Они срывают сухие травинки, набирают их полный клюв и летят на свой гнездовой участок. Там птицы находят развилки сучков кустарников, молоденьких ив и раскладывают на них пучки сухой травы — это основания для будущих гнёзд. Однако достраивать гнёзда предстоит самкам. Прилетевшие несколько позднее, они отдают предпочтение одной из начатых построек и доводят её до успешного завершения. Гнёзда славок представляют собой очень лёгкие корзиночки из тоненьких веточек, сухих стеблей, травы, паутины, зажатые между ветвями кустарника или на нижних ветках деревьев. Они настолько тонкие, что стенки их нередко просвечивают. Такие гнёзда доставляют птицам много хлопот: их приходится всё время подстраивать и подправлять.
В ранние утренние часы славки откладывают яйца. В первую волну гнездования их бывает 5—6, в повторную — 4. Яйца славок светлые с более тёмными пестринами. Кладку из 4—6 яиц в течение двух недель насиживает самка, изредка слетая с гнезда для кормления.
Пара серых славок загнездилась на опушке леса в зарослях малинника. В первое время самка не позволяла мне подойти к гнезду незамеченной — шелест листвы, хруст сучка, и птица срывалась с места насиживания! Через полторы недели славка разрешила мне подойти совсем близко к гнезду — на расстояние вытянутой руки.
Наблюдать за насиживающей птицей — не очень весёлое занятие: приходится часами сидеть рядом с гнездом и отмечать её отлучки и возвращения. Однажды, когда стало совсем скучно, я включила музыку. Остерегаясь, что птица слетит с гнезда, сделала звук потише. Реакции не последовало! Я прибавила звук, славка продолжала спокойно сидеть и смотреть на меня. Через некоторое время прилетел самец. Присев неподалёку от гнезда, он внимательно взглянул на меня, вспорхнул, снова присел, будто испугавшись музыки, а затем… запел! Он пел до тех пор, пока звучала музыка, и в этом нет ничего удивительного: птицы всегда начинают петь, когда кругом звучат голоса других певцов. Но у птицы желание петь могут вызвать и совсем посторонние звуки. Например, те, кто живёт в неволе, затягивают песню под шум работающего пылесоса, звук телевизора или под аккомпанемент речи человека. На опушке леса, где славки свили гнездо, поющих птиц было мало, многие уже занимались выкармливанием птенцов и потому молчали. Волей-неволей славке пришлось довольствоваться моим обществом. Я пробовала включать различные голоса и позывки других птиц, самец в ответ начинал петь с удвоенной силой и усердием, перелетал с ветки на ветку и подлетал ко мне, а самка с недоумением следила за его перемещениями. Услышав крик сойки, вороны или дятла, которые в пору гнездования часто разоряют гнёзда мелких воробьиных птиц, самец тревожно «чекал», перелетал с ветки на ветку, уходя всё дальше от гнезда. Словно уводил врага от птенцов. Самка же незамедлительно слетала с гнезда и скрывалась в лесу. На посторонние звуки, подобные шуму проезжающего автомобиля, стрельбе из винтовки и мычанию коровы, птицы совсем не реагировали. В природе эти звуки не имеют для них биологического значения, не несут смысловой информации и не считаются звуками опасности.
В 50 метрах от гнезда, за которым я наблюдала, находилось гнездо другой славки — у неё уже были птенцы. Я решила ненадолго взять яйца из первого гнезда и переместить их в новое, а к уже знакомой славке подложить птенцов.
Вернувшись из леса, самка прошмыгнула в куст малины и уселась на гнездо. Через некоторое время птенцы начали возиться под насиживающей птицей, высовывали головки и открывали клювы. Птица перебирала лапками, опускала голову и заправляла птенцов под себя. Но с каждой минутой протест малышей становился активнее и активнее. Всё было совершенно естественно: до появления собственных птенцов оставалось ещё около недели, и славка вела себя так, как ей диктовал могучий инстинкт насиживания. Чем дольше она сидела на птенцах, тем сильнее те её беспокоили. Наконец, птица встала на борт гнезда, долго смотрела на птенцов, опустив голову вниз. Появились опасения, что она их выбросит. Но самка и не собиралась этого делать! Она вложила свой клюв, в котором ничего не было, в клюв одного из птенцов. Делала она это очень неуверенно, будто не понимала причину своих действий. Через несколько минут славка улетела и её не было около получаса. Моя тревога за судьбу птенцов возрастала, но в то же время было обидно прекращать эксперимент. Наконец самка вернулась. Я замерла в ожидании… Она кормила подкидышей! Так активные действия птенцов победили в конце концов инстинкт насиживания, и птица приступила к выкармливанию птенцов раньше положенного срока. Теперь она регулярно летала за кормом и выносила помёт из гнезда.
А что же происходило в гнезде, в котором неожиданно появились яйца? Самка, как обычно, прилетела с кормом, но, увидев яйца вместоература тела малышей ещё нестабильная, и без родительского тепла они могут погибнуть от холода даже в жаркий день. Самка постоянно обогревала птенцов, а самец приносил им корм: пауков, мелких насекомых и их личинок. Через три дня птицы уже вместе носили им корм. Родители никогда не улетали, прежде чем птенец не повернётся к ним гузкой и не отдаст пакетик с беловатыми экскрементами, поэтому в гнезде всегда было идеально чисто. Ветер раскачивал кустик малины с гнездом, но птенцы лежали неподвижно. Стоило же гнезду качнуться под тяжестью прилетевшей взрослой птицы, как пять клювиков мгновенно раскрывались и тянулись за кормом.
