ПОМОЩНИК ИЛИ ВРАГ?
Выборы в Думу состоялись в марте 1906 года и принесли большой перевес демократическим партиям и группам: конституционным демократам (кадетам), крестьянским представителям, социал-демократам и другим. Националисты же и черносотенцы потерпели серьезное поражение. Трудно было рассчитывать, что столь леворадикальная Государственная дума сможет взаимодействовать с царской властью. Когда Сергей Витте, успокаивая царя, сказал ему, что в лице Думы он найдет опору и поддержку, Николай II не без горечи возразил: "Не говорите мне этого, Сергей Юльевич, я отлично понимаю, что создаю себе не помощника, а врага, но утешаю себя мыслью, что мне удастся воспитать государственную силу, которая окажется полезной для того, чтобы в будущем обеспечить России путь спокойного развития, без резкого нарушения тех устоев, на которых она жила столько времени".
Между тем многие депутаты первой в России Государственной думы воспринимали себя единственными "носителями надежд народных". Да и ритуал открытия Думы подтверждал высокую самооценку ее представителей. 26 апреля депутатов на катерах по Неве доставили в Зимний дворец, где они должны были выслушать речь царя. Депутатов шумно приветствовали толпы людей, собравшихся на берегах. На обратном пути из Зимнего в специально отведенный Думе и только что отремонтированный роскошный Таврический дворец народные избранники шли сквозь шпалеры из тысяч ликующих людей.
Работа Думы сразу же началась с атаки на правительство. Министров встречали враждебно, часто раздавались оскорбительные выкрики: "Палач!", "Кровопийца!" Натиск шел, главным образом, по двум направлениям. Прежде всего, прозвучало требование полной амнистии всех осужденных за политические преступления, включая и террористические, которые в последние годы потрясали Россию. "Свободная Россия, - говорил депутат Иван Петрункевич, - требует освобождения всех, кто пострадал за свободу". Это стало прямым вызовом власти, десятки представителей которой - от министров до городовых - были отправлены на тот свет бомбами и пулями революционеров. Депутат Михаил Стахович попытался призвать Думу осудить политические убийства, "считая их оскорблением нравственного чувства народа и самой идеи народного представительства". Но его голос так и не был услышан. Государственная дума отказалась осудить террор, осудить тех, кто, по словам одного из депутатов, "жизнь свою положил за други своя, кто является во мнении народном жертвами за свободу и великими страдальцами".
Второе направление думской атаки - земельный вопрос. Кадетские депутаты представили проект принудительного отчуждения в пользу крестьян помещичьих, казенных, монастырских и иных земель. При этом многие депутаты настаивали на том, чтобы это отчуждение осуществлялось безвозмездно. Представители правительства возражали: "прирезки" подорвут наиболее прочные, культурные хозяйства. Однако депутат Михаил Герценштейн, настойчиво убеждая Думу в несущественности таких соображений, напоминал о крестьянских восстаниях во многих губерниях страны: "Или вам мало июльской иллюминации, которая унесла в Саратовской губернии 150 усадеб?"
Депутаты были уверены: Государственная дума - единственный обладатель мандата народного доверия. Неслучайно депутат Владимир Набоков (отец будущего писателя) заявил: "Мы не допустим такого правительства, которое намеревается быть не исполнителем воли народного представительства, а критиком и отрицанием этой воли <...> Власть исполнительная да покорится власти законодательной". И тем не менее власть исполнительная не желала покоряться.
Петр Столыпин писал: "Главная позиция, захваченная революцией, - это Государственная дума. С ее неприкосновенных стен, как с высокой крепости, раздаются воистину бесстыжие призывы к разгрому собственности, к разгрому государства".
За деятельностью Думы правительство организовало особое наблюдение, для чего департаменту полиции были отпущены немалые средства. В думскую охрану ввели тайных агентов. Ситуация обострялась. В начале июля 1906 года на одном из заседаний Дума приняла воззвание к народу, в котором заявляла, что "от принудительного отчуждения частновладельческих земель не отступит, отклоняя все предложения с этим несогласные".
