В Копетдаг, горный район в южной части Туркменистана, нас - сотрудников Института проблем экологии и эволюции им. А. Н. Северцова - привели чрезвычайно интересные обстоятельства. Мы пытались отыскать гибридную популяцию горных ящериц, и эти поиски продолжались на протяжении 15 лет.
Господствующая сегодня биологическая концепция вида считает главной его характеристикой генетическую замкнутость. Однако существуют многочисленные данные о том, что у разных животных существуют процветающие гибридные популяции. А это значит, что эволюционные процессы не остались в прошлом, а происходят в настоящее время на наших глазах, пусть и в ограниченном масштабе.
В течение нескольких лет модельным объектом для изучения ситуаций, при которых возможно гибридное образование видов, служили серебристые чайки. Но нам хотелось расширить спектр исследований. Поэтому весной 1981 года, после окончания полевых работ на Каспии, мы решили съездить на неделю в Сюнт-Хасардагский заповедник в Копетдаге и понаблюдать за кавказскими агамами, весьма многочисленными ящерицами горно-пустынных районов. Они принадлежат к обширному семейству Агамовых - Agamidae, включающему в себя десятки видов. Несколько видов агам обитают в горах Кавказа, Малой и Средней Азии.
Кавказская агама относится к роду горных, или кольцехвостых (из-за строения чешуйчатых покровов хвоста), агам - Laudakia. Это крупная, длиной до 35 см (с хвостом), хорошо заметная ящерица. В теплые солнечные дни с ранней весны и до поздней осени агамы регулярно попадаются на глаза, оживляя зачастую довольно унылый пейзаж. Их силуэты издали видны на верхушках крупных валунов, возвышающихся на каменистых осыпях, или по кромкам скальных обрывов. Весной в некоторых местах одновременно можно увидеть более десятка животных. Многочисленные и приметные кавказские агамы показались нам весьма привлекательным объектом для изучения. В горах Средней Азии обитают и другие горные агамы, что в перспективе давало возможность провести сравнительные исследования близких видов в зоне контакта.
Среди изолирующих механизмов, поддерживающих целостность вида, важное место занимает поведение. Начали мы с изучения индивидуального и социального поведения кавказских агам. У нас было несколько стационарных площадок, на которых мы метили ящериц. Индивидуальные метки позволяли прослеживать в течение нескольких лет биографии конкретных животных и получать необычайно интересные сведения об их биологии и образе жизни.
Отлавливая меченых животных, мы выяснили, что кавказские агамы - долгожители: некоторые особи доживают до 13-14 лет, хотя средний возраст составляет 6-8 лет. Большинство животных имеют постоянные индивидуальные участки и не меняют их в течение всей жизни. Самцы, не имеющие собственной территории, остаются холостыми. Самки живут на территории своего самца и пассивно входят в его семейную группу, в которой может быть до четырех самок. Семейные узы у кавказских агам прочные, основанные на территориальном консерватизме. Для супругов в семье любого состава характерен периодический тесный телесный контакт, не связанный непосредственно с процессом спаривания. Этот ритуал, наблюдаемый и весной, и летом, и осенью, вероятно, служит для поддержания семейных связей. После зимовки животные возвращаются на свои участки и безошибочно находят их, иногда преодолевая расстояния более километра.
Параллельно с изучением индивидуального и социального поведения кавказской агамы мы занимались и другой задачей - выясняли популяционную структуру и географическую изменчивость вида. Кавказские агамы имеют обширнейший ареал обитания - протяженностью более трех тысяч километров с запада на восток. Территориальный консерватизм и ярко выраженная филопатрия (буквально - любовь к родине) указывали на то, что кавказские агамы представляют собой идеальный объект для популяционно-генетического анализа.
Наиболее эффективный путь исследований географической изменчивости - прижизненное описание морфологических особенностей живых животных (а не музейных коллекций) и непосредственные наблюдения в природе. На 170-километровом участке в долине реки Сумбар с прилежащими районами мы исследовали девять популяций кавказской агамы. Судя по изменчивости размеров, особенностям окраски и строения покровов, популяция кавказских агам в Мешедских песках и в нижнем течении Сумбара сильно отличается от других популяций Кавказа и Копетдага: живущие здесь агамы обладают признаками двух близких видов - кавказской и мелкочешуйчатой.
Мелкочешуйчатые агамы обитают в северном Иране - на недоступной для нас территории. Поэтому мы обратили внимание на горную агаму другого вида - хорасанскую, которая близка к кавказской, но отличается строением покровов и окраской. Хорасанские агамы обитают на холмистых ландшафтах, где в качестве убежищ используют норы песчанок, однако не избегают и каменистых мест.
