В 2000 году была издана и быстро распродана книга доктора экономических наук Андрея Владимировича Аникина "История финансовых потрясений. От Джона Ло до Сергея Кириенко".
Работа и жизнь каждого человека в большой мере зависят от экономики страны. У всех в памяти финансовый кризис, разразившийся в России в августе 1998 года, - девальвация рубля, скачущие цены, крахи банков вместе с нашими сбережениями... Кризис остался в памяти связанным с именем Сергея Кириенко, который в течение нескольких месяцев был российским премьер-министром. На гораздо более раннем этапе развития рыночной экономики нечто подобное происходило во Франции начала XVIII века, где разыгрались события, неразрывно связанные с именем финансового новатора и авантюриста, шотландца по национальности, Джона Ло. Вот почему эти два имени словно бы обрамляют содержание книги.
Российская академия наук удостоила книгу А. В. Аникина ("как серьезное научное исследование") премии имени академика Е. С. Варги, присуждаемой за лучшие труды в области мировой экономики. Вместе с тем несомненный дар популяризатора позволил автору сделать из своего сочинения интереснейшее чтение для широкого круга читателей.
Интерес к книге подвигнул издательство "Олимп-Бизнес" предпринять второе ее издание, которое сейчас готовится. Сохранив и дополнив историческую часть, А. В. Аникин фактически заново написал две главы, посвященные российским финансовым проблемам рубежа столетий - инфляции, внешним долгам, бегству капитала, долларизации, инвестиционному кризису.
Андрей Владимирович Аникин - давний автор "Науки и жизни". Именно он познакомил наших читателей с основателем политэкономии Уильямом Петти, а незадолго до 200-летнего юбилея А. С. Пушкина выступил с оригинальной темой - "Необычный ракурс: Пушкин и деньги" (см. "Наука и жизнь" № 10, 1997 г.). В этом номере мы публикуем материал, подготовленный автором для нашего журнала, рассказывающий на примере классического мирового кризиса середины XIX века о механизме зарождения современных финансовых кризисов.
***
Десятилетие после европейских революций 1848-1849 годов было периодом бурного экономического роста: по всему миру строились железные дороги, начиналась эра пароходов, в Западной Европе и Северной Америке вырастали крупные предприятия, складывались банковские системы главных стран. Мировая торговля все более объединяла не только страны, но и континенты. Вдруг развитие натолкнулось на что-то неосязаемое, нематериальное, почти мистическое - недаром Карл Маркс назвал мир ценных бумаг "фиктивным капиталом". И разразился финансовый кризис 1857-1858 годов. Казалось, он оправдывал апокалипсический прогноз "Коммунистического манифеста": созданные капитализ мом производительные силы разрывали оболочку его производственных отношений. Падают акции, прогорают банки, рушится кредит, банкротятся предприятия. А в результате сжимается торговля, снижается производство, растут безработица и нищета... Финансовый и экономический кризис 1857-1858 годов - не случайное изолированное явление, а звено в цепи мелких кризисов, повторявшихся с 1820-х годов примерно каждое десятилетие . Набирая силу, он вылился в первый мировой кризис и более всего поразил Великобританию, главную промышленную и торговую державу, однако начался в США и сильно ударил по Франции и Германии.
ЧЕМ ХУЖЕ, ТЕМ ЛУЧШЕ?
Кризис занимает видное место в статьях Маркса для американской газеты "Нью-Йорк дейли трибюн" и в переписке Маркса и Энгельса тех лет. Им представляется, что кризис способен создать в главных странах Западной Европы революционную ситуацию, которая откроет новые возможности политической борьбы.
Энгельс, до известной степени коммерсант-практик, некоторые вещи понимал лучше, чем его друг. К тому же он был, кажется, воинственнее Маркса. Несколько раз в их переписке он возвращается то всерьез, то не вполне всерьез к мысли о революционных обстоятельствах, могущих заставить его отправиться из Англии на континент и взяться за оружие, - тем более что военное дело ему знакомо по опыту 1849 года. В письме Марксу от 14 апреля 1856 года, комментируя предкризисные "раскаты грома", Энгельс говорит: скоро придется "паковать наши чемоданы" - и предсказывает, что "на этот раз крах будет неслыханным; все элементы налицо: интенсивность, всеобщее распространение и вовлечение всех имущих и господствующих социальных слоев".
