СОЛЬ ЗЕМЛИ

В одной из своих автобиографий, написанной в 1926 году, Владимир Федорович Фидлер отметил: "Никогда ни в какой партии не состоял и не состою". И далее: "Непосредственного участия в переворотах не принимал, ибо считал своей обязанностью в критические минуты не покидать своего служебного поста в интересах дела". Столь недвусмысленно высказанное равнодушие к только-только отгремевшим бурям революции и гражданской войны, да еще в то время, когда весьма немаловажно было иметь хоть какие-то революционные заслуги, очень характерно для этого человека.

В этих словах суть нравственной позиции российского технического интеллигента, считающего, что интересы дела, производства, которым он занят, важнее всего для его страны. И время показало: значение его дела и впрямь трудно переоценить.

Когда речь заходит о первостроителях знаменитого Уралмашзавода, то в первую очередь называют директора строительства Александра Петровича Банникова и лишь единицы вспоминают Фидлера. По истории "завода заводов" существует целая литература, но и в ней Владимир Федорович только упоминается, да и то довольно скупо. А между тем он был, ни много ни мало, главным инженером строительства индустриального гиганта, работа которого долгие десятилетия во многом определяла стратегию развития отечественной экономики.

Владимир Федорович Фидлер (он родился в 1881 году в российской провинциальной глуши - городке Чухломе Костромской губернии) - человек замечательный во многих отношениях. Начнем с его родословной. Предки нашего героя, немцы Фидлеры, появились на Руси в незапамятные времена. В восьмом томе "Истории России с древнейших времен" С. М. Соловьева есть упоминание о медике Фидлере, которому царь Василий Шуйский поручил отравить мятежного вождя Ивана Болотникова. "Царь дал Фидлеру лошадь и 100 рублей, обещая в случае успеха дела 100 душ крестьян и 300 рублей ежегодного жалования, - пишет историк, - но Фидлер, приехав в Калугу, открыл все Болотникову и отдал ему самый яд".

О дальнейшей судьбе лекаря Соловьев не сообщает. Доподлинно не установлено, был ли он одним из предков уральского инженера. Зато точно известно: медицинская профессия в роду Фидлеров - фамильная. Об этом, в частности, рассказывает внучка Владимира Федоровича Маргарита Валентиновна Гусева (кстати, тоже врач, живет в Екатеринбурге). Она много лет занимается генеалогическими изысканиями и утверждает, что первые медики, братья Фидлеры, приехали в Москву еще в XVI веке, где их и приняли на службу при дворе Ивана Грозного.

Дед Владимира Федоровича - основатель крупной фармацевтической фирмы "Роде и Фидлер", отец владел в Чухломе аптекой, а за отличие в русско-турецкой войне 1877-1879 годов награжден орденом Святой Анны III степени. Позже был удостоен звания "Потомственный почетный гражданин".

Не менее интересно происхождение матери - Каролины Лидии, урожденной Кант. Она приходилась правнучатой племянницей философу Иммануилу Канту. Родоначальником российской ветви этой фамилии стал младший брат философа - Иоган Генрих Кант.

Каролина Лидия - человек высокой культуры, прекрасно образованный и с весьма независимым характером. В 1897 году, после безвременной кончины мужа, совершила неожиданный для всех поступок, мотивы которого так и остались неизвестными: она сменила лютеранскую веру длинной череды своих предков на православную. Более того, в Костромском женском монастыре она приняла постриг и стала тайной монахиней, живущей в миру под именем Лины Юльевны.

Есть сведения о ее дружбе с братом знаменитого композитора Антона Рубинштейна, Николаем, тоже известным музыкантом и дирижером. Именно по его совету она купила рояль, ставший семейной реликвией, которая перешла по наследству Владимиру Федоровичу. Лина Юльевна вела близкое знакомство с художниками братьями Коровиными. Дружба с одним из них, Константином, продолжалась вплоть до его выезда из страны в 1923 году. В семье долгое время хранились коровинские этюды, впоследствии утерянные.