*
Исследуя географическую изменчивость кавказских агам, мы просматривали в зоологических музеях коллекции, собранные в других местах. Наиболее интересными были образцы, привезенные замечательным русским орнитологом Николаем Алексеевичем Зарудным из экспедиций в Персию в конце XIX - начале XX века и хранящиеся в Зоологическом институте РАН в Санкт-Петербурге.
Зарудный, как настоящий зоолог, коллекционировал не только птиц, а по возможности всех встречавшихся ему животных. Он привез три вида агам - кавказскую, мелкочешуйчатую и хорасанскую. Его коллекции рептилий были описаны виднейшим герпетологом профессором Санкт-Петербургского университета A. M. Никольским. Причем хорасанская агама была впервые описана Никольским именно по сборам Зарудного.
Один из экземпляров, добытый Зарудным в Хорасане, сильно отличался от типового: он сочетал в себе признаки кавказской и хорасанской агам. Никольский описал его как особый подвид хорасанской агамы, но нам показалось, что это может быть гибрид двух видов.
Еще в 40-х годах XX века в Бадхызе, горном плато на юге Туркмении, где, по данным герпетологов, обитают только хорасанские агамы, одна из экспедиций Зоологического музея МГУ под руководством профессора В. Г. Гептнера нашла кавказских агам. Ho затем этих агам признали хорасанскими. Просматривая сборы экспедиции, часть из которых, к сожалению, была утеряна, мы обнаружили, что два экземпляра действительно отклоняются в сторону кавказской агамы. Ошибки в определении хорасанских агам случались и позднее. В 50-е годы прошлого века французский ученый Гибе описал новый подвид кавказской агамы, но позже было решено, что это все-таки хорасанская агама. В 1955 году экспедиция Музея естественной истории Гарвардского университета нашла в Пакистане агаму, которую определила как кавказскую, подчеркнув почти полное сходство этой ящерицы с экземпляром Гибе. Вполне вероятно, что экземпляр Гибе сильно уклонялся в сторону кавказской агамы. Мы предположили, что причиной подобных недоразумений может быть гибридное происхождение спорных экземпляров. Однако этот вывод необходимо было подкрепить фактами симбиотопии - нахождения особей обоих видов на одной территории. Искать места совместного проживания хорасанской и кавказской агам мы решили именно в Бадхызе.
*
Попасть в Бадхызский заповедник можно или с запада на машине через Серахс - город, который находится на границе с Ираном, или с востока через Кушку - самую южную точку бывшего Советского Союза. До Кушки идет железная дорога, и весь путь занимает четверо суток. Можно еще лететь самолетом до Ашхабада, затем местным рейсом в Мары, а дальше все равно поездом. С нашим немалым багажом делать пересадки просто нереально, поэтому садимся в поезд в Москве. На самом деле дорога должна занимать трое суток, но вагон, идущий до Кушки, 23 часа стоит на станции Мары, дожидаясь состава, который повезет его дальше на юг.
Управление Бадхызского заповедника находится в Моргуновке - это последняя станция перед Кушкой. Отсюда мы едем на машине в горы, на кордон Акар-Чешме.
На кордоне живет прелестная пятилетняя девочка - Нургазель. Она уже печет хлеб вместе со взрослыми женщинами, самостоятельно прилепляя лепешку к стенкам глиняной печи-тандыра. Подходит ко мне, блестя глазами и кольцами с цветными стеклышками. Девчушка не понимает по-русски, но я, как могу, высказываю ей свое восхищение - мы обе довольны. Уходит. Поравнявшись с крыльцом, на котором сидят двое моих коллег, мгновенно отворачивает головку, изгибает две унизанные кольцами ручонки - одна на запястье другой - и медленно проплывает. Вспоминаю Чехова: "Она в двенадцать лет уже презирала гадких мужчин". Нургазель всего пять, но это Восток.
Шеф решает поставить лагерь в ближайшем ущелье, примерно в полутора-двух километрах от кордона. Ущелье очень красивое, как и все здесь. Один склон с отдельными валунами покрыт густой, довольно высокой зеленой травой, среди которой стоят фисташки с только что распустившимися бутонами. Внизу узкое сухое каменистое русло, без малейшего намека на воду. С другой стороны голые скалы. Воды нет, и ежедневно мужчины с бидонами ходят на кордон, куда ее привозят более или менее регулярно. Готовим на костре - сухой фисташки достаточно.