Получив известие о биржевом и банковском обвале в США, Маркс пишет 20 октября 1857 года: "Американский кризис... превосходен". Энгельс отзывается как эхо через несколько дней: "Американский крах великолепен и далеко еще не миновал... Воздействие на Англию сказалось также, кажется, и на Ливерпульском городском банке. Тем лучше. Торговля теперь на три-четыре года расстроена, теперь нам везет".
13 ноября 1857 года, в разгар катастрофы в Англии, когда терпели банкротство десятки банков, хороня деньги вкладчиков, а сотни фирм выбрасывали рабочих, Маркс пишет: "Хотя сам я испытываю финансовую нужду, однако с 1849 г. я не чувствовал себя так уютно, как при этом крахе". Энгельс опять вторит ему: "при этом всеобщем крахе" он чувствует себя "необычайно бодро". А все потому, что обострение ситуации должно "подогреть массы населения. Тогда пролетариат нанесет удар лучше, с большим знанием дела и более согласованно".
Впрочем, оба они уже чувствовали, что на английский пролетариат и на английских социалистов плохая надежда в смысле революционного удара. Гораздо больше шансов, что буря начнется во Франции, где к тому же имеется мощная политическая оппозиция режиму Наполеона III, к которому Маркс и Энгельс относились с ненавистью и презрением. Поэтому Маркс уделяет особое внимание проявлениям кризиса во Франции, хотя там он не достиг той остроты, какая имела место в Англии. Он многократно обращается в статьях и письмах к банку "Креди мобилье", вложившему большие деньги вкладчиков в не слишком солидные предприятия. Крах этого крупного банка нового "спекулятивного" типа представляется Марксу вероятным, если не неизбежным. За таким крахом может последовать кризис, способный толкнуть французских рабочих на баррикады - и с иными результатами, чем в 1848 году. Многие наблюдения этих лет Маркс впоследствии широко использовал в третьем томе "Капитала", изданном, как известно, после его смерти Энгельсом.
Однако кризис, достигший пика на рубеже 1857 и 1858 годов, уже к лету 58-го в основном изжит без больших социальных потрясений. 1859 год оказался первым годом нового экономического подъема (хотя в Англии имел место эпизод резкого падения курсов акций). Так было до этого и так, пожалуй, будет затем вплоть до Великой депрессии начала тридцатых годов прошлого века, - когда кризис сам, хотя и немалой ценой, расчищает поле для оживления и подъема. Банкротства банков и предприятий устраняют слабых и неэффективных, давая ход более энергичным и предприимчивым. Открываются новые возможности для выгодных инвестиций, увеличивается занятость, повышается заработная плата. Но опять создаются ненадежные предприятия, и опять банки увязают в малоликвидных ссудах и вложениях, биржи празднуют новые рекорды курсов акций и объемов торговли... Так готовится почва для нового краха.
Этот цикл после 1850-х годов становится уже привычным, и только кризис 1929-1933 годов (Великая депрессия) заставил всех задуматься: может ли капитализм развиваться дальше без серьезных изменений в экономических и социальных сферах?
ЗОЛОТАЯ ВАЛЮТА
Кризисы XIX века происходили в условиях стабильных денежных систем, основанных на золоте. Великобритания первой из крупных стран приняла систему золотого стандарта. Это не значит, что деньгами были исключительно золотые монеты. Например, их доля в денежной массе скорее сокращалась, а доля банковских денег - банкнот и текущих счетов в банках - возрастала. Однако банковские деньги были разменны на золото по номиналу, что в конечном счете обеспечивалось золотым запасом центрального банка. В Англии, а затем и в других странах принимают законы, устанавливающие обязательные нормы покрытия банкнот золотыми запасами.