Власти был брошен вызов. В ответ у правительства появилось основание распустить Думу. 9 июля Николай II подписал высочайший указ, и уже на следующий день, 10 июля 1906 года, все двери Таврического дворца, окруженного войсками, были наглухо заперты.
"НЕ ДАВАТЬ НИ СОЛДАТ, НИ ДЕНЕГ"
Депутат с Дона, казачий ветеран Федор Крюков (это ему позже некоторые станут приписывать авторство "Тихого Дона") писал в те дни: "Народ едва ли примирится со смертью Думы". Депутаты решили напрямую обратиться к народу. Проект обращения написал Павел Милюков. Однако другой кадетский лидер - Максим Винавер - оценил проект "как жалкий минимум действия", считая, что "крик возмущения должен прозвучать как блеск молнии, освещающий населению истинный смысл случившегося". Впрочем, широко обсудить обращение в Петербурге было трудно: кадетский клуб на Потемкинской улице оцепили войска, все опасались арестов. Решили ехать в Выборг: Финляндия, находившаяся в составе Российской империи, пользовалась значительной автономией.
Член ЦК кадетской партии Ариадна Тыркова спустя много лет вспоминала: "Вслед за членами Думы бросились в Выборг журналисты, русские и иностранные, жены депутатов, партийные деятели, просто люди, увлеченные политическим любопытством". Из 478 думских депутатов в Выборг прибыла почти половина. Небольшой город оказался переполненным. В гостинице "Бельведер", отведенной городскими властями думцам, не хватало мест...
Обсуждение обращения закончилось неожиданно. От российских властей пришло указание: если думское собрание не прекратится, Выборг будет объявлен на военном положении - со всеми вытекающими последствиями. Финские власти попросили депутатов "не допустить такого оскорбления Финляндии". Составление обращения "Народу от народных представителей" пришлось спешно закончить. Под ним поставили подписи 180 человек, чуть позже присоединились еще 52.
В обращении говорилось: "Граждане! Стойте крепко за попранные права народного представительства, стойте за Государственную думу. Ни одного дня Россия не должна оставаться без народного представительства. У вас есть способ добиться этого: правительство не имеет права без согласия народного представительства ни собирать налоги с народа, ни призывать народ на военную службу... До созыва народного представительства не давайте ни копейки в казну, ни одного солдата в армию".
Российские политики не первый раз апеллировали к народу. Но обычно звучали призывы к бунту либо, напротив, к изъявлению верноподданнических чувств. На этот раз (кажется, впервые) политики демократического толка звали народ к мирному сопротивлению.
Иностранные корреспонденты срочно передавали текст воззвания за границу. В Выборге его печатали в виде листовок и раздавали депутатам, которые 11 июля, покинув Выборг, направились в Петербург. Они ожидали арестов, нападений черносотенцев, но ничего похожего тогда не случилось. Революционные волнения в стране еще не утихли, и власти решили в той обстановке не создавать мученический ореол вокруг "выборжцев". Впрочем, народных избранников никто не встречал и на Финляндском вокзале, никого не было и возле запертого на все замки Таврического дворца. Как писал один из современников, "купцы торговали, чиновники служили, рабочие работали. Столица жила, как всегда, без следов каких-либо волнений. И так было по всей России". Призыв к гражданскому неповиновению повис в воздухе.
"НАРОД ЗА ВАМИ НЕ ПОШЕЛ"
Власти не торопились. Судебный процесс над подписавшими "Выборгское воззвание" состоялся лишь через полтора года, в декабре 1907 года.
Русская пресса широко на него откликнулась. Правая газета "Новое время" характеризовала случившееся как "печальную трагикомедию" и благодарила Бога за то, что Выборг не принес "своих отравляющих плодов в исстрадавшуюся Россию". Либеральная "Русь" сравнивала "выборжцев" с декабристами. Кадетская "Речь" отмечала: "Сам факт нахождения депутатов на скамье подсудимых свидетельствует, что мы еще очень далеки от нормальных условий жизни, от действительного "успокоения"". Газета "Наш день" писала о подсудимых: "Завтра перед ними раскроются двери тюрьмы... И мы не только не потрясены, но нам, как видите, совершенно ясно, что это не может потрясти нас..."
