Волчата, почуяв чужака, забились в дальний угол. Не обращая на них внимания, я устроился поудобнее, положил под голову рюкзак и в ту же минуту заснул мёртвым сном. Ночью сильно продрог. «А ну-ка, давайте греться», — сказал я волчатам и, нашарив во тьме тёплые меховые комочки, засунул всех пятерых к себе под штормовку.
Видно, и малышам понравилось у меня за пазухой, они мирно посапывали, пристроившись поудобнее, уткнувшись носами мне в бок. Так мы и спали, пока не рассвело. Утром я рассмотрел малышей — это были симпатичные, забавные создания, похожие на щенят, только мордочки у них были довольно крупные и тупые; несколько приподнятая удлинённая шерсть на голове, и по хребту шла тёмная полоса.
Оставив в покое волчье семейство, я двинулся в путь. Утром следующего дня, любопытства ради, вернулся к знакомому месту. Как я и ожидал, в логове было пусто. Родители, дождавшись моего ухода, перетащили детёнышей в другое место — видимо, сочли опасным оставаться в жилище, где побывал человек.
Боязнь человека у волков идёт издавна. Человеческий запах пугает их, и наблюдать за волками очень непросто. Хочу рассказать о том, как я в течение многих лет вёл наблюдения за волкособаками, или собаковолками.
В селе Никольское, что во Владимирской области, жила чёрной масти овчарка. Её хозяин работал сторожем на животноводческой ферме. С наступлением темноты человек и собака приступали к своим обязанностям. Так продолжалось много лет. Но однажды, когда, словно наперекор приближающейся весне, выросли вдоль огородных плетней снежные надувы, собака вдруг стала непослушной. Вскоре она совсем ушла из дома. Вернулась только недели через полторы. Насытившись хозяйской пищей, Дружок (так звали собаку) снова куда-то исчез.
Каково же было удивление хозяина, когда он узнал, что его пёс подружился с одинокой волчицей, у которой было рваное ухо. Волчица и её избранник скитались по оврагам и лесным чащобам, а ночью наведывались в маленькие деревушки. Посещали звери и село Никольское, в котором родился и вырос Дружок. Появление серой разбойницы наводило страх на дворняжек. Только для Дружка волчица, которую назвали Рваное Ухо, стала верной подругой. Видно, сумела она пробудить в собаке зов диких предков. Однако какое-то время в пёсьей душе ещё боролись два чувства — жажда свободы и привязанность к человеку. Несколько раз Дружок возвращался к хозяину, но потом опять уходил из дома. Так продолжалось до тех пор, пока пса не посадили на цепь.
Миновали долгие месяцы. Зацвели душистые донники, ромашки, клевер. Наполнились земляничным настоем лесные прогалины, разбрелись по сечам тетеревиные и глухариные выводки. И вот в эти прекрасные дни из непроходимого бурелома и буйных травянистых дебрей стали выходить на прогулку игривые щенята. Их мать прекрасно понимала, что судьба семейства зависит от умения оставаться незамеченными. Этому она и учила своих детёнышей. Человеческое жильё и сам человек, как всегда, оставались для неё синонимами опасности. Ради спасения своего рода, чтобы не вызвать подозрения, ей приходилось добывать пищу вдали от логова, в котором росло необычное для волчьего племени потомство.
В начале марта, защищая домашних животных от нападения хищников, охотники обложили волчье семейство флажками. Для молодых зверей это, правда, не стало непреодолимой преградой. Они, недолго думая, перемахнули через флажки и ушли от преследователей. Видно, сказалась отцовская кровь: ведь собаки не боятся флажков. А вот волчица не сразу осмелилась последовать за своими отпрысками. Какое-то время её видели с выводком, затем она исчезла. Это случилось, когда поля уже освободились от снега, прилетели жаворонки, а у зайчих появилось потомство. В такую пору волчата могли прокормиться и сами. Они вели скрытный образ жизни, о них мало кто знал.
Прошло года два, а может быть, и чуть больше. Из того же села Никольское стал отлучаться другой пёс, по кличке Тобик. Своей осанкой, остро вздёрнутыми ушами, довольно крупным телосложением он напоминал того самого Дружка, к которому когда-то приходила Рваное Ухо.
Для Тобика, возможно, всё обошлось бы благополучно, если бы он не приводил в село своих необычных приятелей — потомков одинокой волчицы и Дружка. Со своей дикой свитой наведывался Тобик и в соседнее село Клементьево. Надо заметить, что звери не трогали домашних животных.