1850-е годы стали периодом беспрецедентного взлета добычи золота. Значительное количество металла продолжала добывать Россия, в 1848 году открыты богатейшие месторождения в Калифорнии, а в 1851 году - в Австралии. Поток золота пошел из этих отдаленных районов в Европу и в промышленные штаты США. Он был подобен свежей крови, вливающейся в хозяйственный организм: золото подтолкнуло рост промышленности, строительство железных дорог, учреждение акционерных обществ и банков. Оно облегчило утверждение и распространение золотого стандарта. Хотя золотые валюты не исключали определенных колебаний цен. Именно их падение явилось симптомом и составной частью кризиса. Обесценивались накопленные предприятиями товарные запасы, приходилось продавать продукцию себе в убыток, что делало для фирм невозможным погашение полученных в лучшее время кредитов, толкало их к банкротству.
И напротив, взаимные курсы валют, определявшиеся золотым содержанием каждой из них, оставались при кризисах обычно почти неизменными, колебались в очень узких пределах - не более 1-2%. Столь привычная нам теперь девальвация не становилась при золотых валютах средством экономической политики.
Основным, в сущности - единственным, орудием воздействия центрального банка на денежный рынок и через него на хозяйство оставалась учетная ставка, то есть процент, под который он кредитовал коммерчес кие банки. Этот кредит предоставлялся главным образом путем учета и переучета векселей, что означало покупку центральным банком долговых обязательств до истечения их срока с соответствующей скидкой с номинала. Скажем, банк покупал вексель со сроком погашения через три месяца номиналом в 100 фунтов стерлингов за 98 фунтов, что означало 2% за квартал, или 8% годовых.
Повышая учетную ставку, центральный банк защищал свой золотой запас. Дело в том, что при высоких процентных ставках коммерческим банкам и другим участникам рынка становилось невыгодным получать ссуды и обменивать на золото банкноты и деньги, находящиеся на банковских счетах. Однако повышение учетной ставки было обоюдоострой мерой. Удорожание кредита обрекало на банкротство многие фирмы, которые при дешевизне кредита могли бы как-то выкрутиться. Еще более падал спрос на товары для капиталовло жений, на рабочую силу для развития производства. Все это могло продлить и углубить кризис.
Маркс уделил многие десятки страниц роли центрального банка в условиях золотого стандарта. Он писал, что ради сохранения в сейфах Банка Англии нескольких миллионов фунтов стерлингов в золоте страну заставляют приносить огромные жертвы падением производства, ростом безработицы, снижением заработной платы. Надо отдать ему должное - он первым увидел опасность, которая заключается в негибкости этой системы, задолго до того, как данная идея утвердилась в умах экономистов и практиков банковского дела. В сущности, для такого осознания потребовался катастрофический опыт Великой депрессии 1930-х годов. Уже со знанием дела один автор остроумно заметил: защита золотой валюты путем такого воздействия на хозяйство напоминает клоуна, который увидел далеко отставленный от рояля стул, выбивается из сил и пытается придвинуть рояль к стулу. Рояль - это экономика страны, а стул - золотая валюта, которую правила игры запрещают трогать.
Дилемма экономической политики: что дороже - стабильность валюты или экономический рост - часто встает перед правительствами и центральными банками и в наше время, когда золото давно перестало быть основой денежных систем. Успешной считается та власть, которой удается добиться удовлетворительного компромисса между двумя принципами, то есть обеспечить неплохой рост и умеренный уровень безработицы при стабильности денег - при отсутствии сколько-нибудь значительной инфляции и при устойчивом курсе валюты.
В сущности, в таких категориях можно рассматривать и дилемму экономической политики современной России. Защитники "реального сектора" говорят: экономике не хватает денег, дополнительная эмиссия рублей Центробан ком поможет оживить промышленность и другие производственные отрасли; это важнее, чем укрощение инфляции. Сторонники денежной стабильности настаивают на всемерном ограничении эмиссии, поскольку она не только подорвет рубль, но и похоронит надежды на экономический рост.
КРЕДИТ И АКЦИОНЕРНОЕ ДЕЛО
Без расширения кредита и акционерного дела был бы невозможен тот рост капитализма, который преобразил жизнь людей к середине XIX века, во всяком случае в Западной Европе и Северной Америке. Маркс вполне справедливо писал, что без акционерных обществ мир до сих пор (то есть до времени издания "Капитала") оставался бы без железных дорог.
