О том, что происходит на этом участке фундаментальной биологической науки, рассказывает профессор Бостонского университета (США), один из директоров университетского Биотехнологического исследовательского центра Максим ФРАНК-КАМЕНЕЦКИЙ. Вопросы задает специальный корреспондент журнала "Наука и жизнь" Р. СВОРЕНЬ.
- Лет десять назад, а может быть, даже больше наблюдался огромный всплеск газетных публикаций о генной инженерии. О том, что она учится целенаправленно менять определенные участки в молекуле наследственности - в ДНК и на этом пути может очень много сделать для сельского хозяйства и медицины. Через какое-то время интерес газетчиков к этой теме несколько затих, а недавно вновь вспыхнул, но речь уже почему-то идет не о генной инженерии, а о биотехнологии. В чем здесь дело? В чем разница?
- Очень часто разница не более чем в терминах: просто одну и ту же область называют разными словами. Но в действительности эти разные названия и говорят о разном. Генная инженерия - это, по сути дела, набор технических приемов, позволяющих производить в молекуле ДНК определенные изменения. А вот биотехнологией называют всю огромную научную, а теперь уже и индустриальную, область, которая занимается и детальным изучением самой ДНК, и ее работой в организме человека и животных или в растениях, и техникой осуществления нужных изменений в этой главной молекуле всего живого, и, наконец, практическим использованием этих изменений: освоением новых методов диагностики и лечения, производством новых лекарственных препаратов, улучшением видов сельскохозяйственных животных и растений. Сегодня биотехнология - это наука, промышленность и многомиллиардный бизнес, в том числе и в медицинской сфере.
- Вы упомянули технические приемы реконструкции ДНК. Позвольте воспользоваться случаем и спросить о том, что для меня всегда было непонятным: на какой технике основана вся эта молекулярная хирургия? Как удается вырезать из молекулы ДНК совершенно определенную ее часть и вшить на ее место новую? Как можно точно собрать эту задуманную вами новую часть молекулы из отдельных атомов? И как контролировать эти процессы, чтобы не допустить трагической ошибки? Ведь это все-таки молекула наследственности...
- Объяснить непросто, но давайте попробуем. Для начала напомню, что в описании процессов и объектов химики широко пользуются сокращениями, аббревиатурами: иначе просто утонешь в бесконечно длинных названиях. Так, загадочное ДНК, как вам известно, это просто сокращение длинного чисто химического названия "дезоксирибонуклеиновая кислота", точно так же всем известную углекислоту можно было бы называть УК или лимонную - ЛК. Четверку небольших атомных блоков - аденин, гуанин, тимин и цитозин, - из которых собрана ДНК, также принято называть сокращенно - А, Г, Т, Ц. Не хочется вводить в нашу беседу еще один термин, но придется. Все эти четыре типа блоков называются нуклеотидами.
Еще одно напоминание - блоки А, Г, Т, Ц, в разных комбинациях соединяясь друг с другом, образуют длинную полимерную нить. Две такие идущие рядом нити, скрепленные одна с другой перемычками и свившиеся в двойную спираль, - это и есть молекула ДНК. Обе нити по длине совершенно одинаковы, в каждой в зависимости от вида ДНК могут быть сотни тысяч и даже миллионы блоков-нуклеотидов. Блоки соединяются в нить в полном, казалось бы, беспорядке, скажем, АЦЦТАГАЦАТТТАГГЦТ и так далее. Но на самом деле порядок в цепочке абсолютный, как в тщательно проверенных строчках книги. Именно он, порядок чередования нуклеотидов, и определяет ту наследственную информацию, которая записана в ДНК и вместе с ней передается из поколения в поколение.
По информации, записанной в ДНК, в частности в клетке, будут подбираться и соединяться в сложнейшую конструкцию блоки белковых молекул. И так по удивительному молекулярному "чертежу", именуемому двойной спиралью ДНК, строится весь организм.
- Можно ли как-то количественно оценить этот "чертеж"? Насколько он подробный, детальный?
- В двойной спирали записано так много информации, что если взять 23 молекулы ДНК, образующие полный наследственный "чертеж" человека, и если каждый нуклеотид в этом наборе представить просто одной буквой его условного обозначения, то получится миллион страниц текста, то есть несколько тысяч достаточно толстых книжек. Заметьте - то, что в этом сравнении представлено одной буквой, то есть нуклеотид, в действительности есть довольно сложный химический блок из нескольких десятков атомов. Удивительно вот что: на кодирование белков, то есть на описание всего, из чего сделан организм, приходится лишь 5 процентов всей информации, записанной в ДНК.
