко разбросанной вдоль пыльной грунтовой дороги, по которой мы долго брели пешком, фельдшерский пункт - главная достопримечательность. В этот оплот здравоохранения местные жители приходят пешком или приезжают на велосипедах. Молодая женщина с малышом на спине обогнала нас на велосипеде - у полугодовалого мальчика температура, он все время спит, и это ее сильно беспокоит. Но все же большинство населения по-прежнему считает, что жар и судороги у маленького ребенка - не симптомы малярии, а кара местных богов, и часто обращаются в госпиталь, когда бывает поздно.
Для того чтобы просвещать местных жителей, побуждая их обращаться к врачу, а не к деревенскому колдуну, Тренинг-центр в Ифакаре и Министерство здравоохранения Танзании проводят так называемые мероприятия социального маркетинга. Попросту говоря, на большой поляне устанавливается передвижная сцена. На поляну толпами стекаются местные, для которых такое представление - единственный шанс увидеть любимых шоуменов, комиков и певцов. Каждой реплике они внимают, как дети, чем и пользуются устроители шоу, перемежая пляски и песни санпросветом - краткими лекциями об опасности малярии и необходимости лечения.
Деревенские дети со смехом окружили нас, держась, на всякий случай, на расстоянии нескольких шагов. Как же много в Африке детей, позавидовать можно: по статистике, 46% населения Танзании моложе 15 лет! Женщины, стирающие белье около колонки, тоже прекратили работу и воззрились на нас,> как на гастролирующих циркачей. Я подарила ребятишкам пару ручек, чем вызвала их бурный восторг. Малышам хотелось взглянуть на цифровые снимки, и они упорно пытались обойти меня со спины, чтобы увидеть обратную сторону фотоаппарата. Ну что же делать, если я до сих пор верна пленочной технике?
Деревня деревней, а где же изысканный жираф? Наверное, я очень занудно сокрушалась, что нигде не видно ни львов, ни носорогов. Мои стенания не пропали даром, и вечером мы поехали на речку Киломберо, чтобы взглянуть на бегемота в лучах заката. Поплыли на трех каноэ, выдолбленных из ствола дерева. Закатная река была чудесно хороша. Гиппопо жил немного ниже по течению и знакомиться с нами не захотел, только пару раз с громким фырканьем высунул полморды из воды и снова ушел на дно - даже сфотографировать не успели, не то что увидеть его розоватые щеки. Зато на реке произошло знаменательное событие - меня в первый и последний раз укусил москит, маленький и какой-то немощный. "К сожалению, мы так и не встретили крокодила", - вздохнула я, ступая на берег. "К счастью!" - чуть ли не хором ответили друзья-журналисты. "Приезжайте сюда в сезон дождей, - засмеялся Клаус Лезингер, - тогда река разольется до горизонта, и крокодилов можно будет встретить даже в полях".
Приближалась кульминация нашего тура - экскурсия в местный лепрозорий. В белом джипе рядом со мной сидел крупный мужчина из местных по имени Леон, врач-терапевт из округа Моиши, что примыкает к Килиманджаро. Как выяснилось, Леон оказался рядом неслучайно: он подсел, чтобы через меня признаться в любви к русскому народу. Сейчас ему на вид лет сорок, а когда он был школьником, в их деревне работали русские учителя. "Иванович" - с трудом вспомнил он имя любимого педагога. Русские играли с ними в футбол и показывали фильмы о жизни в Советском Союзе, распад которого он очень переживал.
Мы уже подъехали, а Леон все еще рассказывал о том, как красива была Москва в тех школьных фильмах и какие красивые улыбающиеся люди там, по его представлению, живут. Побывать в этом удивительном городе - его мечта.
Лепрозорий, на территорию которого мы тем временем вошли, был очень чистенький, с цветами и мощеными дорожками. Ухаживают за больными католические монашенки из местных жителей, руководимые сестрой Паулой из Люцерна. Больных проказой в Танзании осталось немного. Эксперты "Новартиса" вообще считают, что с помощью лекарств эту болезнь удастся в скором времени победить в Африке совсем. Правда, у Всемирной организации здравоохранения другое мнение, но хочется надеяться на благоприятное развитие событий.
