Названия старинных экипажей часто встречаются в литературе, но авторам рассказов, романов, повестей или поэм зачастую не приходило в голову подробно их описывать. К счастью, у нас есть словари. С их помощью мы можем понять, на чём доехала до Москвы Татьяна Ларина или перемещался по российским дорогам Павел Иванович Чичиков и почему, к примеру, старую, потрёпанную машину сегодня могут назвать «колымагой». Итак...
В V главе «Евгения Онегина» читаем, что на именины Татьяны:
С утра дом Лариных гостями
Весь полон; целыми семьями
Соседи съехались в возках,
В кибитках, в бричках и в санях.
Что такое «сани», мы знаем. А вот что такое «возок», «бричка» или «кибитка»?
В «Иллюстрированном словаре забытых и трудных слов из произведений русской литературы ХVIII—ХIХ веков», составленном Л. А. Глинкиной, говорится: «Возок — старинная крытая зимняя повозка на полозьях, с дверцами и окнами».
Действительно, возок — очень старое средство передвижения. А. С. Пушкин называл его «бояр-ским» (хотя Ларины конечно же не числились боярами, а принадлежали к дворянскому сословию). На возках разъезжали зимой в допетровской Руси. А когда юную Татьяну решили привезти в Москву, то, надо думать, возок, в котором поместилось семейство Лариных, доверху был набит сундуками с одеждой и припасами, раз в него, как отмечает поэт, запрягли целых «осьмнадцать кляч». И ехали они неспешно, так что «наша дева насладилась дорожной скукою вполне». Зато когда добрались до Москвы:
Возок несётся чрез ухабы.
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри…
В рассказе И. С. Тургенева «Пётр Петрович Каратаев» в возке разъезжает старая барыня: «...глядь, ползёт по дороге старый зелёный возок, и лакей на запятках торчит... Барыня, барыня едет!» А в поэме Н. А. Некрасова «Русские женщины» в возке отправилась в Сибирь к мужу-декабристу княгиня Екатерина Ивановна Трубецкая:
Покоен, прочен и легок
На диво слаженный возок;
Сам граф-отец не раз, не два
Его попробовал сперва.
Шесть лошадей в него впрягли,
Фонарь внутри его зажгли.
Сам граф подушки поправлял,
Медвежью полость в ноги стлал.
Но вернёмся к Лариным на именины. Почему некоторые из гостей приехали на бричках? Дело происходило зимой, а согласно словарю под редакцией Д. Н. Ушакова: «Бричка — лёгкая колёсная повозка, иногда крытая». По сугробам ездить в лёгкой колёсной повозке не очень-то удобно. Поэтому бережливые хозяева зимой ставили летние экипажи на полозья, превращая их в некий гибрид кареты (или брички) и саней. В повести Ф. М. Достоевского «Дядюшкин сон» героиня тоже «катилась по мордасовским улицам в своей карете на полозьях». Помещики, которые приехали в гости к Лариным, поступили так же.
Самая известная бричка в русской литературе — это, разумеется, та, на которой, «усевшись получше на грузинском коврике», заложив за спину кожаную подушку, отправлялся в гости к окрестным помещикам Павел Иванович Чичиков. Немудрено, что он заботился о своём комфорте; ведь ему часто предстоял длинный путь, и бричка становилась, по сути, маленьким домом, в котором живут хозяин, лакей и кучер. Кстати, во втором томе «Мёртвых душ» дей-ствие происходит зимой, и Чичиков, сменивший бричку на коляску, тоже приказал поставить её на полозья.
А что отличает от других экипажей кибитку, которой тоже воспользовались гости Лариных? Само слово напоминает то ли о степных кочевниках, то ли о цыганах. Вспомните строчки из романса «Мой костёр в тумане светит», написанного на стихи Якова Полонского:
Ночь пройдёт, и спозаранок
В степь далёко, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.
В кибитке совершил знаменитое путешествие из Петербурга в Москву герой А. Н. Радищева: «Отужинав с моими друзьями, я лёг в кибитку. Ямщик, по обыкновению своему, поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был уже за городом». В самом деле, в кибитке удобнее всего было лежать — там, как правило, не было сидений, на дно для утепления кидали меховые шкуры, а сверху путешественника защищала крыша из рогожи, натянутой на изогнутые дугой прутья (слово «кибитка» в переводе с арабского означает «купол»).