- О чем же тогда рассказывают остальные 95 процентов "чертежа"?
- Пока это большая загадка, предполагают, что там просто скопился "мусор", остававшийся в процессе долгой эволюции, начиная чуть ли не с бактерий. Пользуясь моментом, напомню еще два термина: участок ДНК, в котором записано устройство одного из многочисленных белков организма, - это ген, а все гены какого-либо организма - это его геном.
А сейчас, после вынужденного предисловия, попытаюсь ответить на ваш вопрос о технических приемах.
На рисунке 1 представлена структура маленького фрагмента длинной двойной нити молекулы наследственности - ДНК, дезоксирибонуклеиновой кислоты. В этой главной молекуле всего живого четыре химических блока - четыре азотистых основания: аденин (А), гуанин (Г), тимин (Т) и цитозин (Ц). Они чередуются в разных комбинациях, и по этому коду, строго узаконенному для всей живой природы, в клетке подбираются необходимые последовательности других химических блоков - аминокислот. А из них, из 20 типов аминокислот, собираются тысячи и тысячи типов белковых молекул. Именно они определяют сложность и совершенство живого организма, удивительное многообразие протекающих в нем процессов.
Этот рисунок из нынешнего школьного учебника еще каких-то сорок лет назад был не более чем гипотезой. Ее экспериментальное подтверждение и разгадка генетического кода стали поворотом как в фундаментальной биологической науке, так и в практике наших взаимодействий с живой природой. Человек научился читать генетический код, раскрывая при этом, в частности, механизмы заболеваний и прокладывая новые пути борьбы с ними.
Если отвлечься от подробностей, которые, кстати, тоже очень важны и интересны, то можно сказать, что вся, как вы ее назвали, "молекулярная хирургия" основана на трех замечательных научных изобретениях. Они все были сделаны в последние десятилетия и все отмечены Нобелевскими премиями.
Изобретение первое. Примерно 35 лет назад Гар Гобинд Корана, работая, кстати, в Бостоне, в Массачусетском технологическом институте, научился синтезировать куски ДНК с желаемой последовательностью блоков-нуклеотидов. Проще говоря, он научился записывать в куске молекулярной нити необходимую наследственную информацию - конструировать искусственный ген.
- Каким же микроинструментом он вставлял в свою искусственную нить и сшивал нужные ему атомные блоки - нужные нуклеотиды? Ведь это же работа для Левши - соединять нуклеотиды поштучно...
- Никто, конечно, атомы пинцетом не берет и в цепочку их не вклеивает, наращивание полимерной цепи происходит в пробирке, причем сразу с большим количеством полимерных цепочек. В упрощенном виде все выглядит так. В пробирку заливают раствор химического соединения с, так сказать, открытым первым нуклеотидом нужной вам цепочки, с Т, например. Затем в пробирку добавляется раствор следующего нуклеотида, допустим, Ц, он соединяется с первым нуклеотидом Т, и получается двухзвенный участок нити - ТЦ. После этого все оставшиеся свободные нуклеотиды из раствора отмываются, в него добавляется третий нуклеотид, предположим, А, и получается уже трехзвенный участок - ТЦА. Опять отмывка остатков, добавление нового нужного нуклеотида, и так до тех пор, пока не будет собрана вся задуманная цепочка.
- Как все гениальное ошеломляюще просто. Но сам процесс, видимо, сложный и очень долгий...
- Ситуация типичная для нашего времени: великое изобретение стало рядовой технологией. Сегодня в исследовательских лабораториях уже никто сам не синтезирует для себя нужные куски ДНК. Их заказывают в специализированных фирмах, которые используют полностью автоматизированные промышленные синтезаторы. Так что любые нужные цепочки нуклеотидов синтезируются сейчас без участия людей - автоматами, роботами. Заказы выполняются быстро, и стоит все это недорого.
- Любопытно, сколько же? Хотя бы порядок величины...
- Примерно 30 центов за нуклеотид, то есть несколько долларов за участок гена, чаще всего нужный в лаборатории - за так называемый праймер длиной в несколько десятков нуклеотидов.
- Так и бриллианты скоро начнут продавать по доллару за килограмм...