В такой культурной, высокоинтеллектуальной атмосфере проходило детство будущего крупного советского инженера. В своем роду он стал первым, не захотевшим наследовать фамильную профессию. Его влекли точные науки, техника, и, может быть, именно поэтому родители отдали его не в гимназию, дававшую классическое, гуманитарное образование, а в реальное училище. Окончив его, Фидлер поступил в Томский технологический институт - один из лучших российских вузов начала ХХ века. Учиться ему здесь пришлось с перерывами целых десять лет. Причина - безденежье, в которое семья окунулась после ранней смерти отца Владимира Федоровича. Помощи студент ниоткуда не ждал, более того, аптеку пришлось продать и взять на себя заботы о матери. В 1905 году женился на дочери православного священника, Капитолине Ивановне Аманацкой, и по примеру матери принял православие.

Студентом работал в омских железнодорожных мастерских. Был кочегаром, помощником машиниста и, наконец, машинистом паровоза. Машинисты всегда считались аристократами железных дорог, на овладение этой профессией уходит немало лет, а Владимир Федорович освоил ее параллельно с учебой в институте. В 1905-1907 годах под влиянием революционных событий институт закрыли. Фидлер в эти годы, работая заведующим металлографической лабораторией на Златоустовском казенном заводе, занимался очень серьезными исследованиями снарядных и иных специальных сталей. Вернулся в Томск, продолжал учиться и работал на институтской кафедре механической технологии, заведовал электротехническим отделением некой "Технической конторы "Попов и Зверев".

Рассказываю обо всем этом для того, чтобы читатель понял: в 1911 году, когда Фидлер наконец получил диплом, он был уже не обыкновенным выпускником вуза, которому еще осваивать и осваивать производство. Из институтских стен вышел опытный инженер, обладающий к тому же незаурядным талантом и энергией. И тем не менее последующая его карьера выглядит молниеносной. Он приезжает снова в Златоуст, где сразу же становится начальником инструментального цеха, затем - крупного производства. В 1914 году он, инженер-механик, руководит строительством железобетонной плотины (железобетон еще нечасто применяли в отечественной строительной практике) и успешно справляется со своей задачей. В 1917 году Фидлера назначают управляющим Златоустовскими заводами, он руководит целым комплексом предприятий.

Советская власть в Златоусте установилась только в марте 1918 года, а уже в июне город заняли колчаковские войска. Фидлера заподозрили в большевизме, но, как он писал все в той же автобиографии, "всего на пять минут". Ему пришлось заняться изготовлением боеприпасов и холодного оружия - по существу, сотрудничать с колчаковцами. С наступлением Красной армии завод эвакуировали в Томск. Вместе с тысячами рабочих, с инженерами туда же уехал и Фидлер с семьей. А когда красные взяли и Томск, то именно ему поручили возглавить реэвакуацию завода в Златоуст. Нечего и гoвopить: при тогдашних глобальной разрухе и развале транспортной сети страны задача была сложнейшая. Но он и здесь справился, причем с присущим ему блеском. Тому один пример. Мост через Томь был взорван. Владимир Федорович сделал расчеты и отдал крайне рискованный приказ: проложить рельсы по льду. И лед выдержал, эшелоны прошли! Он действительно "считал своей обязанностью в критические минуты не покидать своего служебного поста в интересах дела".

В стране наступила относительная политическая стабилизация. После череды разнообразных должностей, какие ему приходилось занимать, Фидлер был наконец назначен на свое место - главным инженером Златоустовских заводов (механического, металлургического, керамического). В течение нескольких лет он, по сути, воссоздал все эти предприятия. Были проведены крупные реорганизации, переоборудования, переустройство производств, многие из них значительно расширились, а выпускаемые различные виды продукции по качеству стали отвечать мировому уровню. Во всяком случае, немецкие специалисты с заводов Круппа, приезжавшие в Златоуст, считали, что здесь есть чему поучиться...

Худощавый, среднего роста, резкий и точный в суждениях, никому еще не известный в тихих коридорах Уралпроектбюро, Фидлер прямо-таки вихрем ворвался в размеренную жизнь этой недавно созданной конторы по проектированию уральских заводов. "Что за метеор явился на нашу голову?" - удивлялись сотрудники. А он окидывал взглядом разрабатываемые проекты и ошарашивал безапелляционным: "Это все не то!"