Волчьи гибриды стали быстро размножаться. Поначалу они осваивали территории, где когда-то обитали чистокровные волки, затем стали селиться в других, подчас самых неожиданных местах, иногда совсем рядом с человеческим жильём. При этом ухитрялись оставаться незамеченными. Весной, летом и осенью я находил их логова в полуразрушенных окопах и землянках, кое-где сохранившихся со времён войны, под выворотнями, в буреломах, в старых норах барсуков и уссурийских енотов (конечно, вход новым поселенцам приходилось расширять до нужных размеров), а зимой — в копнах сена и скирдах соломы. Иногда волчьи гибриды селились в заброшенных и удалённых от деревень сараях, амбарах, овинах. Как-то я обнаружил их жилище даже в низко расположенном дупле огромного дерева.
Так случилось, что в руки охотников всё-таки попал один из щенков.
Первые три месяца щенка кормили сырым мясом. После сытного обеда он иногда по два дня не притрагивался к пище. Остатки зарывал про запас. Его тёмно-серая окраска со временем несколько изменилась: спина стала чёрной, бока и лапы — желтовато-бурыми. Мухтарка — так назвали волчицу, — несмотря на обильный корм, заботу и ласку, оставалась дикой и неприветливой.
Не помню случая, когда бы она ласково повиляла хвостом или затеяла игру хотя бы с теми, кто её постоянно кормил. А когда к сараю подходил посторонний человек, дикарка сразу же забивалась в тёмный угол. Играла она только с Туманом — пегим кобелём русской гончей.
Прошёл год, и подросшую волчицу впервые взяли на охоту вместе с гончим псом. На этот раз четвероногая пара отказалась служить. Животные сбежали от хозяина. Туман объявился через сутки, Мухтарка — спустя три дня.
Несколько месяцев Мухтарку держали на цепи, но, оказавшись на свободе, она снова исчезла. Только через неделю дикарка вернулась в сарай — и не к людям, а к своему другу. «Теперь уж ты никуда не денешься», — рассуждали хозяева, когда стало ясно, что у Мухтарки скоро появятся щенята. Но она при первой же возможности навсегда покинула людей. В ожидании потомства в ней пробудился инстинкт дикого зверя. Вот уж где уместна народная поговорка: «Сколько волка ни корми, он всё в лес смотрит». Да и что тут удивительного? Ведь собаки обитают на земле тысячелетия, а волк — миллионы лет, потому-то его гены сильнее генов домашних псов. И если однажды собачья кровь смешается с волчьей, это скажется на многих поколениях.
О дальнейшей судьбе беглянки, возможно, никто бы и не узнал, да помог случай. Всё началось с раненного браконьерами лося, которого обнаружил при обходе лесник. На место происшествия выехал сотрудник милиции Геннадий Иванович Матвеев. Метрах в трёхстах от туши лося он увидел мелькнувшего в зарослях зверя. Намётанным глазом хорошего охотника Геннадий Иванович заметил в нижней части старой, заброшенной копны сена, что стояла неподалёку, узкую дыру. Это и было логово Мухтарки, в котором оказался один прозревший щенок. Остальных волчица успела перепрятать.
Щенка напоили из соски парным коровьим молоком и отправили во Владимир в надежде получить премию за добытого хищника. Но специалисты не признали в нём волчонка! Его не приняли и за собачьего отпрыска…
Геннадий Иванович решил вырастить необычную малышку. Она прекрасно себя чувствовала в заботливых руках хозяина. Назвали её Жулькой. Как ни странно, незнакомку иногда преследовали охотничьи собаки. Однажды, прогуливаясь со своей питомицей за околицей посёлка, Геннадий Иванович вдруг услышал сзади гонный лай. Вскоре появился здоровенный пёс. Но увидев Жульку рядом с человеком, пёс отошёл в сторону.
Первое время Жулька только скулила. Через полгода стала изредка подлаивать. Своим видом дочь Мухтарки напоминала самую обычную дворняжку: спина тёмно-бурая, брюхо и лапы шоколадно-палевые, уши средних размеров, полувисячие, на языке охотника — на хрящах. Дрессировке Жулька не поддавалась, была непослушной и, в отличие от своей матери, злобной. Однажды, когда я пришёл к Геннадию Ивановичу домой, мне с большим трудом удалось увернуться от её зубов. Не стало покоя от Жульки и домашней птице.
Хозяин терпел свою проказницу только потому, что задался целью получить от неё потомство. Два года он держал её вместе с кобелём русской гончей, но безрезультатно. Не могли увлечь Жульку и другие собаки. Только в середине третьего года её сердце сдалось...