- Второе изобретение сделал английский химик Фредерик Сенгер, кстати, единственный, кто получил две Нобелевские премии по химии: в 1958 году - за секвенирование белков и через двадцать с лишним лет - за секвенирование ДНК. За этим термином - "секвенирование" - стоит чрезвычайно важная процедура: точное определение места конкретных "типовых" блоков в полимерной нити белка или нуклеиновой кислоты. Иными словами, секвенирование позволяет составить своего рода карту большой молекулы - точно определить последовательность ее основных блоков, в частности последовательность нуклеотидов в нити ДНК. Сам термин "секвенирование" происходит от латинского sequor - следовать.
- А как проводится секвенирование?
- Операция непростая, многоступенчатая, но в двух словах выглядит она так. В пробирке идет нормальный синтез полимерных нитей ДНК и в какой-то момент его останавливают, причем так, что известен тип нуклеотида, оказавшийся на конце, - А, Г, Т или Ц. Затем получившиеся отрезки нити давно известным способом собирают в группы, в которые входят полимеры одной и той же длины, и, наконец, с помощью точных лазерных приборов измеряют эту длину. Вот и все - теперь вы знаете концевой нуклеотид в отрезках разной длины и знаете, на каком расстоянии от начала полимерной нити этот нуклеотид находится. Иными словами, вы знаете последовательность нуклеотидов. Это, конечно, недопустимо упрощенное описание, имеющее целью не более чем пояснить суть дела...
- Неужели все эти тонкие операции тоже автоматизированы?
- Именно так. Я вам сейчас прямо у нас в лаборатории покажу автомат, выполняющий секвенирование, - он не больше телевизора.
Рисунок 2.Упрощенная схема ПЦР - полимеразной цепной реакции, позволяющей получать практически неограниченное количество копий любого участка ДНК. В пробирку помещают пробу ДНК (а) и вместе с ней так называемые праймеры, или затравки, заранее подготовленные синтетические кусочки одной нити ДНК, точно совпадающие по строению с концами того отрезка ДНК (гена), который надо размножить. Кроме того, в раствор добавляют нуклеотиды - строительные блоки ДНК и фермент полимеразу. Раствор нагревают до 95°С, и нити ДНК расходятся (б). Смесь охлаждают до 50-65°С, тогда праймеры прикрепляются к своим участкам ДНК на каждой нити (в). Температуру поднимают до 72°С, и полимераза начинает присоединять к праймеру нужные нуклеотиды из раствора, пользуясь нитью ДНК как шаблоном (г). Получается точная копия участка ДНК от одного праймера до другого, то есть вместо одной двойной нити ДНК две такие нити (д). Цикл изменения температуры можно повторять сколько угодно (он занимает несколько минут), и каждый раз число нитей ДНК удваивается. Через 30 циклов мы получаем около миллиарда копий нужного гена.
И, наконец, третье великое изобретение, оно сокращенно называется ПЦР, и сделал его американец Кари Мулис сравнительно недавно, лет пятнадцать назад. Он буквально совершил переворот как в самой биотехнологии, так и в некоторых областях от нее, казалось бы, далеких.
- Например...
- Например, в криминалистике. Аббревиатура ПЦР расшифровывается, как полимеразная цепная реакция. Суть процесса в том, что, начав с одного-единственного фрагмента ДНК, вы копируете его и увеличиваете количество копий именно в режиме цепной реакции: после первого цикла у вас уже есть 2 фрагмента, после второго цикла - 4, после третьего - 8, после четвертого - 16, затем 32, 64, 128, 256... С каждым циклом происходит удвоение числа копий, и после двадцати циклов счет уже идет на миллионы, а после тридцати - на миллиарды. Цикл длится считанные минуты и сводится к определенному изменению температурного режима в очень небольшом химическом реакторе. Здесь в растворе в достаточном количестве находятся все нужные компоненты синтеза, прежде всего, нуклеотиды А, Г, Т и Ц, а также проведены тонкие подготовительные химические операции для того, чтобы с каждого готового отрезка ДНК тут же снималась точная копия, затем с этой копии - снова копия, в этом и состоит разветвленная цепная реакция.
- И как это связано с криминалистикой?
