- Юрий Германович, обычно, когда речь заходит о каком-то новом проекте, хочется прежде всего в общих чертах понять его суть и узнать предысторию. Введите, пожалуйста, в курс дела.
- На Камчатке осуществляется уникальный проект Программы развития Организации Объединенных Наций и Глобального экологического фонда (ПРООН/ГЭФ) "Демонстрация устойчивого сохранения биоразнообразия на примере четырех охраняемых территорий Камчатской области Российской Федерации".
Задумывался этот проект как экологический. В 1995 году Российская Федерация подписала Конвенцию по биоразнообразию, однако собственных средств на то, чтобы выполнять эту важнейшую в общечеловеческом плане задачу, у России оказалось недостаточно. Поэтому существовавший в то время Государственный комитет по экологии РФ обратился в ПРООН и ГЭФ с просьбой об оказании России соответствующей финансовой помощи. В перечень территорий, где необходимо было бы предпринять меры по сохранению биоразнообразия, входила и Камчатка. Но осуществления задуманного пришлось ждать довольно долго. Теперь проект наконец утвержден Глобальным экологическим фондом, Министерством природных ресурсов Российской Федерации и Программой развития ООН. В июне этого года началась его реализация.
Почему этот проект уникальный? Да потому, что он комплексно охватывает вопросы сохранения окружающей среды и социально-экономические вопросы. Нигде раньше такой проект не осуществлялся.
- В мире или у нас?
- В России. Это проект крупный, проект на много лет. И мы надеемся, он будет иметь свое продолжение на Камчатке в виде других проектов. Мы сейчас говорим об устойчивом сохранении биоразнообразия на примере Кроноцкого государственного биосферного заповедника, Южно-Камчатского государственного заказника, природоохранных парков Налычево и Быстринского, но параллельно разрабатывались еще два проекта: по сохранению биоразнообразия и устойчивого использования лососевых Камчатки, а также проект по сохранению биоразнообразия Командорских островов, где у нас расположен второй заповедник...
- И куда мы собираемся в пятницу, 23 августа, лететь.
- Замечательно! Это произведет на вас, уверен, неизгладимое впечатление.
- Надеемся вовремя оттуда вернуться. Все пугают, что в ожидании погоды, а значит и самолета, на Командорах застревают надолго.
- Да, случается сплошь и рядом. О проблемах Командор вы услышите очень много. Но ситуация там - не просто проблема. Это боль, наша и всей России. К сожалению, сейчас России не до того. Впрочем, вы все сами увидите, лишнего говорить не хочется...
Проект ПРООН по устойчивому сохранению биоразнообразия на примере четырех охраняемых территорий Камчатской области охватывает в комплексе те проблемы, которые сейчас, по сути дела, поставили охраняемые территории на грань существования. Федеральное финансирование сокращено до таких размеров, что дирекциям заповедников, заказников и природных парков нечем платить зарплату минимальному количеству своих сотрудников, нечем оплачивать их проживание на кордонах. Да что там на кордонах, на телефон, свет, тепло в здании самой дирекции Кроноцкого заповедника деньги находятся с трудом. И это несмотря на то, что, в принципе, все понимают: Кроноцкий заповедник без преувеличения - одно из чудес света. Но! Это чудо света настолько чувствительно к антропогенному воздействию - различным формам влияния деятельности человека на природу, что разрушить его можно очень быстро. Один-два года бесконтрольного посещения, и от заповедника останется лишь воспоминание, как от коровы Стеллера!
- Как и по каким критериям отбирались природоохранные территории Камчатки? Ведь кроме вышеназванных зон есть и другие.
- Подробный рассказ был бы долог. Главное в том, что на выбранных четырех территориях представлена комплексно флора и фауна Камчатки. Полностью! Но стартовые условия для начала реализации проекта разные, различается и степень антропогенного воздействия.
В нашем проекте четыре основных направления. Первое - усиление менеджмента охраняемых территорий. Данный пункт проекта нацелен на достижение мирового уровня существования охраняемых территорий с тем, чтобы иметь возможность дублировать наш опыт на других охраняемых территориях Российской Федерации.