Проказа на сегодняшний день излечима, проблема лишь в том, что, даже несмотря на бесплатное лечение и уход, больные по-прежнему неохотно идут на прием к врачу, тянут до последнего. Они боятся общественного мнения, которое навесит на них ярлык "прокаженного". Проказой болеют почему-то преимущественно мужчины. Может быть, именно из-за свойственной им беспечности многие из заболевших обращаются к врачу не на начальной стадии болезни, а когда уже усыхают конечности. В лепрозории есть мастерская, где производят специальные протезы для прокаженных. Их можно сравнить с коронкой, надетой на остаток зуба, только надеваются эти "коронки" на деформированные отростки, когда-то бывшие руками и ногами.
Да что говорить о местных - я, зная, что проказа передается воздушно-капельным путем, собиралась идти в лепрозорий в маске. И только недоуменные взгляды коллег удержали меня от этого. Поэтому, чтобы избавить общество от проказы навсегда, нужно, прежде всего, просвещать население, объясняя людям, что во время медикаментозного лечения проказа совсем незаразна, что своевременно начатый прием лекарств полностью устраняет риск развития деформаций конечностей и других уродств. Необразованность и недоверчивость населения не дают Африке избавиться от этого тяжелого >недуга. Вот наглядный пример того, что не только разруха, но даже проказа - не на улицах, а в головах.
Мы снова летим в Дар-эс-Салам, экономическую столицу Танзании. Я смотрю вниз и думаю, что Танзания очень красива, но далеко не очень богата. Есть страны в Африке экономически гораздо более благополучные. Почему именно Танзания сегодня приковывает к себе внимание миссионеров, благотвори тельных организаций, фармацевтических компаний? Не только же дикая красота манит инвесторов? Я задавала этот вопрос многим из своих попутчиков и поняла, что в отличие от других африканских государств эта страна живет в мире и согласии. Несмотря на то, что здесь проживает множество этнических групп, говорящих на разных языках, вооруженных конфликтов в Танзании нет. Стабильность в сочетании с экзотической природой и животным миром притягивает, как магнитом, и бизнесменов и туристов.
Сожалея, что не удалось как следует погулять по Ифакаре, я решила, что уж в Дар-эс-Саламе наверстаю упущенное. Однако, услышав о моем желании пройтись по городским улицам, наши организаторы чуть не застонали: и времени-то у нас до банкета не остается, и смотреть-то там нечего, и преступность на улицах высокая. Но уговорить меня не удалось. Делать нечего,> пришлось наскоро сколачивать туристическую группу.
Мы шли по улице, тесно прижавшись друг к другу. Все мои попытки отклониться от намеченного курса, отойти в сторону с фотоаппаратом пресекались бдительными организаторами нашей поездки. И, как оказалось, не напрасно. Огромный город был запружен людьми, возвращающимися с работы. На светофорах в пробках томились небольшие маршрутки, похожие по форме на белые батоны, нашпигованные людьми. Вдоль обочин в открытых палатках и просто на перевернутых картонных коробках активно торговали всякой китайской всячиной. Как были непохожи настороженные взгляды городских прохожих на добрые детские улыбки сельских жителей округа Киломберо. Какой-то парень вдруг обратился на ломаном английском к одному из журналистов. Тот остановился, забыв о бдительности. Неведомо откуда взявшийся сообщник быстро и ловко начал шарить по поясной сумке журналиста, пытаясь ее отстегнуть. К счастью, журналисту удалось вырваться и догнать группу, но всем стало не по себе. Фотографировать больше не хотелось, тем более, что быстро смеркалось. На подъемных кранах судовой верфи зажглись огоньки, но сам город оставался темным и неприветливым. Пожалуй, африканская деревня нравится мне больше африканского города.