В произведениях Пушкина кибитка упоминается очень часто. Откроем ещё одну главу «Евгения Онегина»:
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетётся рысью как-нибудь;
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке...
Что такое кибитка, мы уже себе представляем. А дровни? Это крестьянские сани без кузова для перевозки дров, сена и других грузов. Остаётся выяснить значение слова «облучок».
Обратимся к Толковому словарю Т. Ф. Ефремовой: «Облучок — передок повозки, на котором сидит кучер, возница». Или откроем Толковый словарь С. И. Ожегова: «Облучок — толстая деревянная скрепа, идущая по краям телеги, повозки или огибающая верхнюю часть саней».
Теперь мы без труда поймём цитату из другого произведения Пушкина «Капитанская дочка», где Петруша Гринёв уезжает из родного дома в кибитке: «Старик угрюмо сидел на облучке, отворотясь от меня, и молчал, изредка только покрякивая». А потом там же оказывается и Пугачёв: «Дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику: “Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай”».
Любители комфорта в дороге пользовались «дормезами» — каретами для дальних путешествий, в которой можно было лежать, на что намекает название: «dormir» в переводе с французского — «спать».
Близкие «родственники» дормеза — рыдван и колымага. Рыдванами называли большие, громоздкие кареты — от польского «rydwan» — «колесница». А что такое «колымага»?
Согласно Толковому словарю живого великорусского языка В. И. Даля, «колымага» («калымага») не какой-то конкретный вид экипажа, а общее обозначение тяжёлой громоздкой повозки. Слово пришло к нам из тюркских языков, где оно означало: «накрытая пологом повозка для невесты, за которую уплачен калым».
В XVI веке в Московской Руси колымагами называли закрытые экипажи с кожаными пологами. В петровские времена, когда появились европей-ские кареты, их тоже сначала именовали колымагами. Потом кареты оснастили рессорами; название «колымага» закрепилось за старыми, безрессорными экипажами и приобрело насмешливый, уничижительный оттенок.
С таким же пренебрежением стали относиться к тарантасу. Происхождение этого слова не ясно, но предполагают, что оно заимствовано из татарского языка. Владимир Соллогуб в рассказе, который так и называется «Тарантас», описывает его очень красочно: «…тарантас, что за удивительное изобретение ума человеческого!.. Вообразите два длинные шеста, две параллельные дубины, неизмеримые и бесконечные; посреди них как будто брошена нечаянно огромная корзина, округлённая по бокам, как исполинский кубок, как чаша преждепотопных обедов; на концах дубин приделаны колёса, и всё это странное создание кажется издали каким-то диким порождением фантастического мира, чем-то средним между стрекозой и кибиткой».
Можно было путешествовать и без кузова — на дрогах. Поездка на них была менее комфортной. Пользовались ими люди небогатые, крестьяне или мещане. На дрогах ехал из родного Таганрога по приазовской степи юный Антон Чехов со своим отцом. В его рассказе «Красавица» читаем: «Маша со скрипом отворила нам ворота, мы сели на дроги и выехали со двора».
Конструкция дрожек такая же, что и у дрог, недаром у них схожие названия: длинная деревянная рама без крыши, простое сиденье, рассчитанное на двух человек. Дрожки были лёгкими, на них передвигались быстро, используя всего одну лошадь. На дрожках не совершали далёкие путешествия, зато они отлично подходили для поездок по городу. Те же, кто ценил не только быстроту, но и удобство, ставили на лёгкую раму дрожек кузов, а потом и рессоры. И получалась коляска, сочетавшая в себе лёгкость дрожек и удобство тарантаса.
Название «дрожки», возможно, очень древнее и происходит от англосаксонского слова «dragan», которое означает «тянуть».
Вспомним эпизод из «Ревизора» Н. В. Гоголя, когда городничий велит закладывать дрожки и спешит в гостиницу вместе с Добчинским на встречу с таинственным «инкогнито»:
«Городничий. Нет, нет, Пётр Иванович, нельзя, нельзя! Неловко, да и в дрожки не поместимся.