- А на кого россиянам следует или не следует равняться?
- В настоящее время мы, по сути дела, лишь изучаем накопленный мировой опыт и планируем обмен такой информацией. Но поскольку наибольшую заинтересованность до сих пор проявила канадская сторона, оказывая постоянную поддержку в ходе подготовки проекта (мало того, правительство Канады внесло весомый финансовый вклад в сам проект на Камчатке: свыше трех миллионов долларов - это огромные деньги), мы сейчас ориентиру емся на опыт канадских национальных парков, хотя, естественно, будем тщательно изучать опыт создания национальных парков в Европе и опыт Аляски, как самого близкого нам района по природно-географическим условиям.
- Что такое "усиление менеджмента охраняемых территорий"?
- Это создание инфраструктуры, наем дополнительных штатов, что должно привести к устойчивой системе функционирования охраняемых территорий.
- Говоря "наем дополнительных штатов", кого вы имеете в виду?
- В заповедниках не хватает инспекторов для охраны, в заказниках - егерей, которые должны контролировать соблюдение правил природопользования и законов об охоте. Ни в федеральном, ни в областном бюджете, из которого финансируются природные парки Быстринский и Налычевский, средств на это не заложено.
Второе направление проекта - работа с местным населением, создание для него альтернативных источников существования. Вот, пожалуй, в этом заключена уникальность нашего проекта.
- Расскажите, пожалуйста, об этом подробнее.
- Изучая возможность проведения на Камчатке проекта ПРООН, мы пришли к выводу, что серьезнейшей угрозой биологическому разнообразию здесь является браконьерство. Точнее, конечно, одной из угроз - их на самом деле значительно больше, достаточно упомянуть хотя бы пожары. Но браконьерство с каждым годом становится все более массовым, потому что камчатские поселки уже давно находятся за гранью выживания, и браконьерство для людей порой становится единственным источником существования. И не потому, что они не любят родную природу, а потому, что хотят есть...
С помощью ряда экспертов мы подготовили предложения по альтернативным источникам существования для местного населения. Здесь нам опять же очень помогло канадское правительство. В качестве эксперимента в Быстринском районе - кстати, единственном месте на Камчатке, где в пределах охраняемой территории находятся два национальных поселка, Эссо и Анавгай, - мы будем создавать условия для развития малого и среднего бизнеса. Этого, к сожалению, сейчас не может позволить себе ни администрация области, ни федеральное правительство. В рамках проекта предусмотрено создание фонда поддержки малого и среднего бизнеса. Будем проводить тренинги, содействовать развитию туризма и национальных, традиционных форм природопользования. Это очень большой комплекс мероприятий, на финансирование которого в проекте заложены весьма значительные средства и которому мы придаем самое серьезное значение.
Третье проектное направление - агитация и пропаганда сохранения биоразнообразия. Здесь речь идет о целом ряде мероприятий, связанных с программами обучения, прежде всего, конечно, о работе с теми, кто будет в дальнейшем пользоваться этим биоразнообразием и его сохранять, то есть с детьми. Впрочем, агитацию мы намерены проводить на всех уровнях, начиная с людей, от которых зависит принятие решений, и заканчивая непосредственно теми, кто сейчас на биоразнообразие каким-то образом воздействует. Это существенный блок, которому мы тоже придаем большое значение.
Четвертое направление - создание системы устойчивого финансирования охраняемых территорий посредством организации трастового фонда.
- Как сей предмет можно объяснить человеку, не владеющему терминологией?
- Мы хотим накопить финансовые ресурсы на счету фонда, участвующего в экономическом процессе и получающего прибыль, которая бы в течение многих лет расходовалась на поддержание развития охраняемых территорий.
Наш проект рассчитан на семь лет. По прошествии их он закончится, но нужда в деньгах не отпадет. Охраняемая территория должна не только повседневно функционировать, но и постоянно совершенствоваться. Необходимо улучшать инфраструктуру, находить какие-то новые методы управления, это все требует капиталовложений. Ни в федеральном, ни в областном бюджете сейчас денег на развитие не закладывают: на выживание не хватает. Мы хотим создать такой фонд, в котором бы размещались средства, уже выделенные, в частности, Глобальным экологическим фондом, канадским правительством, другими, прежде всего международными, организациями, а также средства отечественных доноров - российских предприятий и организаций.
