Первая берестяная грамота была обнаружена в Новгороде Великом в 1951 году, и с тех пор исписанные кусочки бересты стали самыми ценными археологическими находками (см. "Наука и жизнь" № 5, 1964 г.; № 2, 1965 г.; № 3, 1982 г.).
В прошлом году на основном объекте Новгородской экспедиции - Троицком раскопе - вскрывались культурные напластования второй половины XII века. И хотя из-за дождей было выполнено вчетверо меньше того, что планировалось, раскоп подарил археологам три берестяные грамоты (№№ 951, 952 и 953). Две из них дошли до нас в небольших фрагментах, но одна (№ 952) сохранилась полностью. Письмо в шесть строк повествует о драматической ситуации, в которой оказались новгородские купцы, отправившиеся с товарами в другие города.
Текст грамоты: "От Радъка къ отьцьви покланяние. Товарьць есьмо посълаль Смольньскоу. А Поутилоу ти оубили. А хотять ны яти въ Фому съ Вяцыпькою, а мълъвя: "заплатите четыри съта гривьнъ или а зовите Фому семо. Пакы ли да въсадимо вы въ погрьбо". И покланя[ю ти ся]ние от Вяцьшьке къ Лазорьви. Послаль есмь конь юковоуцько, а самь семь доспель". Перевод: "От Радка поклон отцу. Товарец я послал в Смоленск. А Путилу-то убили. А нас с Вячешкой хотят арестовать за Фому, говоря: "Заплатите четыреста гривен или же зовите сюда Фому. Если же нет, то всадим вас в погреб". И поклон от Вячешки Лазорю. Я послал коня вьючного, а сам приготовился".
Грамота состоит как бы из двух писем, одно из которых написал Радко отцу, другое - его компаньон Вячешко Лазарю. Поскольку оба письма написаны одним и тем же почерком на одном листе бересты, очевидно, что отца Радки звали Лазорь, коль скоро второе письмо обращено к нему. Заметим, что первое письмо Радко кончалось этикетной формулой: "И покланяютися", то есть "кланяюсь тебе". Однако у Вячешки возникла необходимость сообщить свою информацию, и поэтому заключительная формула первого письма была переделана в начало второго. Пишущий письмо (скорее всего, Радко) аккуратно зачеркнул лишние буквы и переделал, таким образом, "покланяютися" на "покланяние".
Большую трудность вызвало слово "юковоуцько", которое впервые встречено не только в берестяной переписке, но в любых иных древнерусских текстах. Поначалу даже было трудно разделить в этом месте текст грамоты на слова. При чтении тщательно проверялось начертание каждой буквы. И только благодаря усилиям академика А. А. Зализняка слово "юковоуцько" удалось расшифровать. Оказалось, что оно состоит из двух частей: "юко" (в древнерусских текстах "вьюк") и "воуцько", что значит "привычный". Следовательно, словом "юковоуцько" называли вьючного коня.
Итак, в грамоте № 952 речь идет о том, что новгородским купцам Радке и Вячешке (поначалу купцов было по крайней мере трое, но Путилу по дороге убили), прибывшим торговать в город N, грозят "рубежом" за вину некоего новгородца Фомы, задолжавшего громадную сумму в 400 гривен.
Гривна - денежно-весовая и денежно-счетная единица в Древней Руси. В XII веке различались "гривна серебра" (около 204 г) - серебро в монетах, ломе или слитках и "гривна кун" - денежно-счетная единица около 51 г. Долг Фомы, в зависимости от того, в каких кунах он выражается, был не менее 20 кг серебра, а может быть, даже 80 кг.
Акция "рубежа", широко применявшаяся в средневековой торговой практике, заключалась в конфискации имущества (товара) у провинившихся купцов. При этом "рубеж" мог быть прямым и косвенным. В первом случае он применялся к непосредственному должнику, у которого истец конфисковывал его товар (или имущество) чаще всего в счет долга, но, возможно, и за какую-то иную провинность.
При отсутствии непосредственного должника конфискация производилась у третьих лиц (косвенный "рубеж"). Подобная ситуация зафиксирована в берестяной грамоте № 246 (XI в.), найденной еще в 1957 году. Ее автор Жировит (житель Смоленска или Полоцка) грозит своему адресату, новгородцу Стояну, конфисковать в счет его многолетнего долга имущество знатнейшего новгородского купца, находящегося в городе, где живет Жировит ("хоцоу ти выроути в тя лоуцьшаго новъгорожянина"). В отличие от прямого косвенный "рубеж" выражался в предложной грамматической форме, то есть всегда указывалось, из-за кого или за чью вину конфисковывался товар (...в тя - за тебя).