Только акционерные общества могли собрать в единый кулак массы денежного капитала, необходимого для столь больших инвестиций с длительным сроком окупаемости. Вместе с акционерными обществами вырастают банки, чей бизнес заключается в "торговле кредитом". Они одной рукой аккумулируют в виде вкладов деньги предприятий и населения, другой - пускают их в дело, предоставляя ссуды предпринимателям или покупая акции и прочие ценные бумаги компаний.
Таким образом, банки и компании, точнее, их владельцы и менеджеры берут на себя управление чужими деньгами, иногда большими массами денег. Казалось бы, это должно порождать их особую ответственность перед вкладчиками и акционерами, в конечном счете - перед обществом. Банкиры и управляющие не скупятся на заверения, что так дело и обстоит в действительности. Однако они действуют в условиях принципиальной неопределенности, которая всегда сопутствует рыночной экономике. Чтобы получать прибыль (часть ее достанется вкладчикам в виде процентов и акционерам в виде дивидендов), они подвергают себя риску. Один из фундаментальных принципов бизнеса гласит: без риска нет прибыли. Но банкиры и промышленники (будь они хоть ангелами честности) могут ошибаться. Когда идет экономический подъем, когда открываются новые и новые объекты для инвестиций, такие промахи неизбежны. Увы, люди отнюдь не ангелы и, как правило, стремятся использовать чужие деньги для собственного обогащения. Это толкает их на сомнительные, рискованные и порой преступные предприятия. Между тем риск теперь разделяют тысячи людей, доверивших свои деньги банкам и компаниям.
Феномен массовой психологии становится важнейшим элементом экономики и финансов. При симптомах неблагополучия в делах компаний акционеры начинают сбрасывать акции, что может породить биржевой крах. Когда возникают сомнения в надежности банка, вкладчики стремятся скорее изъять свои деньги. Банки по самой своей природе не могут вернуть одновременно все вклады и даже значительную их часть. Возникает паника, run on the banks (натиск на банки), как говорят англичане. Если это происходит с немногими банками и компаниями, ситуация еще может выправиться, но если паника акционеров и вкладчиков становится всеобщей, то вопль "Спасайся, кто может!" прокатывается по рынкам и биржам. Банкротство одной компании тянет за собой в пропасть другие, закрытие одного банка обрекает многие. Так развивается финансовый кризис.
СПЕКУЛЯЦИЯ
Описание любого подобного краха пестрит словами "спекуляция", "спекулянты", "спекулятивный". Советский Уголовный кодекс содержал статьи, каравшие за спекуляцию. Да и народ недолюбливал спекулянтов, которые всевозможными путями получали доступ к дефицитным товарам по низким государственным ценам и перепродавали их по высоким рыночным ценам.
В действительности спекуляция - необходимый элемент рыночного хозяйства, выполняющий определенные экономические функции. Спекуляция - это покупка любых активов (товаров, земли, ценных бумаг, иностранной валюты) на рынке в надежде на повышение их цены (для последующей продажи). Если одни покупают с расчетом на повышение, а другие продают, предвидя понижение цен, спекуляция выполняет полезную функцию - выявляет реальный спрос, стабилизирует рынок. Беда в том, что дело далеко не всегда обстоит так. Во время повышения фазы делового цикла, когда растут производство, торговля, занятость и доходы, большинство участников рынка покупают и мало кто продает. Возникает явление, получившее название "бум". В период бума цены могут расти вне соответствия с реальными процессами в экономике.
Если спекулянт работает только с собственным капиталом, то сам размер капитала ставит предел его спекуляции. Но если он привлекает кредит, то масштабы операции могут возрасти во много раз: он набирает деньги, где только может, не заботясь о том, как будет отдавать долги. Если спекуляция окажется удачной, это не будет серьезной проблемой. А он - прирожденный оптимист. Из середины XIX века к нам пришел такой анекдот: "Два года назад у меня не было ни цента. А теперь у меня долгов два миллиона долларов".