Конечно, самым простым вариантом было бы эти деньги потратить сразу. Но ведь то, что мы сейчас создадим, нужно будет эксплуатировать, поддерживать, развивать. Это все и впредь будет стоить немалых денег, а откуда их брать? Поэтому и возникла идея трастового, накопительного фонда, который, мы надеемся, в рамках проекта капитализируется, достигнув значительных размеров, и будет управляться наблюдательным советом исполнительной дирекции. Фонд станет зарабатывать деньги, которые целевым способом пойдут на развитие охраняемых территорий.
Такого опыта в России пока нет. Поэтому, конечно, сейчас эта идея вызывает некоторое недоумение и скептическое к себе отношение. Но если нам удастся осуществить задуманное, то, по сути дела, мы решим для многих и многих общественных организаций и целых направлений деятельности существенную проблему.
На самом деле мы не изобрели велосипед, а взяли пример из мировой практики. Подобные фонды давно существуют. Они получают деньги от различных организаций, пишут заявки на гранты и т. д., но полученные средства не направляют прямиком на финансирование конкретных мероприятий, а накапливают на трастовых счетах фонда с тем, чтобы лишь проценты использовать в повседневной деятельности. Таким образом увеличиваются объемы оборотных средств: больше процентов зарабатывают и соответственно больше могут потратить. Сейчас, насколько я знаю, фонд, которым пользуется ассоциация коренных народов Аляски, накопил уже сотни миллионов долларов, эти средства позволяют коренным народам существовать и развиваться достаточно хорошо.
Мы обращаемся в известные международные организации, такие, как Всемирный фонд дикой природы (WWF), Международный союз охраны природы. Все пути сейчас, когда проект только-только начался, еще сложно определить. Мы работаем на дипломатическом уровне, с посольствами иностранных государств в Москве. Эту работу проводят представительство ПРООН в России и лично господин Фредерик Лайонс, постоянный координатор ООН, постоянный представитель Программы развития ООН (ПРООН) в Российской Федерации. То есть мы надеемся на участие всех заинтересованных сторон. И я уже могу сказать, что это дает свои результаты. Сотрудничество с канадцами приобретает настолько динамичный характер, что, как говорится, дай бог, хватило бы сил этим процессом управлять. Много мероприятий проводят сейчас на Камчатке и датчане, их мы тоже хотим привлечь к нашему проекту.
- Какие организации, помимо международных, могли бы стать вашими донорами? На чье понимание и чьи поступления вы вправе рассчитывать?
- Мы работаем на всех уровнях, прежде всего, на уровне руководства страны. По большому счету ведь это правительственная задача. Если Правительство Российской Федерации не заинтересовано в укреплении охраняемых территорий, то наши усилия ни к чему не приведут. В какой форме будет участвовать правительство? Мы приветствуем любую форму. Надеемся ее найти.
И, конечно, мы хотели бы рассчитывать на участие предприятий, использующих природу с целью получения прибыли и работающих, в частности, вблизи охраняемых территорий. Это фирмы, непосредственно наносящие ущерб природе и не имеющие своей комплексной программы, направленной на ее восстановление. Я думаю, вклад подобных организаций был бы очень важен, в том числе для них самих. На Камчатке, естественно, это, прежде всего, рыбодобывающие фирмы, которые сами должны быть заинтересованы в сохранении природных ресурсов на перспективу. Ни для кого не секрет, что ситуация в рыбодобывающей отрасли сложилась критическая: в связи с перевыловом рыбные запасы быстро истощаются.
- Не становитесь ли вы идеалистами, рассчитывая на коррекцию экономического и морального облика руководителей предприятий и фирм, использующих природные богатства и оставляющих позади себя негативный след на Земле? Не идете ли сами таким образом на сделку с совестью, выдавая своего рода индульгенцию на продолжение нанесения природе вреда, который лишь частично будет оплачен. Нет ли тут какой-то... игры? Это щепетильный вопрос, но вы понимаете, о чем я говорю?