Хорасанские агамы могут обитать и на скалах, и в норах грызунов, а кавказские - только в каменистых местах, поэтому я в первую очередь начинаю обходить все небольшие ответвления от основного ущелья, обследую каждый камень - безрезультатно. Рядом с дорогой, ведущей на кордон, песчаный холм, и на нем колония песчанок - но и здесь мои наблюдения бесплодны.
Наконец нашла хорасанских агам в ущелье, примерно в пяти километрах от лагеря, но их очень мало. Полевой сезон практически не дал результатов. К сожалению, такое случается. Но в Бадхызе агамы есть, и, значит, нужно приезжать еще раз и продолжать поиски.
Нам пора возвращаться, а уехать с гор труднее, чем попасть туда - надеяться можно только на случайный транспорт. Выручает московская киногруппа, работавшая в заповеднике. Но им нужно снять еще один сюжет для фильма, и благодаря этому мы попадаем в удивительное место - впадину Ер-Ойлан-Дуз.
В тюркских языках слово "ой" означает "котловина". Ер-Ойлан-Дуз расположена в центре Бадхызско го холмогорья и тянется на 20 км с востока на запад и на 10 км с севера на юг. Она лежит выше уровня моря, но по сравнению с окружающим ландшафтом находится на огромной глубине; окаймляющие ее чашу обрывы-чинки имеют высоту до 400-500 м. Грандиозная картина, которую мы увидели, потрясает, несмотря на страшную жару и усталость. Необычный, почти фантастический ландшафт. С гребня чинка открывается панорама гигантского пространства с причудливыми останцами, черными конусами гор и ослепительными блюдцами озер. Издали их обманчивый блеск обещает влагу. Летом здесь стоит нестерпимая жара - горячий воздух собирается в глубокой котловине и выжигает почти всю растительность. В зимнюю непогоду ледяные ветры внизу не столь сильны, как на плато, и в котловине ищут укрытия многие обитатели Бадхыза. Ер-Ойлан-Дуз часто сравнивают с африканским заповедником Серенгети.
На дне впадины - 42 градуса по Цельсию. Лежим, спрятав головы в тень от единственного хилого куста, а режиссер и кинооператор снимают. Невероятным усилием воли поднимаюсь, чтобы сделать несколько кадров, - может быть, я вижу это в первый и в последний раз. Водное зеркало сохранилось только в центре. Но и оно представляет собой рассол, а основная часть - чистейшая соль, по которой можно ходить, как по льду. Мы не упускаем такой уникальной возможности и делаем несколько шагов по зеркальной соляной глади.
*
Если кавказских агам в Бадхызе все-таки нет, то хорасанские есть наверняка, и мы должны их найти. И не просто найти, а описать поведение и популяционную структуру. Поэтому мы снова едем в Бадхыз.
В этом сезоне мы можем работать здесь не более трех недель, так как должны продолжить ежегодные наблюдения за кавказскими агамами под Красноводском. Там живут меченые ящерицы с известными биографиями, и следить за ними надо регулярно.
Опять едем поездом. В Моргуновке поезд после некоторого раздумья остановился на одну минуту. Мы выпрыгнули, проводник покидал наши вещи, шеф закурил, стоя над рюкзаками, и поезд ушел.
До ворот заповедника нас подбросили грибники на "Москвиче". Сегодня воскресенье, и многие отправились в горы за грибами-говорушками. Нам, привыкшим ходить по грибы осенью в лес, странно видеть весной грибников с корзинами на зеленых безлесных холмах Бадхыза.
Погода меняется быстро. Небо темнеет, и начинается дождь. Очень холодно, местами лежит снег. Директор выделил нам свободный дом, но дверь заперта. Мокли на дожде около часа. Наконец появился завхоз, и дом открыли. В нем две ледяные комнаты. Света нет, газа нет, печка развалилась. Есть железный топчан и стол - металлическая рама на ножках, накрытая доской несколько меньшего размера. Весь день идет дождь, а временами - град, размером от 2 до 12 мм. Бьет очень больно. В доме почти так же холодно, как и на улице, только нет ветра. Кипятим чайник на костре около порога.
Директор обещает назавтра отвезти нас в горы. Продрогшие, в 3 часа дня загружаемся в машину. В кузове мусор от фисташки, которую возили на дрова, три бочки бензина и три газовых баллона. Дождь не прекращается. Садимся на спальники, накрываемся палаткой и едем, постепенно намокая. Реку Кушку вброд переехать нельзя, и приходится делать большой крюк до моста - 35 км, правда, по асфальту. Только после этого съезжаем на дорогу в горы. Меня пересаживают в кабину. Машина еле ползет. Идет снежная крупа, а потом начинают падать хлопья, как на Рождество. Дважды слегка буксовали, а после третьего раза, когда машина не смогла взять подъем, водитель и коллега-зоолог из заповедника решили возвращаться в Моргуновку. Горы белые от снега, облака лежат на земле, опускается туман. На следующий день погода такая же. В арыках смесь снега и воды. Даже когда нет дождя, с крыши капает.
