Все эти слова для нас с вами звучат одинаково «старинно», «по-деревенски», и всё-таки северное «баять» стоит чуть особняком. Само это древнерусское слово ушло из активного употребления, осело в говорах, легло монетой в кубышки языковых сокровищ деревенских бабушек, но в наследство нам, городским, остались многочисленные его родственники. И «басня», и «байка» — слова вполне понятные. Песню — поют, сказку — сказывают, а басню и байку, верно, раньше баяли, а теперь… Задумывались ли вы над тем, отчего байки «травят»?
Размышляя в очерке о речи жителей Русского Устья, Валентин Распутин выдаёт и некоторые секреты северных говоров: «В наших краях говорить лишнее, болтать выражалось словом “травить”, в Русском Устье более старым — древить».
Раньше под словом «байка» понимали нечто совсем иное — сказ, рассказ, сказку. И — предположим смело — только если эту байку «травить», становилась она чем-то излишне вольным, смешным.
Владимир Даль в своём словаре толкует байку как «припев для усыпления дитяти». Почти веком позднее выходит Большой академический словарь, и в нём мы видим толкование, более близкое нашему пониманию: «Короткая сказочка, присказка». А в современных словарях, например в Толковом словаре Кузнецова, находим такой ряд синонимов: «Короткий забавный рассказ анекдотического или поучительного характера», «вымысел, выдумка, небылица».
Современную байку едва ли услышишь над детской кроваткой, но жанр народной колыбельной сегодня называют ещё «побайкой». Есть такая же младшая сестричка и у слова «басня» — «побасёнка». И как раз слово «побасёнка» занимало раньше в речи место, которое сейчас заняла «байка», место лёгкой смешной истории, анекдота.
Сегодня слова «байка» и «колыбельная» перестали быть синонимами. Но знакомое каждому с детства «баю-бай» — тоже родственник глагола «баять». Долго порой приходится «баять», рассказывать сказки, петь колыбельные, пока не удастся убаюкать или, как ещё говорили раньше, «улюлькать» малыша.
«Баю-баю-баюшки, прискакали заюшки, люли-люли-люленьки, прилетели гуленьки, стали гули ворковать, нашу деточку качать», — поёт мама над колыбелькой, словно колдует, и на этот колдовской припев «баю-бай» приходят к ней на помощь и зайцы, и голуби, и котенька-коток.
Есть в этом «баю» что-то волшебно-напевное. Недаром герой русских сказок, страшный кот, чародей и людоед, носит имя Баюн. Стоит ему начать петь, и богатырь с ног валится, так одолевает воина дремота. Но уж если найдётся тот, кто устоит, когда «бает» кот, кто одержит над ним верх, по его велению становится Баюн сказителем и целителем.
Находим у Даля: «Местами “баить” употребляется в старинном значении шептать, знахарить, заговаривать». В Этимологическом словаре Фасмера видим, что родственные нашему «баять» глаголы в некоторых славянских языках имеют значение «колдовать».
Баюн, похоже, владеет древней магией слова. А ведь сказочный кот-людоед, судя по всему, ненамного больше обычной домашней кошки, ведь Андрей-стрелок, герой сказки «Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что», тащит кота клещами на землю с железного столба, а потом несёт «унятого» зверя в клетке. С крупным хищником из семейства кошачьих такого он сделать бы не смог. Значит, Баюн именно кот, а кошки во многих культурах считаются проводниками в другой мир, параллельный или загробный.
И если представить Баюна на месте кошки из басни Крылова «Мышь и Крыса», то, кто знает, могла Крыса оказаться права: «Коль до когтей у них дойдёт, / То, верно, льву не быть живому: / Сильнее кошки зверя нет!»
Кстати, басню мы сегодня и вовсе воспринимаем как литературный жанр. Хотя по-прежнему часто обращаемся к поговорке «Соловья баснями не кормят», где слово «басня» сохранилось в своём старинном смысле — «разговоры, болтовня, обещания на словах». Мол, хорошо беседуем, да только неплохо бы и к столу. Кстати, в деревне вам к пословице ещё и прибавят: «Соловья баснями не кормят. Хочет есть, а песни и у самого есть».
Петь, сказки сказывать, говорить красиво, метко и ярко — умение, которое даётся не каждому, это особый дар. Но северянин Распутин гордится тем, что в его родных краях умели «баять» — говорить ёмко, без лишней трескотни: «Но как говорили у нас в деревне, как говорили! Баско баяли — метко, точно, с заглубом в язык, не растекаясь мыслью по древу. Все знали уйму пословиц, без них речь не лепилась. Все имели прозвища, пристававшие намертво. Одним словом умели сказать многое, словесная мелочь была не в ходу. Болтливость высмеивалась. По русскому языку, да позволено будет так выразиться, ходили пешком, пo-рабочему, а не разъезжали в лимузинах».