- Я понял вопрос. Программа развития ООН работает в некоторых районах Российской Федерации, в том числе в Норильске, где природе уже нанесен невосполнимый, я считаю, урон. И, конечно, с одной стороны, та заинтересованность, которую проявляют экономические гиганты в проектах ПРООН, порой выглядит как своего рода замаливание грехов, это несомненно. С другой стороны, я знаю тех людей, которые на Камчатке занимаются экономикой, в частности добычей природных ископаемых. И должен сказать, что не встречал среди них "саблезубых монстров с двумя головами". Это вполне хорошие наши граждане, которые живут на Камчатке и любят природу не меньше, чем мы с вами. Но в силу образования, в силу того, что их жизненный путь пролег в экономической, а не в природоохранной сфере, они делают то, что делают.
Во многом негативные последствия хозяйственной деятельности заложены в наших же экономических механизмах. В России не выработаны правовые и экономические основы охраны окружающей среды. Сам факт исчезновения Государственного комитета по экологии - показатель того, что на правительственном уровне до сих пор нет понимания всей серьезности стоящих проблем. Но делать что-то нужно.
Ну не может сейчас по определенным причинам все за нас решить правительство, не может создать правильную законодательную базу, чтобы предприятия за собой "убирали", чтобы не вредили природе. Сейчас "длинный рубль", точнее, доллар в России - прежде всего. Это вопрос выживания государства, наполнения бюджета, финансирования пенсий и т. д. А о том, что завтра этот рубль - вдруг! - многократно "обрежется ", что кончатся рыба, крабы, золото, алмазы, платина и нам не на что будет кормить ту же армию, пока не хватает ума подумать как следует.
Участвуя в проектах, подобных нашему, предприятия и фирмы все-таки выражают свою позицию. Они показывают: да, нет условий, нет у них реально таких доходов, которые бы позволили безболезненно отчислять проценты с прибыли на экологические мероприятия. Налоги, которыми облагается сейчас промышленность, плата за ресурсы, за электроэнергию - неподъемны. И первое, от чего, естественно, предприятия отказываются в угоду прибыли, так это от защиты окружающей среды. Но! Отчисляя или, если хотите, жертвуя какие-то посильные средства в наш фонд, они хоть как-то будут иметь возможность участвовать в охране природы. В этом и должна состоять наша миссия.
Я ни в коем случае не идеалист, чтобы сказать: мы решим все проблемы. Их не решит ни один проект, на какие бы существующие мощные фонды он ни опирался и какие бы новые ни создавал. Глобальный экологический фонд, частично финансирующий наш проект, - лишь инструмент, который мы должны правильно использовать для решения своих проблем. Лишь мы с вами здесь можем их решить. И таких инструментов много - это не только Глобальный экологический фонд... Но если мы в стране будем создавать лишь добывающие инструменты, а хотя бы таких проектов, как наш (пусть он и не панацея от всех бед), создаваться не будет, то еще при жизни ныне живущего поколения могут наступить катастрофические последствия. Для Камчатки, где в принципе жизнь теплится исключительно на ресурсах, они точно наступят. Вот завтра не станет рыбы, и здесь не станет ничего! Останутся военные, финансируемые из федерального бюджета, несколько милиционеров и бомжи, которым некуда переехать.
Не думайте, что я утрирую ситуацию. Здесь, на Камчатке, по сути дела, обстановка очень сложная. Людей держит только то, что у них есть возможность добывать эти ресурсы, жить близко к природе, да еще то немногое, что сложилось вокруг: какой-то сервис, несколько учебных заведений... И такие же проблемы у всего российского Севера - гигантской территории, все еще богатой, но становящейся все более пустой.
Поэтому проекты, подобные нашему, не просто нужны, они сейчас жизненно необходимы для России с такой вот политически-экологической точки зрения.
