Падеспань с верояциями

И потом в нескольких деревнях встречалось мне не раз искажённое название танца падеспань — «под Испань». Потому что «падеспань» для деревенской плясуньи — слишком сложно. Испанский шаг, да на французский манер, «Pas d’Espagne». А танец-то свой, народный, простенький.

Падеспанчик, хорошенький танчик.
Он танцуется очень легко.
Шаг вперёд, шаг назад, повернёмся.
Вот и всё, вот и всё, вот и всё.

И «здравый смысл» подсказывает селянке, что проще всё должно быть, понятнее. Есть же в русском языке хорошая конструкция с винительным падежом «под кого-то, подо что-то» со значением «на определённый манер» или, раз уж помянули французов, «а ля»: бородёнку-то постриг под Ленина, поёт этак ладно, под Лемешева, танцует под Испань — как в Испании, на испанский манер.

Так работает народная этимология. Та лингвистическая бритва Оккама, которая уверяет нас: самое простое объяснение словосочетания или слова — наиболее правильное.

На самом деле всё, конечно, совсем не так, и бритва английского философа-монаха к русскому языку в данном случае неприменима. А в танце «падеспань», кстати, французского столько же, сколько и испанского, — ни капли. Танец этот — авторский, поставил его на собственную музыку в начале ХХ века на волне моды на салонные бальные танцы Александр Александрович Царман, артист Большого театра. Падеспань стал его первым авторским танцем и благодаря лёгкому, запоминающемуся мотиву с народными элементами быстро, что называется, «ушёл в народ». Схему танца напечатали в газетах Москвы и Петербурга, но по деревням падеспань разошёлся уже в советское время и в значительно упрощённом виде, «с притопом», растеряв салонность и бальное изящество. Он стал простым, понятным, и в каждой деревне сейчас бабушки рады под гармошку притопнуть «под Испань».

Как ни курьёзна в каком-то смысле история этого танца, а в ней нашли отражение чаще всего невидимые нам глубинные течения восприятия мира и слова народом, простыми людьми.

Так что же такое — народная этимология? Известный советский лингвист Л. А. Булаховский определяет её как «истолкование значений, какими они могут представляться сознанию людей, не имеющих научной подготовки и осмысливающих слова по индивидуальным ассоциациям». У многих исследователей читаем о различных разновидностях народной этимологии. Общее для них то, что заимствованное слово, смысл которого неясен без дополнительного истолкования, изменяется, чтобы выглядеть, звучать и восприниматься более привычным, своим. Слово может изменяться внешне, сохраняя значение. Как пример такого изменения Брокгауз и Ефрон приводят слово «адмиралтейство», превратившееся в «адмиратечество» (ад — мир — отечество). Наверное, именно к такому типу изменения можно отнести и «под Испань».

Также слово может изменяться, подстраиваясь «под знакомый корень», то есть ищет нового родственника, похожего по форме и значению. Скажем, «спинжак» надевают на спину, по «гульвару» гуляют. Государь в повести Н. С. Лескова «Левша» рассматривает в «мелкоскоп», как заморская блоха «вдруг прыгнула и на одном лету прямое дансе и две верояции в сторону, потом в другую, и так в три верояции всю кавриль станцевала».

Порой народная смекалка, привыкшая «починять ломом компутер», так далеко заводит трансформацию слова, что и значение меняется. Вспомним знатного любителя умных слов деда Щукаря из романа М. А. Шолохова «Поднятая целина»:

«— Ну, хорошо, прибыл я к табуну, гляжу вокруг себя, и глаза не нарадуются! Кругом такой ажиотаж, что век бы оттуда не уезжал! Лазоревые цветки по степи, травка молодая, кобылки пасутся, солнышко пригревает — одним словом, полный тебе ажиотаж!

— А что это такое за слово ты сказал? — поинтересовался Бесхлебнов.

— Ажиотаж-то? Ну, это когда кругом тебя красота. “Жи” означает: живи, радуйся на белый свет, ни печали тебе, ни воздыханий. Это — учёное слово, — с непоколебимой уверенностью ответил Щукарь».

Читая словарь, старый Щукарь видел только крупные буквы, а мелкие, которыми как раз и набрано было толкование слова, прочесть не мог, вот и давал волю фантазии, создавал новое значение для слова, собирая его из лингвистических аллюзий.

Писатели часто прибегают к «детищам» народной этимологии для создания национального колорита, придания яркости сценкам народного быта. И нам кажется, что над нами, людьми образованными, эти глубинные течения не властны. Мы-то с вами хорошо видим и понимаем, откуда пришло слово, от какого произошло, каким словам родственно. И всё-таки, желая встроить что-то новое в свою картину мира, мы всегда ищем сходство, порой даже мнимое.

Ведь наверняка вы замечали, что задумываетесь на мгновение, когда пишете слово «почтамт», — есть «п» или нет; «конфорка» — с «н» или с «м», «почерк» — нужно ли «д»? Можно допустить, что работает тот же механизм — попытка объяснить себе незнакомое слово через похожее по звучанию и написанию и чем-то сходное по значению. «Почтамт» очень похоже на более привычное и распространённое слово «штамп», конфорку так и тянет «привязать» к общему понятию комфорта, а слово «почерк» очень близко по значению глаголу «подчёркивать». Отсюда и возникает мерцающее сомнение в написании. Или возьмём пару заимствований: «абзАц» и «фОрзац». Явные родственники, они постоянно путают нас, заставляя засомневаться, на какой гласный падает ударение.

Или, скажем, слово «прострация». Для многих оно связано с образом «взгляда в пространство», когда усталый, до предела измотанный человек настолько измождён, что просто сидит без движения, глядя в одну точку. А слово это, согласно Большому энциклопедическому словарю, произошло от позднелатинского «prostratio» — угнетение, упадок. Пространство тут совершенно ни при чём. И любимое всеми пользователями компьютера слово «глюк» — тоже результат народной этимологии. Компьютерный глюк, глючить — искажённое от английского glitch — неожиданная поломка, авария, а вовсе не от разговорного названия галлюцинаций. И в словосочетании «платье от кутюр» «от» не предлог, а французское прилагательное haute (высокий), поэтому редуцировать в нём звук «о», как в предлоге, нельзя.

Многие процессы, о которых мы и не задумываемся, проявляют себя в народной речи, становятся более заметными, зримыми. Глубинные языковые течения выходят на поверхность, и, наблюдая примеры явно ложной этимологии, мы можем выявить общие тенденции, характерные и для более скрытых вероянтов, то есть вариантов. Конечно же — варианты.