Масштабы и социальное значение спекуляции возрастают, когда ее участниками становятся не только профессионалы, но и более широкий круг людей, которые надеются заработать на буме, вкладывая в спекуляцию свои сбережения либо деньги, полученные в кредит. Рано или поздно спекулятивный бум кончается крахом. Стремление купить сменяется стремлением продать. Как правило, профессионалы более успешно выходят из игры, а жертвами краха становятся массы мелких инвесторов. Паника, возникающая при этом, вполне может стать началом большого обвала.
ХОД КРИЗИСА
Все сказанное выше о составных частях финансовых проблем в полной мере проявилось в кризисе 1857-1858 годов, с рассказа о котором мы начали эту статью.
Некоторые исследователи считали, что здание американской экономики, ослабленное бумом, чрезмерным ростом курсов акций и разных форм кредита, рухнуло под ударом резкого падения цен на зерно. Фермеры оказались не в состоянии погашать свои долги банкам, банки увязли в безнадежных ссудах, и пошло-поехало...
Но был некий последний толчок, совсем пустяковый по сути, однако сыгравший роковую роль. 24 августа 1857 года стало известно, что казначей нью-йоркской конторы большого провинциального банка "Огайо лайф иншуренс энд траст компани" похитил все ликвидные средства. Огайский банк объявил о своем банкротстве. Как отметил один современник, это подействовало подобно "взрыву бомбы". Вдруг выяснилось, что сотни предприятий не имеют ликвидных средств, чтобы производить срочные платежи. Учет векселя стал теперь невозможен. Никто не хотел также давать деньги в кредит под залог ценных бумаг, стремительно обесценивающихся.
Надо сказать, что США еще не имели в то время центрального банка. Эту роль для сотен мелких провинциальных банков играла группа больших банков Нью-Йорка, в которых мелкие хранили резервы и на поддержку которых рассчитывали при затруднениях. В обращении находились банкноты множества банков, обещавших разменивать свои банкноты на звонкую монету. Эта система была неустойчива по своей природе. Она сносно работала в "нормальных" условиях, но при кризисе сразу стала валиться.
К 25 сентября 1857 года число банков, прекративших выплату вкладов и размен своих банкнот, достигло 175. В последнюю неделю месяца закрылись еще 150 банков. Чтобы получить хоть какой-то кредит, надо было платить ростовщический процент - до 100% годовых.
13 октября стало днем панического натиска на банки в Нью-Йорке. Автор старого капитального труда о кризисах Макс Вирт, непосредственно наблюдавший происходящее, рассказывает: "Тревога и смятение были страшные... Первый приступ был направлен на небольшие банки в стороне от Уолл-стрит... В 10 часов утра отперли они свои двери, а к 12 часам падение их было совершившимся фактом... До первого часа все было спокойно на Уолл-стрит... Правда, депозиты непрерывно выдавались звонкой монетой и ничто еще не указывало на всеобщую панику. Но вскоре улица заполнилась людьми, и начался натиск на Американский вексельный банк, наиболее слабый из больших банков... Взглянув из окна, я увидел толпу в несколько тысяч человек, движущуюся по улице... Со всех сторон повалил народ на Уолл-стрит... С Уолл-стрит натиск распространился на улицы Пайн и Нассау, на бродвейские банки. Все это происходило с быстротой ургана".
Итоги дня стали катастрофическими. Практически вся банковская система США потерпела крах, остановив значительную часть экономической деятельности в стране. Волна банкротств прокатилась по Америке, многие тысячи людей потеряли работу. В осенние месяцы произошло большое падение курсов акций. Это было время, когда центральные места на бирже занимали акции железнодорожных компаний.
Следующая фаза кризиса разыгралась в Великобритании. Статистика отмечала в 50-х годах большой рост банковских вкладов, к 1857 году они выросли в пять раз по сравнению с 1847 годом. Само по себе это было положительным фактом: сберегать стали не только богачи, но и люди среднего достатка. Однако банки вкладывали эти деньги в ссуды, которые становились все менее обеспеченными. По свежим следам кризиса английский автор писал в 1859 году: "Кредиторы проявляли в своих ссудах крайнюю степень безрассудства, заемщики гнались за большой прибылью. Так возникло громоздкое здание заемного капитала, готовое рухнуть при первом толчке..."