Через день погода улучшилась, и мы наконец добрались до Акар-Чешме. Там, на огромном растоптан ном стоге сена, привезенном, вероятно, для подкормки охраняемых куланов, пасется скот. Скота более сотни голов (крупного рогатого), а овец сосчитать невозможно. Становится понятным, что такое число "тьма".
Начинаем ежедневные поиски. Есть небольшое поселение хорасанских агам в колонии песчанок, но ящериц очень мало. Опять неудача. Нужно перебираться в какое-то другое место, но у нас уже нет времени. В один из дней, возвращаясь с маршрута, набрели на сотенное стадо архаров. Снимали, как всегда - пленку за пленкой. Потом сели отдышаться и передохнуть. Домой пошли верхом, надеясь спуститься в ущелье, где стоял наш первый лагерь. Спустились, но после 20 минут хода поняли, что не туда. Темно. Восходит Луна. Телеобъективом снимаю Луну - как ни странно, получилось хорошо. Шеф поднимается на гору и видит вдали огоньки кордона - мы прошли мимо. В темноте по склону спускаемся на дорогу. Через некоторое время слышим рядом позвякивание колокольчика. Оборачиваемся и видим, что вплотную к нам приближается огромный алабай (среднеазиатская овчарка) и начинает тихонечко рычать.
- Отгони собаку, ты же кинолог!
- Я не кинолог, моя дочь кинолог.
- Все равно, сделай с ней что-нибудь!
(Рррр... динь-динь - Рррр...)
Продолжаем идти с не слишком приятным эскортом. На кордоне лают собаки, из дома выходит хозяин и отгоняет алабая назад в кошару. Мы дома. За нами обещал приехать водитель из Копетдагского заповедника, который был на соседнем кордоне с ловцами джейранов. Но проходят все сроки - а машины нет. Идем на заставу просить помощь у пограничников. Застава в 6 км через горы, за перевалом красные поля маков. Лейтенант обещал завернуть за нами машину, которая будет ехать с соседней заставы в Серахс. В Акар-Чешме в ожидании сидим на вещах. Туркменки с кордона топят баню и зовут меня. Иду в дом за полотенцем и с крыльца вижу подъезжающий ЗИЛ - придется оставаться немытой.
Дорога просто кошмарная - нас подбрасывает до потолка кабины. Но временами совершенно изумительные по красоте, невиданные раньше ландшафты. Это Керлек. В Москве мы часто будем вспоминать о нем. Сюда мы попадем снова через несколько лет. Около очередной заставы подходит пограничник проверить документы. Шофер здоровается: "Привет, а эти, - кивок в нашу сторону, - со мной".
В Серахс приехали около 7 часов вечера. В гостинице мест нет. Выезжаем за город в надежде на попутку в Ашхабад, так как автобус идет только завтра утром. У нас на двоих четыре рюкзака, спальники и кофр с аппаратурой. Поздно, и попуток нет. В кювете около дороги развели костер, вскипятили чай (вода у нас всегда с собой). Начинает накрапывать дождь, и мы переносим вещи под навес.
Вместе с нами ждет попутку молодой туркмен. Он зовет нас в гости к другу, который живет напротив остановки. Шеф пытается проявить твердость, но я быстро поддаюсь на уговоры, и мы идем в дом. Нас поят зеленым чаем, кормят яичницей. Девушка-школьница - родственница хозяина - рисует стенгазету. У нее вырваны все передние зубы, чтобы на их место вставить золотые. Дом весьма состоятельный, хозяин работает на бензоколонке. Есть европейская мебель - диван, гардероб. Но сидим мы, как принято, на полу. Потолок расписан яркими красными и желтыми кольцами по синему фону. В соседней комнате нет ничего, кроме груды одеял и фотографий старших родственников на стенах. Меня уложили спать на диване, шефа - на полу на груде одеял.
Утром в 5.30 нас подняли, напоили чаем, и мы поволокли свой багаж на автостанцию. Хозяин, вызвавшийся помочь, нес мой рюкзак с видимым напряжением.