- Самым непосредственным образом. Даже единичные фрагменты одной-единственной молекулы ДНК, оставшиеся на месте преступления, с помощью ПЦР удается размножить и получить количество, пригодное для анализа. И тогда обнаруженную ДНК можно сравнить с ДНК предполагаемого преступника - одной молекулы для этого было совершенно недостаточно. Кстати, уже немало людей выпущено из тюрьмы после того, как ПЦР помогла провести генетическую экспертизу и доказать их невиновность. С помощью ПЦР удалось сделать достаточно уверенное заключение об истинности останков царской семьи. Наконец, на ПЦР опирается ряд экзотических проектов, таких, скажем, как воссоздание живого мамонта либо динозавра или даже (страшно подумать!) неандертальца по их ископаемым останкам, в которых есть фрагменты ДНК.
Но даже без этой экзотики ПЦР уже внесла решающий вклад в реализацию ряда фантастических проектов.
- Что вы имеете в виду?
- Это изобретение, в частности, позволило взяться за грандиозную и еще недавно совершенно нереальную работу - расшифровать полный геном человека. Уже одна нитка ДНК расшифрована полностью, всего, как уже говорилось, их 23 в полном наборе хромосом, но работа идет очень быстро, в этом году она, скорее всего, будет закончена. И тогда мы точно узнаем все, что записано в нашем главном "чертеже", а, значит, биологи, биохимики, медики получат возможность изучать его в деталях, открывая неизвестные механизмы заболеваний и новые возможности их лечения. Такая работа, кстати, уже ведется, и есть результаты.
Рисунок 3.Упрощенная схема одного из методов секвенирования - определения последовательности нуклеотидов в нити ДНК. Размноженные с помощью ПЦР одинаковые отрезки ДНК (гены) снова превращают путем нагревания из двойных в одинарные, разливают по четырем пробиркам и в каждую добавляют один из четырех типов ферментов, каждый из которых разрезает нить ДНК в том месте, где стоит один из четырех блоков-нуклеотидов: А, Г, Т или Ц. В пробирках накапливаются отрезки ДНК разной длины, но все оканчивающиеся на тот или иной нуклеотид. Методом электрофореза содержимое пробирок сортируют по длине и точно измеряют длину каждой образовавшейся группы. А поскольку в каждой пробирке длина отрезков самая разная, то фактически измеряется расстояние от начала отрезка до того или иного нуклеотида. Суммируя эти данные, можно воссоздать последовательность нуклеотидов в нити ДНК, то есть в гене.
- Хотелось бы узнать хоть что-нибудь об этих результатах. Например, о конкретных новых возможностях врачевания, связанных с расшифровкой ДНК человека...
- Примеров немало, особенно в сфере наследственных болезней или предрасположенности к тем либо иным заболеваниям. Так, скажем, у некоторых людей существует несколько пониженная сопротивляемость возникновению опухолей кишечника, что явно отражено в определенном участке генома. Поэтому изучается возможность достаточно простыми методами детально исследовать соответствующий участок ДНК у определенных групп пациентов и при необходимости принимать предупредительные меры.
Наряду с такими поисковыми исследованиями союз биотехнологии и медицины дал уже немало реальных практических результатов, причем не только одобренных всеми контрольными ведомствами, но и получивших широкое распространение в медицинской практике.
Рисунок 4.Сейчас оба эти процесса выполняют автоматы - и полимеразную цепную реакцию (фото вверху), и секвенирование (фото внизу). В солидных лабораториях эти автоматы стоят десятками, что сильно ускоряет чтение наследственной информации.
- Расскажите, пожалуйста, об этом подробнее. Очень может быть, что многие из нас уже пользуются достижениями биотехнологии, даже не подозревая об этом и напоминая тем самым известного мольеровского героя, который не знал, что всю жизнь говорит прозой.
- Первое, что приходит на ум, - это искусственный белок инсулин, неотличимо такой же, какой вырабатывается в нашем организме. Думаю, что слово "искусственный" применяется в данном случае весьма условно, оно отражает лишь способ получения. Этот способ уже давно стал классикой биотехнологии: с ДНК человека снимают слепок гена, который содержит описание инсулина, затем полученный таким образом участок ДНК размножают и "вшивают" в молекулу наследственности определенных микроорганизмов. Они, подобно микроскопическим химическим комбинатам, и вырабатывают нужный нам белок, в данном случае - искусственный человеческий инсулин. Им сейчас пользуются миллионы диабетиков, у которых другие виды инсулина вызывают аллергию.
Нельзя не вспомнить получаемый биотехнологическими методами искусственный гормон роста человека. Из-за того, что этот гормон не вырабатывается в организме, человек не растет, появляются карлики, лилипуты. Сейчас этой проблемы практически нет, ее решил вводимый в организм искусственный гормон. Нужно подчеркнуть - речь идет именно об искусственном человеческом гормоне роста. Никакие естественные его заменители, например гормоны роста каких-либо животных, вместо данного человеческого гормона не работают. В отличие, скажем, от свиного инсулина - его успешно принимают миллионы диабетиков, если у них при этом не возникает аллергии.
