«Без грамматической ошибки я русской речи не люблю…» — с лёгкой иронией отмечал А. С. Пушкин. Да, людям свойственно ошибаться даже в родном языке. У наших ошибок есть своя логика, и во многих случаях можно попытаться её выявить.
Вот, например, часто задаваемый лингвистам вопрос: «молоть» кофе или «мелить»? Правильный инфинитив, конечно же, «молоть». Но существует и начальная форма «мелить». Точнее, есть два глагола «мелить»: один из них означает «дробить, измельчать», а другой — «мазать или натирать мелом». Оба омонима изменяются не по первому (мелю́, ме́лешь, ме́лет…), а по второму спряжению: мелю́, мели́шь, мели́т… Однако второй глагол, столь похожий по значению на «молоть», встречается лишь в просторечии.
Возможно, в какое-то время или в некой местности внелитературное слово «мелить» («измельчать, дробить») приобрело иной тип ударения. В настоящем времени оно сместилось с окончания на основу во всех формах, кроме первого лица единственного числа. И получилось «мелю́», но «ме́лишь», «ме́лит»… Сравните с аналогичным «пилю́», но «пи́лишь», «пи́лит».
Это вовсе не исключение. Схемы постановки ударения различны и нередко сосуществуют в рамках одного и того же спряжения или даже его «подразделения» — глагольного класса. Поэтому иногда возникает переход от одного типа ударения к другому, обычно под влиянием аналогичных слов. Похожие изменения произошли с глаголами «мириться», «хоронить» и многими другими. Ещё у Пушкина — «и тотчас помири́мся» («Пирующие студенты»), «и внуки нас похороня́т» («Медный всадник»). По аналогии «прыгающее» ударение перекинулось (пока в просторечии) и на глагол «звонить».
В безударном же виде окончания первого и второго спряжения практически неразличимы на слух, что (при похожести значений) и могло вызвать путаницу с формами глагола «молоть».
Кроме того, в формах настоящего времени «молоть» претерпевает чередование гласного в корне «о//е»: «мелю», «мелешь», «мелет». Это изменение объясняется исторически: когда-то давно, в праславянском языке, инфинитив выглядел как «*mel-ti» (форма предположительная, на что указывает звёздочка, однако реконструируемая с довольно большой точностью). Но потом стал действовать закон открытого слога (о нём мы говорили в статье «По косточкам, по косточкам мы слово разберём…», «Наука и жизнь» № 7, 2024, стр. 65). В восточнославянских языках это привело к развитию полногласных сочетаний «-оло-», «-ере-» и др.: сравните древнерусское «молоти» и старославянское «млѣти» (праславянское «*melti»), «середина» и «срѣда» (из «*serd-»), «молодъ» и «младъ» (от «*mold-») и так далее.
В настоящем времени изъявительного наклонения в русском языке остался изначальный «е» («*mel-jQ» → «мел-ю», «*mel-eši» → «мел-ешь» и т. д.). А вот в начальной форме глагола исходный гласный сменился другим, поскольку она подверглась закономерным фонетическим преобразованиям («*melti» → «молоть»). Всё это создало определённые трудности, заметно усложнив спряжение.
В общем, путаница «молоть/мелить» возникает ещё и потому, что некоторым носителям языка неосознанно хочется уподобить инфинитив личным формам настоящего времени (сравните с «велю—велеть» и «колю—колоть», где таких чередований нет). То есть мы сталкиваемся не только с влиянием просторечного глагола с похожим значением, но и с воздействием ложной аналогии, неуместного выравнивания основ.
Итак: «молоть — мелю́, ме́лешь…», «мели́ть — мелю́, мели́шь…». Подобным образом мы сможем развести эти глаголы по звучанию, а чтобы окончательно разграничить их, достаточно запомнить, что в литературном языке второе слово имеет на данный момент лишь значение «мазать мелом». Просторечные формы можно, конечно, держать в памяти, но пользоваться ими в обычной жизни не стоит — во избежание путаницы и недопонимания.