А помните ли, кто растекался «мысью» (а не мыслью) по древу? Вещий Боян, упоминаемый в «Слове о полку Игореве», певец, а по легенде и колдун, даже оборотень. «Мысью» — то есть белкой, умел «растекаться» Боян по древу, рыскал серым волком по земле, орлом под облаками, чтобы создать свои песни и сказания. Его удивительный дар позволял ему охватить взором весь мир.
Похожий «взгляд» описывает Пушкин в стихотворении «Пророк»: «И внял я неба содроганье, / И горний ангелов полёт, / И гад морских подводный ход, / И дольней лозы прозябанье». Какая огромнейшая всеохватная мощь! И всё это ради того, чтобы «сложить» сакральное, древнее знание в песню, в сказ.
Может, из-за этого колдовского флёра и умения слагать песни некоторые исследователи старались отыскать в имени Бояна приметы родства с глаголом «баять». Но имя-то само в те древние времена было совсем не редким и происходило оно от глагола не «баять», а «бояться». Сильный, страшный, пугающий, колдун — вот какие смыслы скрыты в этом имени, которое больше подходит не сказителю, а нашему знакомому — сказочному коту-людоеду Баюну.
Однако же имя вещего певца и глагол «баять» оказались втянуты судьбой, которая, видимо, не прочь «поиграть словами», в такой удивительный коловорот, что образовавшиеся связи не сразу и распутаешь.
Под действием ли южнорусского аканья или смыслового поля глагола «баять» Боян начинает часто писаться через «а» — Баян, и со временем имя становится нарицательным, так стали называть народных певцов и сказителей. И новая ручная гармоника в 1907 году получила название в честь древнерусского певца, причём, возможно, не напрямую, а через название одноимённого крейсера (который незадолго до этого строился на Ново-Адмиралтейском судостроительном заводе), причём крейсер был не первым «Баяном» российского флота — до этого то же имя носил корвет. Но, так или иначе, гармонику назвали баяном, под этим именем она и стала известна. И по прихоти лингвистической фортуны меньше чем через век слово «баян» отчасти вернулось к своему, если можно так сказать, «речевому» значению: «баяном» стали называть «бородатую», много раз повторённую шутку. Этот переход чаще всего связывают с многократным дублированием на интернет-ресурсах анекдота: «Хоронили тёщу, порвали два баяна». А благодаря «падонкофскому», или «олбанскому», сетевому наречию 2000-х это слово и написание обрело прежнее — «боян». Говоря словами Михаила Булгакова, «как причудливо тасуется колода»…
Но как говорят в народе: «Бай, бай, да и молви!»
Согласитесь, это увлекает и завораживает — перебирать значения и оттенки слова, будто цветные лоскутки, распутывать узелки, следить за переплетением нити в яркой ткани родной речи, видеть, как былое, ушедшее или затаившееся связано, сплетено с нынешним, порой сиюминутным. И ненароком мыслями я возвращаюсь к строкам Валентина Распутина: «…переводя сейчас с русского на русский, я чувствую невольную вину перед языком за то, что приходится это делать. А как не делать? Образование не к языку ведёт, а от языка уводит, и естественное обновление и приращение лексики переросло у нас в страсть новоречия».
«Да, язык живёт и меняется, но нельзя допускать, чтобы он менялся к худшему, — пишет Нора Галь в книге «Слово живое и мёртвое». — Не пристало человеку быть рабом стихии. Его долг — спасать от мертвечины всё, что ему дорого. Быть рачительным хозяином языка, не дать живой воде его уйти понапрасну в песок… Это и есть оборотная сторона канцелярита: язык утрачивает краски, понемногу забываются, выпадают из обихода образные, полнозвучные, незатрёпанные слова. Они пылятся бесполезным грузом в литературных запасниках, вдали от людского глаза, и уже не только школьник, но и иной писатель, редактор слыхом не слыхал об отличном, ярком, выразительном слове и должен искать в толковом словаре его значение…»
Крутишь на языке старинный глагол и понимаешь, какой он живой, как прорастает, меняя личины, сквозь время в современный язык, как раздвигает «мёртвые», безликие слова и как жаль будет потерять его и многие другие, благодаря которым наша речь полна оттенками и полутонами смысла.
Но… как говорят в деревне: «Много баить не подобаить». Бай, да меру знай.