В мире сложилось очень осторожное отношение к России в плане инвестиций в экономику еще и потому, что иностранные инвесторы видят, сколь хищнически мы относимся к окружающей среде. Мы совершенно не заботимся о полноценной переработке ресурсов, о том, чтобы отходы, скажем, от деревообработки не превышали собственно выхода материала. И тот ущерб, который наносится лесу нашей традиционной формой заготовки древесины, несравним с прибылью, которую получают эти лесодобывающие предприятия. Положение с российским лесом - вообще отдельная история. Но таких "историй" у нас очень много. И к рыбе это можно отнести, и к нефти, и к алмазам... Мы, в общем-то, просто хищнически губим то, чем нас одарила природа.
Но все эти вопросы слишком глобальны. Осуществляя наш проект, мы не сможем и не собираемся заменить собой правительство, областную администрацию, дирекции природных парков. Мы хотим помочь, хотим дать возможность узнать, почему национальные парки за рубежом процветают, почему они во многих странах экономически самостоятельны и как они сами зарабатывают себе на жизнь, каким образом в них проводится значительное количество научных исследований - и это востребовано, это находит свое применение. Почему национальные поселки в тех местах, где есть охраняемые территории, процветают и "задыхаются" от обилия туристов в то время, как мы здесь, имея, можно сказать, самые уникальные природные системы, посмотреть которые желает огромное число людей в мире, не можем организовать элементарный поток туристов. Элементарный, я даже не говорю: прибыльный. Просто дать возможность приехать сюда тем, кто хочет, невзирая на труднейшие условия. Мы и этого подчас не можем - не то, чтобы создать для них условия в соответствии с мировым стандартом.
Я не готов сейчас ответить, что, какое именно направление будет самым главным в проекте ПРООН. Надеюсь, что именно комплексный подход позволит сдвинуть ситуацию с "мертвой" точки. Не "мертвой", но депрессирующей, ухудшающейся с каждым днем.
Ну, а официально проект нацелен на сохранение биоразнообразия, на то, чтобы Камчатка не стала регионом резкого сокращения эндемичных видов, регионом, где флора и фауна под гнетом человека существуют в какой-то остаточной форме. Мы хотим помочь заложить условия разумного сосуществования человека и природы. В этом, собственно говоря, наша цель.
- Спасибо, Юрий Германович. Еще несколько вопросов. Вернемся к туризму. Поделюсь, если позволите, своими впечатлениями. Наша первая поездка по Камчатке была в село Ковран. Летели до Усть-Хайрюзово на юго-западном побережье, затем двадцать с лишним километров ехали на машине по бездорожью, по кромке Охотского моря, затем еще несколько километров в глубь полуострова. Приезжаем, что видим? Живописное село, потрясающей красоты окрестности, дивная природа! Радушный, совершенно изумительный народ - ительмены, живущие своей традиционной, насколько это возможно сегодня, жизнью, познакомиться с которой мы и отправились туда. Материальное существование людей в общем-то мизерное, однако те, кто действительно связан с природой и духовным возрождением своей нации, живут наполненной жизнью. Нас, маленькую исследовательскую группу, они впустили в свою жизнь. Но вот от некоторых из них мы слышим: хотим развивать туризм. И невольно подумалось, что уникальная аура этого села будет разрушена. В таком состоянии, в котором живет там большинство людей (а мы в тесном общении с ними провели четыре дня и кое-что поняли), их тоже вроде бы нельзя оставлять. Где разумный компромисс? Дорогу вы проложите, вертолет будет прилетать, гостиницу построите?.. И что?
- Я с вами полностью согласен. Компромисса нет, туризм и традиционное проживание несовместимы.
Традиционное проживание какого-то народа подразумевает его постоянное погружение в природу. Это, собственно говоря, пропитание, обучение и развитие в гармонии с природой без участия технического прогресса, а уж тем более без посторонних глаз. Поэтому говорить о том, что мы сможем найти решение этой дилеммы, я не возьмусь.