В грамоте № 952 мы имеем дело с косвенным "рубежом", когда за вину новгородца Фомы хотят арестовать других новгородских купцов. Интересно отметить, что всякий раз упоминание "рубежа" в берестяных грамотах связано не с уже совершившимся действием, а только с его угрозой.
Грамота № 952 свидетельствует о торговле Новгорода с древнерусскими городами. К настоящему времени известно шестнадцать берестяных грамот, датированных XI - началом XIII века, в которых упоминаются одиннадцать городских центров Руси: Киев, Смоленск, Псков, Полоцк, Суздаль, Переславль южный, Луки, Кучков (Москва), Ростов, Ярославль, Углич. Большинство этих грамот датировано XII веком. В грамотах рассказывается о торговых поездках и связанных с ними денежных расчетах.
К XIII веку относятся более 160 грамот, и только в двух упоминаются древнерусские города, да и то в связи с военными делами. Что касается берестяных грамот XIV-XV веков, которых насчитывается более 300, ни в одной из них нет упоминаний городских центров Руси за пределами Новгородской земли. Вместе с тем в их числе более сорока документов с топонимами Новгородской земли.
Из анализа "топонимических" грамот очевидно, что активные торговые и иные связи Новгорода с древнерусскими городами были характерны для раннего периода новгородской истории. В XIII веке из-за монгольского нашествия, разрушившего многие древнерусские центры, межгородские связи слабеют, а в XIV-XV веках и вовсе перестают играть сколько-нибудь существенную роль в новгородской экономике. В это время основные внешнеполитические и торговые интересы Новгорода устремлены на Запад.
Порадовала новыми находками берестяных грамот и Старая Русса. В этом городе, находящемся в сотне километров к югу от Новгорода, раскопки начались в 1966 году. В последние годы ими руководит Е. В. Торопова. В истекшем сезоне в Старой Руссе обнаружены берестяные грамоты №№ 39 и 40.
В 2004 году исследовались культурные напластования второй половины XIV столетия. К этому времени относятся и оба берестяных письма, которые, как это очевидно из их текстов, присланы в Руссу из Новгорода.
Грамота № 39 в переводе звучит так: "Поклон от Григория Ермоле и Озекею. Я послал тебе шесть бочек вина - как палец хватит, так что ты это хорошенько проверь. А продай как и те. Если же по той же цене продал, то полученное отошли. А моим ребятам денег не давай - пошли вместе с долгом".
Перед нами еще одна купеческая операция. Новгородский купец Григорий - очевидный участник торговли с ганзейцами: именно они были главными поставщиками в Новгород фряжских и иных вин. Контрагентами (если говорить современным языком) Григория были купцы из Руссы Ермола и Озекей (Иезекиил), которым для перепродажи Григорий уже отправлял партию вина. Отправляя еще шесть бочек, он ждет получения выручки вместе с прежним долгом. Автор письма не очень доверяет "ребятам", которым поручил отвезти в Руссу вино. "Ребята" по дороге могут часть товара продать в свою пользу, поэтому Григорий советует получателям измерить пальцем уровень вина в бочках: если палец его достанет, то все в порядке. Но денег за товар с этими "ребятами" посылать не стоит.
Грамота № 40 в переводе звучит так: "Поклон от Оксиньи и Ананьи к Родиону и сестре моей Татьяне. Пойдите в город к этому воскресенью. Мне предстоит отдавать дочь, а сестре моей приставничать. А я господину своему Родиону и своей сестре много кланяюсь".
Речь здесь идет о предстоящей в ближайшее воскресенье в Новгороде свадьбе дочери Оксиньи и ее мужа Ананьи. Родители невесты ждут дорогих гостей из Руссы - сестру Оксиньи Татьяну и ее мужа Родиона. По традиционному обычаю организации русской свадьбы родители невесты и жениха не могли руководить свадебным обрядом, в том числе и свадебным столом. Эта почетная обязанность возлагалась на кого-либо из ближайших родственников. В данном случае выбор пал на тетку невесты - Татьяну, которая приглашается "приставничать", то есть руководить свадьбой.
Все эти грамоты знакомят нас с живыми деталями древнерусского быта, почти не известными из традиционных письменных источников средневекового Новгорода.