Очень интересен получаемый методами биотехнологии известный белок интерферон. Его организм использует для борьбы с некоторыми вирусными инфекциями, прежде всего, с гриппом. Интерферон - это особое вещество, не во всем еще понятное, оно как бы дополняет основное защитное средство организма - иммунитет. Применяя искусственный интерферон, удалось выявить еще одну его удивительную "профессию": он каким-то образом приостанавливает развитие рассеянного склероза, болезни, против которой еще недавно не было реально действующих средств.
Еще один пример. Методами биотехнологии удалось выделить соответствующие гены и осуществить синтез белков, которые стимулируют и тормозят рост кровеносных сосудов. Ясно, что первый из них работает тогда, когда ребенок растет и сосуды должны удлиняться и расширяться. И вот оказалось, что у этого белка может быть и другая важная функция: способствуя устойчивому расширению сосудов, он дает положительный эффект при инфарктах. Но это еще не все - профессор Джуда Фоллман из Гарварда показал, что белок, сдерживающий рост сосудов, может быть эффективным противоопухолевым средством. Потому что с ростом опухоли растут и ее сосуды, а если приостановить их рост - опухоль расти не сможет. В то же время для остальных сосудов белок этот не опасен: у взрослого человека сосуды уже не растут, кроме, конечно, случая заживления ран. Соответствующие лекарственные средства сейчас проходят испытания.
Одним словом, биотехнология передала медицине достаточно много препаратов, некоторые из них вытесняют традиционные медикаменты, другие еще только ведут соревнование с ними, третьи их дополняют. Можно вспомнить препарат, который в дополнение к гепарину противодействует агрегации тромбоцитов, препятствует образованию тромбов. Есть препарат, который представляет собой не встречающееся в природе объединение двух белков - рецептора и антитела. Препарат используется вместо не всегда безвредных стероидов при лечении артритов.
Биотехнологические фирмы успех того или иного лекарственного препарата оценивают по объему продаж. Для интерферона этот успех сейчас превышает миллиард долларов в год, многие другие препараты уже преодолели порог в полмиллиарда.
После короткого перечисления того, что пришло на память, у меня появилось опасение, как бы читатели не подумали, что вклад биотехнологии в медицину - это всего лишь новые способы разработки и производства лекарств. Новые лекарства - это, разумеется, огромный вклад, но главная сила биотехнологии в другом. Она в принципе меняет подход к лекарственному воздействию на болезнь и на больного: детально изучаются все молекулярные механизмы заболевания и создаются такие же молекулярные средства, чтобы его остановить или предотвратить.
- Например...
- Нет лучшего примера, чем вирусные инфекции. Ведь у нас никогда не было лекарственных препаратов, которые, так сказать, прямым попаданием разрушают вирус. Или опять-таки прямым воздействием останавливают его быстрое размножение в организме.
- Вы говорите, что нет противовирусных средств, а как же прививки? Например, против оспы? Это ведь тоже вирусное заболевание...
- Здесь совсем другое дело, здесь мы просто помогаем организму, готовим его к борьбе с вирусом, нацеливаем на вирус грозную силу иммунитета. Но разрушать вирусы каким-либо лекарством так, как антибиотик разрушает бактерии, мы не умеем. Точнее, не умели, пока биотехнология не начала менять ситуацию. Одной из первых ее мишеней стал вирус СПИДа, против которого, как известно, иммунитет бессилен: этот вирус просто разрушает иммунную систему. Сегодня методами биотехнологии уже удалось нащупать препараты, которые помогают и сам вирус СПИДа разрушать, и, что особенно важно, блокировать его "главный чертеж", то есть приостанавливать размножение.
- И есть уже какие-то практические результаты?
- Мне кажется, очень убедительные: в основном благодаря новым методам лечения только за последний год в штате Массачусетс на 60 процентов снизилась смертность от этой вирусной болезни.