Я наблюдаю, какие изменения происходят в другом селе - Эссо, которое сейчас становится центром туризма и входит в область наших, так сказать, "ведомственных" интересов. Я не имею в виду людей каких-то определенных национальностей, а просто жителей этого поселка. Вместо того, чтобы активно участвовать в экономическом процессе, они развращаются легкими деньгами, все повышая и повышая цены на свои услуги. Это в общем-то ничего общего не имеет ни с экономикой, ни с традиционным природопользованием, ни с развитием туризма. Просто пока в руки идет легкая нажива, они не хотят ее упустить.
Проблему я вижу в другом. В том, что в общем-то эвенов, коряков - а здесь, в Быстринском районе, это даже не народности, а представители народностей, к сожалению, уже очень малочисленных - невозможно оставить без внимания в тех условиях, в которых они существуют. Они не готовы прокормить себя только плодами леса. Этой возможности больше нет: либо сократились источники, либо в связи с тем, что эти народности, эти люди уже пожили в поселках, их система питания изменилась, и даже на генетическом уровне у них произошли определенные изменения. Поэтому просто так вернуться, условно говоря, на подножный корм, на природные источники существования у них, скорее всего, не получится, хотя такие попытки предпринимаются. В Быстринском районе 16 семей живут традиционным природопользованием - они зовут это "рыбалками". На реках, в стойбищах они большей частью используют ресурсы воды и леса. Тем не менее без хлеба, соли, крупы, без постоянных поставок продуктов питания, без техники, тех же снегоходов или хотя бы лыж, саней и многого другого - им уже не прожить, не прокормиться. Кроме того, их детям нужно учиться. Дети с малолетства уезжают в поселки. Там они заканчивают школу, привыкают к другой пище, к другой жизни. И вернуть их, ставших уже взрослыми, после этого в природу, я думаю, неспособен будет сам человеческий организм. Поэтому нужно сделать своеобразный выбор, не нам - им: все-таки где и как они будут жить? Если они хотят сохранить традиционное природопользование, такое, как оленеводство, разведение и воспитание собак для собачьих упряжей, другие свои традиционные формы: заготовку ягод, грибов, травяных чаев и прочего, то все равно им придется думать о том, как при этом экономически выживать в сегодняшней ситуации, потому что помощи от государства ждать не следует. Все! Дотаций в том объеме, в каком в советское время получали национальные поселки, больше не будет, и с этим необходимо смириться. Люди должны сами зарабатывать, они должны участвовать в экономической жизни, если хотят выжить и процветать. Наша задача - дать им инструменты для адаптации к новым условиям и обучить ими пользоваться.
Воспользуются они этим, будет хорошо. Но! - смогут ли они уловить тот предел, до которого им нужно переходить, так сказать, в современный способ существования, или все-таки остаться ближе к природе? Решать не нам. Мы с вами все равно, сколько бы ни думали за них, не сможем этого решить. У нас другое ощущение мира, другое образование, другой жизненный опыт. Поэтому мы должны сделать все, чтобы не дать им погибнуть, а принять решение, до каких пор, так сказать, "обиндустриализовываться", - это уже должны они сами. И вот здесь мы сталкиваемся с тем фактом, что за последние годы заметен уход жителей из поселков и переселение их на свои территории традиционного природопользования.
- Вы говорите об эвенах?
- Да, но еще раз хочу сказать: уйдя от цивилизации, они все равно не теряют с ней связи, они нуждаются в поддержке, в финансировании, в заброске продуктов, запчастей, горючего и т. д.
Поэтому, конечно, ауру мы потеряем, хотя, думаю, и не так скоро. А вот помочь выжить этим людям - наша святая обязанность. Помочь им выжить! Одну ауру нельзя сохранять, людей тоже надо сохранять.
Проект ПРООН в Быстринском районе в значительном объеме нацелен на традиционные способы существования. Вот максимально использовать опыт, накопленные знания, передаваемые из поколения в поколение, обобщить эти знания, сравнить с теми, которые есть в схожих территориях Канады, США, Севера Европы, России - весь Север живет традиционным природопользованием, дать новые технологии использования своих же недревесных ресурсов и все-таки научить, как от этого получать деньги, - вот, собственно, наша задача. А инструменты? Повторю, это тренинги для жителей национальных поселков, это обмен опытом, это финансовые механизмы в виде фонда поддержки, это консультанты, которые будут рядом, будут действовать именно на территории поселков, это юридическая поддержка, которую мы постараемся оказать, и даже морально-психологическая, в которой люди сейчас очень нуждаются.