Таким толчком стало известие об американском крахе. Потребовалось около двух недель (трансатлантического телеграфного кабеля еще не существовало), чтобы наступила реакция в Великобритании. Коммерческие банки кинулись в Банк Англии за переучетом векселей и за своими резервами, хранившимися там. Начался отток золота из Банка Англии. Он принял традиционные меры: повысил в несколько приемов вдвое учетную ставку - процент, под который он соглашался кредитовать коммерческие банки.
Однако напряжение на денежном рынке нарастало. Из обращения стали исчезать банкноты Банка Англии и золотые монеты. Многие банки оказались не в состоянии возвращать вклады и обменивать свои банкноты (в то время они еще имели право выпускать банкноты) на золото. В конце октября прекратил платежи крупный провинциальный банк в Ливерпуле, через несколько дней кризис поразил Шотландию. Главный торговый центр - город Глазго пострадал особенно сильно, поскольку был экономически тесно связан с Америкой. 9 ноября 1857 года прекратил платежи "Уэстерн бэнк оф Скотланд". Наблюдатель так описывал события следующих двух дней: "Паника нарастала, и отказ в приеме банкнот "Уэстерн бэнк" сильно увеличил волнение. Люди, которые приходили в банки за деньгами, отказывались брать банкноты любого банка; им было уже безразлично, что это за банк, они требовали только золота...". Паника несколько ослабела, когда стало известно, что из Лондона прибыл груз золотых монет для подкрепления местных запасов.
Во всей стране сложилось чрезвычайное положение. 12 ноября правительство прибегло к доступной ему антикризисной мере: санк-ционировало выпуск Банком Англии банкнот сверх лимита, установленного законом 1844 года. В письме руководителям банка премьер-министр Пальмерстон и министр финансов констатировали, что произошел "подрыв доверия и уход из обращения значительной массы банкнот". Они брали на себя обязательство провести через парламент формальное освобождение Банка Англии от его обязательств по этому закону. Хотя натиск на Банк Англии продолжался еще несколько дней, напряжение стало ослабевать. Для этого оказалось достаточным эмиссии в размере восьми миллионов фунтов стерлингов. Таково значение фактора доверия в чуткой и неустойчивой сфере финансов!
Случившееся отозвалось в промышленности и торговле. Текстильная и машиностроительная промышленности выбросили на улицу несколько десятков тысяч рабочих.
В последние месяцы 1857 года резко ухудшилось положение в континентальных странах Европы. Германия тогда еще не была единым государством. Многие германские земли кризис обошел стороной, но жестоко ударил по торговым городам Северной Германии, особенно по Гамбургу, который политически представлял собой особое государство. Кредитная вакханалия там мало чем уступала британской.
Энгельс, внимательный к подробностям быта, рисует такую картину: "У здешних филистеров (излюбленное у обоих классиков обозначение германских обывателей, мещан. - А. А.) кризис сильно способствует пьянству. Никто не может усидеть со своими заботами дома в семейной обстановке; в клубах - оживление, и потребление спиртных напитков сильно растет...". Со своей стороны Макс Вирт, другой современник событий, писал, что "Гамбург в ту пору представлял вид города, осажденного неприятелем".
Молодые германские банки, уже тесно связанные не только с торговлей, но и с промышленностью, оказались под сильным ударом: в декабре 1857 года акции крупнейших банков продавались на 50-70% дешевле, чем в лучшее время - в середине 1856 года.
По традиции считается, что развязка в Гамбурге наступила, когда прибыл "серебряный поезд", доставивший груз серебра, предоставленного правительству Гамбурга в кредит Австрией. Серебро помогло расшить неплатежи. Окончательно обанкротившиеся фирмы ушли из бизнеса, другие потуже затянули пояса. К середине 1858 года ситуация пришла в норму.
***
Пережив кризис 1857-1858 годов, капитализм вступил в эру нового интенсивного роста. Особенно значитель ный подъем происходил в США после Гражданской войны, в Германии - после объединения страны в 1871 году, в России - после реформ Александра II. Этот рост прерывался кризисами, имевшими много черт сходства с описанным выше. Но в итоге к переломному 1914 году мир выглядел иным, чем полвека назад.