Другую возможность, открытую биотехнологией, очень хочется назвать персональной медициной. Сегодня мы принимаем лекарства, разработанные и испытанные в расчете на среднего человека. Но совсем иной результат может быть, если, изучив определенный участок генома данного конкретного пациента, давать ему препараты, рассчитанные персонально на него. Работа в этой сфере, конечно, предстоит огромная - очень много еще неясного в тонких механизмах нашего нормального, здорового существования и тем более в бессчетных его нарушениях. И все же не считайте персональную медицину далекой и тем более несбыточной мечтой: сегодня методы биотехнологии уже осваиваются в ряде клиник и, более того, уже есть первые обнадеживающие результаты.
Рисунок 5.Хромосомный набор человека состоит из 23 пар хромосом. Строение одной из них - 22-й - уже расшифровано полностью. Ниже на схеме показано расположение генов на ней.
- Вы хотите сказать, что под влиянием биотехнологии уже сегодня зарождается медицина будущего?
- Стопроцентно...
- В самом начале вы буквально двумя словами упомянули об успехах биотехнологии в аграрной сфере. Какие достижения здесь вы считаете наиболее значительными?
- Это сравнительно далекая от меня область, но некоторые ее достижения общеизвестны. Реконструируя молекулы наследственности сельскохозяйственных растений, биотехнология создала у них новые качества. Например, повысила морозоустойчивость, сделала нечувствительными к химикатам, которыми воздействуют на сорняки, создала устойчивую защищенность от самых разных болезней, часто сводивших на нет весь труд земледельца. Причем все это не какие-то лабораторные успехи - сегодня треть всей сельскохозяйственной продукции, а может быть, и больше, получают от сортов, сконструированных с помощью биотехнологии. Раздаются даже голоса, призывающие притормозить прогресс в этой области и более тщательно продумать ограничения, которые предотвратят несанкционированную передачу новых наследственных признаков растениям, так сказать, дикой природы.
- Когда говорят о будущем биотехнологии, то, как правило, называют именно те экзотические проекты, о которых вы упоминали: мамонт, динозавр, пещерный человек, конвейерное размножение домашних животных. Существуют, видимо, более прозаические, но в то же время не менее важные для человечества "задания на завтра". Какое из них вы лично поставили бы на первое место?
- Без каких-либо претензий на раздачу первых мест, хочу назвать одну весьма важную задачу: нужно готовиться к исчезновению антибиотиков. Уже много лет мы наблюдаем, как каждый новый антибиотик постепенно становится неэффективным: бактерии в результате мутаций и отбора приспосабливаются к нему, и выглядит это очень просто - в живых остаются только те их штаммы, на которые данный антибиотик не действует. С этим, кстати, связаны отмеченные в некоторых странах вспышки тяжелых заболеваний, прежде всего, туберкулеза. В будущем проблема должна усугубиться: число возможных антибиотиков хоть и велико, но не беспредельно, и может наступить момент, когда медицина останется без этого мощнейшего антибактериального оружия. Биотехнология, думается, могла бы найти решение проблемы, но дело это не быстрое и начинать нужно уже сегодня. Если решение будет найдено раньше критического срока - тем лучше, антибиотикам не помешает неуязвимый союзник, действующий против общего врага.
- Вы связаны с биотехнологией чуть ли не с самого ее становления. Какое из событий в этой области представляется вам особо важным, особо перспективным?
- Мне действительно посчастливилось быть современником практически всех выдающихся научных достижений в нашей области. Но из числа особо важных хотелось бы назвать событие, которое лежит вне научной сферы. Это перелом, который произошел во взглядах крупных химических, медицинских, сельскохозяйственных и иных компаний на возможности биотехнологии. В какой-то момент они поняли, что в тихих университетских лабораториях на сравнительно небольшие деньги налогоплательщиков и меценатов сделаны чисто научные открытия, которые могут дать начало совершенно новым массовым и высокоприбыльным технологиям. Поняв это, крупный бизнес начал вкладывать в биотехнологию огромные деньги, стали создаваться новые фирмы, стали осваивать новую тематику мощнейшие промышленные ветераны. Судя по всему, сегодня биотехнологию двигает вперед экономический мотор мощностью в несколько триллионов долларов. И самое главное - фирмы стали создавать у себя мощнейшие научные центры, и резко усилилась научная база биотехнологии, ее возможности изучать, исследовать, открывать новое.
Уже сегодня рядовой человек, как говорится, человек с улицы, чувствует результаты этого "великого перелома". Завтра они будут еще во много раз значительнее. События разворачиваются настолько быстро, что подчас и у профессионала просто не хватает воображения, чтобы, думая о возможностях биотехнологии, представить себе даже сравнительно близкие ее перспективы.