Шел 1926 год, в числе проектируемых предприятий был и машиностроительный завод, которому отводилась тогда очень скромная роль: обеспечивать потребности местных небольших металлургических и металлообрабатывающих предприятий. Главную же металлургическую базу страны решили создать на юге. Понятно, что там же должны были возвести и машиностроительный комплекс, который бы обеспечивал ее. Однако далеко не все согласились с этим. Урал являл собой большие возможности для развития металлургии, требовал, следовательно, и мощного машиностроения. Такой была позиция не только местных властей, но и многих крупных руководителей, ученых в Москве. Фидлер конечно же не мог не знать "великого спора регионов" и отстаивал позицию сторонников промышленного развития Урала.

Тут есть одна тонкость. Это его убеждение, как ни странно, не имело отношения к спору регионов как таковому. Фидлер вовсе не был против развития юга, для чего действительно имелись все резоны. Но он выступал против недооценки развития Урала в индустриализации страны. Оставаясь верным себе, рассматривал проблему не местнически, не политически, а исходя из интересов дела. Вот его слова: "Завод - это живой организм, который рождается, развивается, мужает. Мы сейчас способствуем рождению завода и обязаны позаботиться о "кровати" для него. Но нужно, чтобы это была территория, рассчитанная на взрослого, возмужавшего Самсона, а не детская коляска, которая скоро станет для него прокрустовым ложем". И смело, вопреки указаниям центра, закладывал в проекты многократное расширение заводской площадки, укрупнение цехов и увеличение расстояния между ними, применение оборудования куда большей мощности, чем предписывалось.

Этот человек обладал даром технического предвидения. Он умел правильно просчитать, куда ведет та или иная тенденция современного индустриального развития. "Металлургия идет на укрупнение", - часто повторял он и буквально ужасал проектировщиков задаваемы ми им параметрами. Так, для кузнечно-прессового цеха он потребовал установить самый мощный тогда в Европе ковочный пресс усилием в 10 тысяч тонн. Ему возражали, доказывали, что его просто нечем будет загрузить. "Это сегодня, - отвечал Фидлер, - а завтра?" Из-за пресса разгорелась целая война. Главный инженер включал его в проект, а при утверждении его вычеркивали, но Владимир Федорович включал его вновь и вновь. Вопрос о нем долго висел в воздухе, а Фидлер между тем строил цех, словно пресс уже был у него в "кармане". Он нередко поступал именно так, если верил в свою правоту.

Пресс в конце концов удалось "пробить", как и другое оборудование для цеха - самое лучшее, самое современное. В поисках пресса директор строительства А. П. Банников изъездил множество предприятий Европы и Америки. В том, что завод следует оснащать самой передовой техникой он с главным инженером был согласен. Вообще, в том, что касалось работы, эти люди очень походили друг на друга: оба - фанатики идеи строительства завода-гиганта, оба - прекрасные организаторы, уважаемые и подчиненными и руководством. Они часто и много спорили. Иной раз Фидлер, не скрывая раздражения, говорил: "С этим человеком трудно, как ни с кем". Можно подумать, что с ним самим легко! Но то были споры не антагонистов, а единомышленников, те самые споры, в которых только и может родиться истина.

Рабочий день Фидлера отличался безразмерностью, отдыха он почти не знал. Чуть ли не единственное развлечение - сходить с семьей в оперный театр. В такие вечера, если его пытались задержать на стройке, вежливо, но твердо говорил: "Извините, у меня сегодня опера".

Сослуживцы очень любили музыкальные вечера, время от времени устраиваемые у Фидлеров дома, - на них они приходили с семьями. Владимир Федорович обычно появлялся позже всех. Приходил легкий, стремительный, веселый, от него будто исходила бодрая, живая энергия. Садился за рояль, играл и пел, и все пели вместе с ним. Рояль - тот самый, купленный при содействии Николая Рубинштейна, фирмы "Рониш". На нем красовалось фабричное клеймо с надписью: "Настоящей подписью в клейме удостоверяется, что к этому инструменту была применена самая тщательная работа и безукоризненный материал".