Рабочий день славок начинался с рассветом около 4 часов и заканчивался к вечеру — около 21 часа. За час славки прилетали к гнезду с кормом 10—11 раз, через каждые 5—6 минут. За сутки —180 раз (за 17 часов), а за две недели выкармливания — 2500 раз, не считая докармливания слётков и питания повзрослевших птиц.
Через неделю птенцы заметно подросли и покрылись пеньками перьев, а их глаза стали понемногу раскрываться. Теперь моё появление вызывало сильное беспокойство у родителей. Они поочерёдно подлетали к гнезду, активно «чекали», перелетали с места на место. А подросшие птенцы вместо того, чтобы тянуть шейки и раскрывать клювы в ответ на содрогание гнезда, втягивали их в плечи, прикрывали глаза и затаивались на дне гнезда. У птенцов проснулся инстинкт самосохранения.
Спустя две недели птенцы заметно выросли и им стало тесно в гнезде. Тревожить их в это время нельзя, иначе они покинут гнездо раньше положенного срока. Стоит одному из птенцов издать пронзительный писк, как все бросятся из гнезда врассыпную и скроются в траве. Родители будут продолжать их докармливать, но шансы на выживание в таких условиях резко сокращаются. Зная это, я отодвинула пункт своего наблюдения подальше. В гнезде подросшие птенцы часто поднимались на лапках, вытягивали крохотные крылышки и пытались чистить перья. Родители продолжали усердно их кормить, но днём уже не обогревали. Лишь вечером самка возвращалась из леса, последний раз кормила птенцов и усаживалась на гнездо. Она расправляла наседное пятно на животе — место, лишённое перьев, которое образуется у птиц в период насиживания, — опускала крылья и закрывала веки. Но спокойствие длилось недолго. То один, то другой птенец высовывался из-под наседки, копошился под ней, а мать терпеливо поправляла его клювом и усаживалась поудобнее. Лишь с наступлением сумерек, когда певчий дрозд взлетал на вершину сосны и сочным голосом оглашал окрестности: «Филипп, Филипп, приди, приди, чай пить, чай пить, с сахаром, с сахаром! Деньги есть? Деньги есть?» — в гнезде всё затихало.
Через 16 дней птенцы были готовы покинуть гнездо.
Это случилось солнечным июньским утром, когда роса ещё держалась на траве и серебрила листья ближайших кустов малины. Заботливая мамаша прилетела к гнезду с кормом, но не приблизилась к нему, а села поодаль. Птенцы её хорошо видели и взволнованно пищали. Прилетел с кормом и отец, покормил одного птенца (возможно, самого слабого) и сел напротив самки. Почувствовав беспокойство, он начал издавать звук тревоги «чек-чек». Птенцы пищали, вставали на лапки, но родители были непреклонны! Так прошло 2,5 часа… Ждали все: птенцы — корма, родители — птенцов, а я — развязки событий. Вдруг один из птенцов забрался на край гнезда и упал вниз, в траву. К нему тут же подлетела взрослая птица, и по крикам я поняла, что она его покормила (с такими писками происходило кормление и в гнезде). Ещё через 35 минут в гнезде пронзительно пискнул другой птенец, и, как по команде, из него быстро выпорхнули все обитатели. Гнездо опустело, а все птенцы попискивали в траве. Родители один за другим летали в чащу малины и крапивы, чтобы добыть корм своим слёткам.
На следующий день я снова пришла к гнезду. Оно пустовало, а взрослые птицы испытывали сильное беспокойство: они перелетали с места на место, кричали, волнообразно летая над кустами малины. Я предположила, что в гнездо забралась кошка или другой хищник, который угрожал птенцам. Вдруг одна из славок подлетела совсем близко, упала на землю, крича и барахтаясь, и стала пятиться боком, опуская крылья и спотыкаясь. Так, волоча крылья и хромая на обе лапы, она то подбегала ко мне, то удалялась. Я стала смотреть вокруг и увидела маленького слётка, который сидел у меня под ногами на ветке поваленного дерева, не подозревая об опасности. А реакция родителей была обычной реакцией отведения. Так поступают все птицы, гнездящиеся на земле или невысоко над ней. Если позы угрозы и крики тревоги не оказывают впечатления на врага, они бесстрашно бросаются ему в ноги и начинают изображать смертельное ранение, постепенно уводя незнакомца за собой, подальше от гнезда или птенцов-слётков.
Через несколько дней взрослые птицы увели птенцов с гнездового участка в более безопасное место, где они будут обучать их мастерству нелёгкой птичьей жизни. Птенцы уже скоро станут самостоятельными, а их родители примутся за строительство нового гнезда и выведение второго поколения.
В августе, когда пора забот закончится, славки будут часто встречаться по опушкам лесов и в садах, где они с удовольствием поедают ягоды ирги, малины и бузины. С конца августа начинается осенний отлёт этих птиц к местам их зимовок в Европе и Северной Африке.