Щенята пошли в мать — мало чем напоминали отца, пса русской гончей. Всех малышей раздали местным охотникам. Один из щенков попал в руки моего знакомого лесника, Аркадия Ивановича Гусева. За свою жизнь ему приходилось натаскивать самых разных охотничьих собак. Но вот из Истры — так назвали подаренного щенка — ничего не получилось. Она никогда не лаяла, только выла. В отличие от Жульки, была незлобной, но людей боялась. От родительницы унаследовала воровские замашки.
Прошло время. У Истры появилось восемь щенят. Их отцом стал обычный дворовый пёс. Наблюдая за малышами, лесник понял, что из этих неслухов тоже вряд ли что получится. Поэтому он раздал всех, оставив одного самца, названного Шариком, но и этот щенок причинял ему массу неприятностей.
— Бывало, рядом со мной он ласкался, а его мать тем временем где-нибудь в кустах пряталась. Стоило показаться курице, как Истра в несколько прыжков догоняла её, хватала за крыло и тащила в овраг. Щенок тут же устремлялся за матерью.
Пытались из волчьего гибрида вырастить помощника и в Ставровском отделении милиции. Держали Найду в вольере для розыскных собак, кормили, заботились, думали, будет служить верой и правдой. Но надежды не оправдались. Как только она повзрослела, в ней пробудился инстинкт хищного зверя. К людям Найда так и не привыкла, не научилась и лаять по-собачьи. Тёмными ночами хищница ухитрялась делать подкоп под вольерой и уходила на охоту, а перед рассветом хитрюга снова возвращалась на место. В охотничьей смекалке отказать ей было нельзя.
А однажды она увела с собой на охоту щенят овчарки. Видно, хотела научить их приёмам добывания пищи. Но ученики оказались слишком бестолковыми.
Волкособак пытались приручить и в других деревнях, сёлах, городах, однако те в знак «благодарности» или начинали уничтожать домашнюю живность, или оставались неукрощёнными зверями и при первой же возможности перегрызали ремни, разрывали цепи, разбивали оконные стёкла, делали подкопы и уходили в родную стихию.
Волчьи гибриды мне приходилось наблюдать и в больших городах. Однажды два серых щенка вышли на Успенское шоссе, что прилегает к Московской кольцевой автодороге. Их подобрал шофёр грузовика. Вскоре малышей доставили на Мичуринский проспект, где находился филиал автокомбината. Найдёнышей приняли за щенят овчарки, но очень уж необычным было их поведение. Они сторонились людей. Схватят брошенный им кусок колбасы и тут же спрячутся под металлические трубы или в другое укрытие. Там, вдали от человеческих глаз, они приступали к еде. Когда подросли, сами научились добывать пропитание. Сцапают зазевавшегося сизаря и в укрытие. А то и прямо на месте сжирали добычу. Прожили хищники на автобазе месяца три, затем исчезли.
Как же в городах появляются волкособачьи гибриды? Бродячих собак здесь, как известно, хватает. Волков же нередко привозят люди. Однажды такого обездоленного волчонка я встретил возле Курьяновской станции аэрации. Это случилось в конце лета. Второй раз уже зимой обнаружил этого зверёныша на обширных, ещё не застроенных пустырях, прилегающих к заводу малолитражных автомобилей. Питался хищник на свалках. Наведывался он и на завод «Клейтук». Сюда его привлекали груды костей, из которых варили клей.
Было и такое. Проходя на лыжах по Люблинским полям орошения, я обратил внимание на довольно крупные следы, тянувшиеся вдоль незамерзающего ручья-живуна. Вскоре выяснил, что они принадлежали матёрому волку. Поначалу зверь держался уединённо. И только с приходом весны к его следу прибавился ещё один, собачий.
Известно, что в прежние времена собаки редко отлучались от человеческого жилья. В лесу, поле и даже за деревенской околицей их поджидали серые разбойники. Бродяжничества среди собак практически не было. И только когда во многих районах и даже в областях истребили волков, их экологическую нишу стали занимать беспризорные псы. Вместе с тем сохранившиеся одинокие волки оказались живучими. Спасая род, они изменили отношение к собакам, стали искать и находить своё место в их сообществе.
Вот и думай, как тут поступать. Пощадишь волка — потеряешь много охотничьих и сельскохозяйственных животных. Уничтожишь его — станешь пособником распространения одичавших псов и волкособак. Вопрос пока открыт. Его можно решить только в том случае, если будет покончено с собачьей беспризорностью. Проблема сложная и давно вышла за рамки одной страны.