В комфортабельном "боинге", взявшем курс на Лондон, хорошо и много думалось. Я размышляла о том, как это, в общем-то, прекрасно, что на Земле есть не только одна музейная Европа и голливудская Америка, что мы такие разные. И как будет скучно, если весь мир причешется под одну гребенку, европейскую ли, американскую ли. И еще одна мысль не давала покоя. Думалось, что, когда цивилизованный мир соскучится и потухнет от предопределенности, именно Африка будет пристанищем для страждущих и мятущихся душ. Как здорово, что вслед за великим русским поэтом, так любившим Африку, можно вдруг вскочить на подножку заблудившегося в веках и мирах трамвая и улететь на нем далеко-далеко, что есть "вокзал, на котором можно в Индию Духа купить билет". Только вот бы еще немножко подучиться терпимости к тем самым "другим мирам", которые пока существуют на планете.
ЦИФРЫ И ФАКТЫ
Более 1 миллиарда человек на планете живут меньше, чем на доллар в день. Почти столько же не имеют доступа к питьевой воде. Каждый день от обезвоживания, недоедания и излечимых инфекционных болезней умирают 30 тысяч детей в возрасте до пяти лет. Сорок миллионов человек живут с ВИЧ-инфекцией, тридцать восемь из них - в развивающихся странах. В странах Экваториальной Африки прозябают в нищете 69% населения, 62% недоедают, 72% детей не посещают начальную школу, 78% детей не доживают до пяти лет.
Туберкулез давно удерживает первое место в мире по смертности от инфекционных болезней. Почти сорок лет после открытия антибиотиков заболеваемость туберкулезом снижалась, но в последние годы кривая смертности от туберкулеза пошла вверх в африканских странах и, как ни странно, в Восточной Европе и на территории бывшего СССР.
Микобактерией туберкулеза инфицированы (но не больны) треть населения земного шара, около двух миллиардов человек. Каждый год армия инфицированных пополняется восьмью миллионами человек и недосчитывается двух миллионов.
Число инфицированных растет из-за скученности населения в городах, плохо поставленной диагностики, несвоевременного лечения и миграции. Если человека с активной формой туберкулеза не лечить, то он ежегодно заражает 10-15 человек.
Самая высокая смертность от туберкулеза - в Африке, где последние десять лет всплеск заболеваемости провоцирует эпидемия СПИДа. У больного СПИДом ослабевает иммунная система, и "спавшая" в организме долгие годы микобактерия туберкулеза "просыпается". СПИД в сочетании с туберкулезом почти всегда приводит к быстрому смертельному исходу. По статистике, 13% больных СПИДом фактически умирают от туберкулеза.
Проказа, или лепра, как и туберкулез, вызывается микобактерией - Micobacterium leprae. Открытая в 1873 году, она оказалась первой болезнетворной бактерией, которую человек "увидел" в микроскоп. Бактерия, вызывающая проказу, передается воздушно-капельным путем, но, к счастью, инфекция эта не слишком заразна. Проказа наводит ужас на человечество с незапамятных времен. Ее хорошо знали и умели диагностировать в Древнем Египте, Китае и Индии. Болезнь поражает кожу, периферические нервы, верхние дыхательные пути и слизистую оболочку глаз. На поздней стадии болезни у прокаженных усыхают конечности. До 1940-х годов проказа считалась неизлечимой, а больные отторгались обществом. В конце сороковых прошлого века появились антибиотик дапзон и его производные. Сейчас проказа - вполне излечимое заболевание. Если начать лечение на ранней стадии, то можно избежать всех страшных осложнений болезни.
Малярия - инфекция, уносящая 1,3 миллиона жизней ежегодно, преимущественно в Экваториальной
и Южной Африке. Она особенно опасна для беременных женщин и маленьких детей. Вызывает
малярию микроорганизм плазмодий, который переносят москиты вида Anopheles mosquito.
Ее симптомы - озноб, жар, боль в суставах, рвота, слабость и судороги. Часто дети,
заразившиеся малярией, впадают в кому и быстро умирают. Если вовремя поставить
диагноз, то малярию легко вылечить с помощью специальных антибактериальных препаратов.
С XVII века для профилактики малярии использовали хинин; современные профилактические
средства более эффективны и практически свели на нет значение хинина. В ближайшее
время появится вакцина, которая на 30% снижает вероятность заболевания, ее коммерческое
использование планируется начать через пять лет.