Советский период был сложным. Эвенов, коряков, якутов пытались вынуть из природы: детей поселить в интернаты, взрослое население распределить по поселкам, заставить работать в сельском хозяйстве или, скажем, в горнорудной промышленности, что для них неприемлемо по ряду параметров, в том числе физиологических.
Сейчас пошел обратный процесс - их просто бросили: вы вышли из природы, ну и ступайте туда, если хотите. Но утеряны некоторые навыки, знания. Изменились адаптационные экосистемы, произошли и какие-то изменения на генетическом уровне. То есть нельзя теперь этим людям говорить: живите, как хотите.
Кстати, я не зря говорил про моральную поддержку, потому что на всех встречах с представителями национальностей, живущих в Эссо и Анавгае, звучит эта мысль: моральный дух жителей сломлен тем, что за них все решали власти - сначала жить в поселке, теперь пусть идут туда, откуда вышли...
Собственно, люди эти не такого склада, чтобы быстро и легко адаптироваться. Но адаптироваться нужно. Что же делать? Наверное, сначала им нужно помочь объединиться в ассоциации, ассоциациям помогать с воспитанием лидеров, научить их отстаивать свои права и научиться (всем нам) видеть себя в контексте мирового опыта. Ведь схожие проблемы были, например, в США. Из истории известно, как жестоко обходились с коренными народами и как потом долго власти пытались загладить свою вину, как создавались резервации, как из этих резерваций исходила постоянная угроза близлежащим поселкам и т. д. И вот это как раз тот опыт, те ошибки, которых хотелось бы здесь, у нас, избежать.
- Ну, некоторых "ошибок" мы избежать уже не сможем. Из многочисленных бесед и интервью на Камчатке я поняла: сейчас, когда для людей открылась реальная возможность углубиться в архивы, многие склонны называть землепроходческую миссию казаков в допетровское время колонизацией...
- Да. Но, в отличие от американской истории, колонизация у нас проходила практически без жертв. Это общеизвестно. Наши казаки численностью два-три десятка проходили огромные территории, тысячи километров, приобщая к России территории и народы, а войн-то не было! И Камчатка отличается как раз тем, что все народы, которые здесь жили до прихода казаков, в общем-то добровольно вошли в состав России. И здесь не было таких уж серьезных конфликтов, хотя, допустим, те же коряки - достаточно воинственный народ...
Ход истории нам не исправить, зато мы, как здравомыслящие люди, просто обязаны найти выход из доставшегося нам комплекса проблем, и выход этот должен оказаться с наименьшими потерями.
Для меня лично - не для проекта - национальной проблемы на Камчатке не существует. Есть проблема местных жителей Быстринского района, у определенной части которых, допустим у эвенов, один взгляд на происходящее, у русских другой взгляд, но это - не национальная проблема, речь идет о традиционном образе жизни. Вот и все. А то, что из этого пытаются сделать национальную проблему, не совсем верно.
И даже, кто был раньше на Камчатке, достаточно спорный вопрос. Вот недавно, вы знаете, отмечалось 150-летие прихода эвенов на Камчатку, хотя они считаются коренной национальностью, а русские пришли 350 лет назад... Так кто есть коренной? Откуда вытеснили коряков и где были ительмены, ученые, этнографы тоже до сих пор не определили. По какой реке, по каким разломам проходили границы владений, достоверно неизвестно, чтобы кто-то мог однозначно сказать: вот это - наша территория традиционного природопользования, поэтому все другие национальности должны отсюда уйти. Нет! Чем хороша наша земля, тем, что многое происходило одновременно. Здесь нет национальной проблемы, если ее искусственно не создавать.
- Последний вопрос: в какой стадии находится проект? Он юн, насколько я понимаю.