К суду Особого присутствия Санкт-Петербургской судебной палаты привлекли 167 человек, в том числе 100 кадетов, 50 трудовиков, 13 социал-демократов, 4 беспартийных. Председательство вал действительный статский советник Николай Крашенинников. Суд состоял из представителей палаты и сословных представителей: петербургского предводителя дворянства, члена городской управы, волостного старшины. Подсудимых защищала большая группа адвокатов, среди которых и такие звезды, как Василий Маклаков, Николай Тесленко, Оскар Пергамент.
Прокурор, отводя заявления некоторых обвиняемых, утверждавших, что "Выборгское воззвание" было продиктовано патриотическими чувствами, говорил: "Я думаю, что в тяжелую минуту для родины граждане ни в одной стране <...> не выпустили бы такого воззвания, которое могло бы служить вредом для их родины". А заканчивая обвинительную речь, он не без злорадства заметил: "Вы говорите, что вас народ оправдал, народ вам верит; но история и в этом усомнится, так как история скажет, что если бы народ вам поверил, то пошел бы за вами, а народ за вами не пошел".
Подсудимые не признавали себя виновными и отвергали обвинения. Петрункевич, в частности, сказал, что намерения и действия "выборжцев" не выходили за юридические рамки. "Не смуту мы хотели создать в стране, - говорил он, - а укрепить тот порядок вещей, который в данное время существовал и был санкционирован верховной властью, порядок, который мы, как граждане, были обязаны защищать". Адвокат подсудимых О. Пергамент, оправдывая депутатов, заявил, что венок славы подсудимых "так пышен, что даже незаслуженное страдание не вплетет в него лишнего листа <...> Но если нужно произвести над ними насилие, то зачем же к насилию над людьми прибавлять еще насилие над законом?"
18 декабря 1907 года объявили приговор. Все подсудимые (за исключением двоих) были признаны виновными и осуждены на три месяца тюремного заключения. Но осужденные теряли право на "представительство" и уже не могли быть избраны в новую, 2-ю Государственную думу. Большинство осужденных направили кассационную жалобу в Правительствующий сенат, но, рассмотрев ее, он постановил: "Оставить без последствий".
***
История "Выборгского воззвания" показала: либералы и революционеры могут быть столь же далеки от народа, как консерваторы и монархисты. Ожесточенная борьба правительства и оппозиции за власть мало трогала миллионы простых людей, живших в глубинах огромной России. Первые ростки гражданского общества еще только пробивались. (Пройдет немного лет, и эти слабые ростки безжалостно задавит большевистский террор.)
К осени 1907 года энтузиазм иссяк, из революционной смуты страна выходила тяжело, устало и равнодушно. Владимир Кузьмин-Караваев в газете "Слово" писал: "Жизнь стала давать явления и факты изобличительного, тяжелого, давящего и ликвидирующего свойства. Общественное сознание утомлено ими и торопится пройти мимо. Оно утомлено насилием, кровью и царящим повсюду, справа и слева, произволом <...> Оно утомлено тем, что эти факты и явления, относясь по своему происхождению к прошлому, ничего не раскрывают впереди. А главное - оно утомлено бесцельностью реагирования".
Народ безмолвствовал. Господа интеллигенты, считавшие себя его защитниками и заступниками, были шокированы. Разве не свидетельствовали о революционности масс восстания, бунты, забастовки 1905 года? Однако те, кто бунтовал, только часть народа. Пусть самая активная, политизированная, но все-таки часть. Подавляющее большинство оставалось в стороне, народной мудростью понимая, что быстрых решений не будет - сил не хватит, да и власть не даст. И потому, вероятно, без энтузиазма смотрело на тех, кто нетерпеливо стремился перестроить, даже "перевернуть" Россию. Не изменил этих представлений и 1917 год, когда за большевиками пошел не народ, а подготовленные боевики.
