На чудовищный экономический эксперимент народ-языкотворец мгновенно прореагировал словом прихватизация.
Вновь появляющиеся реалии сразу получают меткие, образные названия. Например, ракушки - стремительно заполнившие Москву маленькие гаражики. ("Автодорожная" лексика вообще склонна к образным номинациям: баранка, дворник, кирпич, зебра, пробка.)
Интересная тема для специалистов по этой проблеме - юмористические номинации. Чего стоят такие шедевры прошлых лет, как буржуйка и авоська! Или чертова кожа (дешевая прочная ткань), смерть прачкам (темно-серая дешевая ткань, из которой шили мужские рубашки), колбаса собачья радость, зимняя обувь прощай, молодость, ленивые вареники .
Несколько лет назад в газетной заметке о "чае на ниточке" было сказано: "так называемый утопленник ".
А вот юмористического оттенка в слове небоскреб - калька английского skyskrapper - мы уже не улавливаем, настолько привычно оно звучит для нашего уха.
Большие возможности для однословных юмористических номинаций предоставляет "замечательное свойство немецкого языка" (остроумно обыгранное Марком Твеном) - свободное образование сложных существительных. Приведу одно такое слово: Katzenjammer - "похмелье" (а если калькировать - "кошачье горе" или "кошачья скорбь"). Забавно, что написанное в письме Чехова русскими буквами с апострофом слово кацен'ямер переведено в комментарии как тоска! Боялись скомпрометировать великого писателя правильным переводом? Но ведь этому слову предшествует: "17 янв. Тоже пьянство - я именинник". (См.: Чехов. Письмо И. Л. Леонтьеву (Щеглову) от 10.01.1888 // Полное собрание сочинений и писем, том 14. - М., 1949, с. 465).
Но мне думается, что помимо всем известных новых понятий в каждом отдельном регионе возникают свои меткие выражения. Надеюсь, читатели журнала "не пройдут мимо" них и откликнутся на эту заметку.