Бобчинский. Ничего, ничего, я так: петушком, петушком побегу за дрожками. Мне бы только немножко в щелочку-та в дверь эдак посмотреть…»
Наступило время, когда зажиточные люди стали отдавать предпочтение лёгким, быстрым экипажам, которые привозили из Европы. Например, кабриолет (от французского cabriolet) — лёгкий, одноконный или пароконный щегольской экипаж о двух колёсах; одноколка. Такое объяснение приводится в Словаре иностранных слов, вошедших в состав русского языка, под редакцией А. Н. Чудинова, изданном в 1910 году. Достоинство кабриолета в том, что править им мог сам пассажир. Кучер для поездки не требовался, и это позволяло вести беседу с попутчиками без свидетелей. Недостаток кабриолета — его неустойчивость. Недаром В. И. Даль приводит такие народные синонимы: «беда, опрокидка, брыкушка, брыкалка». Но, кажется, неустойчивость кабриолета совсем не смущала ездоков в XIX веке. Вот отрывок из письма императора Николая I: «Погода у нас отличная. Сегодня вечером была небольшая гроза и славный дождик, после которого мы с Мамá проехали в кабриолете». Матушка Николая, императрица Мария Фёдоровна, была женщиной почтенной, но всё же не побоялась сесть в кабриолет.
А ещё кабриолетом в XVIII веке могли называть небольшое лёгкое кресло с изогнутыми подлокотниками, ножками и округлой спинкой и… женскую шляпку особого фасона (поля только спереди), стянутую с боков лентами. В XX веке этим словом стали называть кузов легкового автомобиля с откидывающимся верхом.
К списку лёгких и быстрых экипажей надо прибавить и линейку. Нет, нет, школьная линейка тут ни при чём! Линейкой называли конный экипаж, на котором сидели боком (другое название — «катки»). В «Анне Карениной» Константин Левин усадил гостей в линейку, чтобы отправиться на охоту.
Впоследствии к линейкам начали приделывать длинные скамьи и навесы от дождя. Пассажиры сидели спинами друг к другу по обе стороны от середины и могли любоваться окрестностями. Вероятно, ездить на линейке было не очень удобно, зато в таком экипаже могла поместиться большая компания.
К щегольским экипажам относится и ландо — разновидность четырёхместной коляски. В поэме «Поездка на манёвры» В. А. Жуковский описывает компанию, решившую с шиком прибыть на военные манёвры:
Уже шестого половина,
Шестого сорок пять минут:
Поэт вздыхал, а дамы ждут.
Вот улыбнулася судьбина —
И три ландо с коляской тут!
Ландо называют также легковой автомобиль, имеющий кузов с верхом, откидывающимся над задним сиденьем.
На чём ещё могли ездить в прошлом? На шарабане! Это забавное слово пришло из французского языка (Сhar a bancs — повозка с деревянными скамьями) — так называли коляску с поперечными сиденьями в несколько рядов. Герои «Анны Карениной» прокатились «в новеньком шарабане на крупном вороном рысаке».
Название ещё одной разновидности лёгкой двухместной коляски с открытым верхом — фаэтон — как бы намекало на то, что ездить на ней рискованно. Ведь герой греческих мифов — Фаэтон, сын бога солнца Гелиоса — захотел править колесницей отца, но не удержал коней и разбился. Недаром волнуется герой пьесы русского драматурга Ф. А. Кони «Принц с хохлом, бельмом и горбом»:
Фаэтон у вас забавный!
Но спокойна ли езда?
А четвёрки такой славной
Не встречал я никогда.
Родственницей фаэтона можно считать пролётку — лёгкий открытый четырёхколёсный двухместный экипаж. О ней писал поэт Серебряного века Валерий Брюсов в стихотворении «Раньше утра»:
Я знаю этот свет,
неумолимо чёткий,
И слишком резкий стук
пролётки в тишине,
Пред окнами контор
железные решётки,
Пустынность улицы,
не дышащей во сне.
Вряд ли нам доведётся кататься в пролётках, но мы вполне можем понять поэта, его ощущение раннего утра, когда каждый звук разносится далеко и ясно и только подчёркивает тишину ещё спящего города. А будет ли это стук колёс пролётки о булыжную мостовую или шорох шин по асфальту, в конце концов не так уж важно.