- Да. Мы разрабатывали его долго, и об этом можно написать, думаю, хороший детектив. Россия, обратившись за помощью в ПРООН и в Глобальный экологический фонд по финансированию проекта, на полгода "забыла", что нужна подпись министра природных ресурсов после того, как проект создан... На Камчатке в это время развернулось большое движение в поддержку проекта, и со всех сторон оказывалось давление на Министерство природных ресурсов, чтобы ускорить процесс, но у московских чиновников не находилось времени поставить необходимую подпись. Однако в июне этого года в Министерстве природных ресурсов проект был наконец подписан, и началась его реализация.
- То есть у камчатской администрации вы поддержку нашли?
- С удовольствием сообщаю, что в процессе разработки проекта и начала его реализации - на всех этапах мы находили понимание, поддержку, содействие у администрации Камчаткой области, Корякского автономного округа, местных общественных и неправительственных организаций, экологических фондов и движений. И несмотря на крайне сложную процедуру одобрения каждого мероприятия, заключающуюся в образовании координационных комитетов, в которых принимают участие и научные организации, и Камчатрыбвод, и представители Министерства природных ресурсов, и так далее - совершенно разноплановые организации, каждый раз мы слышим от камчадалов: проект нужен, мы его долго ждали и гарантируем поддержку.
Если бы десятитысячную долю такой поддержки иметь в Москве, то на Камчатке много больше удалось бы уже сделать и организовать. Но мы учитываем реальность ситуации и не взыскуем. Сегодня прежде всего нужно наращивать собственные усилия. Полагаться на себя.
Фото Т. Дахно, Н. Домриной, Э. Малиновского, А. Пчелинцева, А. Слугина.Заповедник - участок земли либо водного пространства, в пределах которого весь природный комплекс полностью и навечно изъят из хозяйственного использования и находится под охраной государства. Заповедниками называются также научно-исследовательские организации, за которыми закреплены указанные территории. В Российской Федерации (на 2002 год) 100 заповедников. В заповедниках запрещена всякая деятельность, нарушающая природные комплексы или угрожающая их сохранности.
Биосферный заповедник - охраняемая территория, на которой защита наиболее представительных для данной зоны природных комплексов сочетается с научными исследованиями, долговременным мониторингом среды и образованием в области охраны природы. В то же время в пределах буферной зоны возможна ограниченная хозяйственная деятельность (только для нужд проживающих на территории биосферного заповедника людей), не наносящая ущерба природному комплексу. Создание биосферных заповедников (с 1973 года) связано с программой ЮНЕСКО "Человек и биосфера". В 2002 году в мире стало 370 биосферных заповедников, в России - 22, в том числе Сихотэ-Алиньский, Приокско-террасный, Кроноцкий и другие.
"Человек и биосфера" (англ. Man and Biosphere - MAB) - долгосрочная межправительственная междисциплинарная программа научных исследований проблем управления естественными ресурсами. Принята в 1970 году на 16-й сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО. В программе участвует свыше 100 стран, в том числе Россия. Включает 14 проектов, изучающих влияние многообразной деятельности человека на основные типы природных сообществ и на окружающую среду в целом.
Заказник - территория (акватория), на которой при ограниченном использовании природных ресурсов охраняются отдельные виды животных, растений, водные, лесные, земные объекты и т. д. Существуют охотничьи, рыбохозяйственные и др. заказники.
Национальный парк (природный национальный парк) - территория (акватория), на которой охраняются ландшафты и уникальные объекты природы и культуры. От заповедника отличается допуском посетителей для отдыха и ограниченной хозяйственной деятельностью на всей территории. Первый в мире Йеллоустонский национальный парк основан в 1872 году в США. К 2002 году в мире создано более 1200 национальных парков, в России - 35.
Природный парк - охраняемый участок природного или культурного ландшафта; используется главным образом для рекреационных целей (например, организованного туризма). В отличие от заповедников и некоторых других охраняемых природных территорий режим охраны в природном парке наименее строгий. Природные парки имеются в Финляндии, Австрии, Германии, Индонезии, в России, Украине и в других государствах.