Завод между тем рос. И рос так, как хотел Фидлер, - масштабно, с использованием самых передовых научно-технических достижений, какие тогда были в мире. Большинство своих идей Владимиру Федоровичу удавалось отстаивать. Был у него среди прочих и такой, кстати сказать, аргумент в спорах с оппонента ми: "А если завтра война?" Он при строительстве учитывал возможность такого развития событий с полной серьезностью. Во всяком случае, Сергей Иванович Самойлов, главный инженер Уралмаша в военные годы, говорил о том, что очень разумно был построен завод, будто специально для перевода его на военные рельсы. И как пригодился тот самый 10 000-тонный пресс в экстремальных условиях, когда объемы производства пришлось быстро увеличивать многократно!

Владимир Федорович жил заводом. Не раз повторял: "Это мой первенец, и я отдам ему все, на что способен мой мозг". Во всем, что касалось работы, был бескомпромиссен. Человек высокой культуры, он умел выслушать оппонента, умел и признать свою неправоту. Но когда знал, что прав, - не терпел никакой приблизительности, никаких отклонений и допущений.

Такое его свойство да еще независимость характера породили немало недоброжелателей. Он, казалось, не обращал на это никакого внимания. Фидлер и к работникам быстро набиравшего силу ОГПУ относился без пиетета. Вот случай, один из многих. Произошла авария на только что построенной водонапорной башне. Лопнуло днище бака, и сотни кубометров воды ринулись вниз и смели на своем пути все, в том числе и вооруженного постового. Для обсуждения ЧП главный инженер вызвал к себе в кабинет всех работников, ответственных за состояние башни. Во время заседания вошел сотрудник ОГПУ. Владимир Федорович попросил его выйти: "Сейчас мы устанавливаем причины аварии и пути ее ликвидации. Искать виновных будем потом".

Однажды, когда Фидлер был в Москве, треснула стена заводской лаборатории. Ему сразу сообщили об этом телеграммой. Он прислал ответ: "Ну и что? Еще не одна стена треснет". А вернувшись, узнал, что по этому поводу уже возбуждено уголовное дело, определяются "вредители". Фидлер резко восстал против этого и добился своего. Вообще, в отношениях с ОГПУ он свою позицию формулировал так: "Я главный инженер стройки и в ответе за все. Спрашивайте с меня. А кто меня подвел, с того я сумею спросить". По тем временам сие было непозволительной дерзостью.

К XV годовщине Октября планировали запустить в эксплуатацию механический цех № 1, предмет особых забот и гордости Фидлера. Главный инженер даже заложил в его фундамент металлическую пластину со своим именем. Но участвовать в торжественном выпуске цеха ему уже не пришлось.

В октябре 1932 года Фидлера вызвали на заседание ВСНХ (Высшего совета народного хозяйства), на котором его назначили главным инженером почти уже построенного завода. Для Владимира Федоровича это стало исполнением самых горячих желаний. Он проектировал Уралмаш, строил его и очень хотел работать на нем, любимом детище, так дорого ему доставшемся. Он тут же послал телеграмму в Свердловск о счастливом событии в своей жизни.

Заседание закончилось поздно ночью. Фидлер пришел в гостиницу, и здесь, именно в эти радостные для него минуты, венчавшие годы неимоверного напряжения всех его интеллектуальных и душевных сил, произошла катастрофа - сердечный приступ, смерть...

Что же случилось на заседании? Выступал Серго Орджоникидзе. Говорил о том, что обстановка со строительством заводов тяжелого машиностроения изменилась. Краматорский завод в Донбассе, который планировали запустить первым, отстал. Уралмаш много ближе к запуску. Но проектировался он в более скромных масштабах, чем Краматорский. Инженер Фидлер неоднократно протестовал против этого и, видимо, был прав. Теперь ВСНХ хочет знать, в какой срок Фидлер может реконструировать завод так, чтобы тот мог выполнять укрупненную программу. Деньги для этого будут выделены, сейчас важнее всего сроки.

Фидлер встал и к неописуемому изумлению участников заседания заявил, что реконструкции... не надо. Если ВСНХ сегодня даст повышенное задание, то Уралмаш уже завтра готов приступить к его выполнению. Дело в том, что на те средства, что отпускались, завод строился много мощнее, чем предусматривалось. Затем Владимир Федорович обратился к Орджоникидзе: "А вас прошу отдать меня под суд за то, что я обманывал". Тишина, повисшая после этих слов, прервалась, когда Орджоникидзе встал и демонстративно зааплодировал...

Кремация тела Владимира Федоровича была организована в Москве Наркоматом тяжелой промышленности. Его руководители и ответственные работники несли почетный караул у гроба, установленного в одном из залов Наркомата. В Свердловске урну с прахом после траурной церемонии захоронили в мемориале, где покоилась урна с прахом директора строительства А. П. Банникова, умершего незадолго до того.

Именем Фидлера решили назвать центральную улицу уралмашевского соцгородка, семье покойного назначить персональную пенсию, закрепить за ней служебную квартиру и освободить от квартплаты. Предлагалось учредить две студенческие стипендии имени Фидлера, премию для лучших работников... Ничего из этого в конечном счете сделано не было.

Посмертная судьба главного инженера трагична. 19 декабря 1933 года, через год с небольшим после смерти Фидлера, на заводе вспыхнул пожар - горел кузнечно-прессовый цех, тот самый, укрупненные параметры которого пришлось в свое время так долго и трудно отстаивать. В нем только-только начался монтаж 10 000-тонного пресса, добытого прямо-таки героическими усилиями Владимира Федоровича.

Конечно, стали искать "вредителей". И конечно же быстро нашли. Ими оказались наиболее талантливые инженеры из окружения Фидлера, которых он всегда упорно защищал от всех нападок. На суде Владимир Федорович был объявлен "руководителем контрреволюционной организации". А недавний лидер печально знаменитого РАППа (Российская ассоциация пролетарских писателей), в 1933 году секретарь парторганизации Уралмаша Л. Авербах, никогда не знавший Фидлера, произнес обвинительную речь. "Установлено, что Фидлер был вредителем. Это факт, - заявил обвинитель. -Большое количество вины лежит на Фидлере, но он умер. И очень жаль, что умер, а не мы его расстреляли".

После суда целая толпа "сознательных" рабочих собралась у мемориала и после митинга выбросила оттуда урну с прахом Владимира Федоровича (она считалась потерянной вплоть до 1956 года, когда нашлась на дровяном складе). Сейчас урна захоронена в Екатеринбурге, на Широкореченском кладбище, в могиле жены Владимира Федоровича, под камнем с надписью "Фидлер Капитолина Ивановна. 1983-1967"...

Но надругательства над прахом показалось мало, вскоре семью Фидлера выгнали из квартиры. Начались долгие годы бедствий. Пришлось продать библиотеку, любимый рояль фирмы "Рониш". На детей обрушились репрессии. Сыновей Николая и Сергея отчислили из института. От дочери Нины потребовали отречься от отца и, когда она отказалась, тоже отчислили. Младшего, Алексея, посадили. Капитолина Ивановна сумела встретиться со следователем, который цинично заявил, что Алексей "вообще-то не виноват, но пусть посидит". В 1942 году его отправили на фронт, в штрафной батальон. Он чудом остался жив, вернулся в Свердловск весь израненный, со многими орденами.

Начиная с 1957 года Капитолина Ивановна обращалась во все мыслимые и немыслимые инстанции, но только в 1993 году внучка Фидлера получила справку о реабилитации деда.

*

Да и по сей день имя Владимира Федоровича Фидлера - проектировщика и строителя завода-гиганта, которому своим рождением обязаны десятки, если не сотни, предприятий страны, по сути, в забвении. А ведь именно такие люди составляют соль земли, вершат прогресс и усовершенствуют жизнь человеческого общества.