Около 13 часов приехали в Ашхабад - белый солнечный город. Жара выше 30 градусов, нарядные люди, а мы стоим в центре города грязные, пыльные, с грудой пыльных вещей. Шеф понес один рюкзак на вокзал и, вернувшись, сказал, что поезд в Красноводск через 40 минут. Хватаем остальные вещи и бросаемся в троллейбус, останавливающийся за углом. До вокзала одна остановка.
Поездов оказалось два, и мы решаем ехать вечерним. Переоделись, сдали вещи в камеру хранения, и пошли искать открытую чайхану с фонтаном, недалеко от Института зоологии. Открытая чайхана оказалась закрыта на ремонт. Ни одной другой подобной нет. Нашли только стекляшку на текинском базаре. Жарко, но, по словам официантки, гигиенично - мух нет. Они дохнут от жары.
В купе с нами ехал азербайджанец - инженер-наладчик оборудования ТЭЦ. Хороший попутчик. К нам в купе никого больше не пустил - даме будет беспокойно. Он считает, что при нашем образовании и научных степенях неприлично вести такой образ жизни, какой ведем мы. Мы должны сидеть где-нибудь директорами и руководить людьми, а не мотаться по свету с рюкзаками. Такой жизни он не завидует. Возразить ему было трудно. *
Второй сезон в Бадхызе, как и первый, не принес желаемых результатов. Но отступать не хотелось. Своими рассказами мы так раззадорили директора Красноводского заповедника - нашего друга и бесценного помощника Владислава Ивановича Васильева, что он, прекрасный фотограф, захотел увидеть эту сказку своими глазами, а заодно и познакомиться с делами в Бадхызском заповеднике.
Следующей весной, с Владиславом Ивановичем, зоологом заповедника Ирой Гаузер и ее братом Генрихом, на двух машинах едем в Бадхыз. С собой везем запас бензина и питьевой воды. Выбираем путь с запада через Серахс. Дорога через Мары и Кушку лучше, но значительно длиннее. По ней решили возвращаться.
Бадхыз - пограничный район. Этикет требует самим явиться на заставу и представиться, а не ждать проверки. Оставляем машины у ворот и в сопровождении солдата идем к начальству. Большой кабинет с картами на стене, за столом красавец полковник с внешностью актера Олялина говорит по телефону примерно следующее: "Следить за всеми передвижениями, ничего не предпринимать, если будет движение в нашу сторону - открывать огонь без предупреждения". Сначала воспринимаю происходящее как кино, но быстро понимаю, что это не игра на зрителя: мы едем вдоль афганской границы, и здесь идет настоящая война.
Документы у нас в порядке. Мы говорим, где остановимся, на что нам с улыбкой отвечают, что все равно нас увидят. Спрашивают о наших нуждах, предлагают свежий хлеб и воду - самое ценное в этих безводных краях.
Лагерь ставим в зеленой лощине недалеко от ущелья Керлек, в котором мы мечтали побывать, когда впервые увидели эти места. Погода не слишком хорошая - холодно, лишь иногда выглядывает солнце. Теплее на южных склонах, с подветренной стороны. Впервые ловлю нескольких агам, и мы все внимательно их рассматриваем - безусловно, хорасанские. Различия сильные: прежде всего, более массивные высокие головы и ожерелье из шипов на шее. Со временем мы уже издали безошибочно будем отличать их от кавказских. Но пока опыта у нас нет, и, не взяв ящерицу в руки, легко можно ошибиться в определении.
Нужно ехать в Акар-Чешме. Дорога подходит к такыру - плоской равнине, покрытой глиняной коркой, и разветвляется: одна идет прямо, другая - в объезд. Наш лихой водитель Таган решает ехать прямо, и примерно через 100 м мы оказываемся на жидком шоре - солончаке. Машина буксует и прочно садится. Понимаем, что самим не выбраться и нужно идти на заставу за помощью. Это не близко - мы отъехали не менее чем на 5 км. Выбираемся из машины и видим приближающийся по дороге бронетранспортер. Пограничники действительно не упускали нас из виду и, не дожидаясь нашей просьбы, отправились на помощь и вытащили нас. Спасибо им.
Заезжаем в Кушку, чтобы пополнить запас бензина. Здесь на бензоколонке у самой границы с Афганистаном (мост через реку Кушку - и Афганистан) стоят огромные грузовые "мерседесы", раскрашенные яркими полосами по серому фону - каждая машина по-разному. Кабины внутри украшены на восточный лад блестящими занавесками и побрякушками. Вид у них праздничный, хотя они приехали с войны. Водители в шальварах, свободных рубашках, с повязками вроде тюрбана на голове - все в серо-голубой гамме. Шеф тайком фотографирует. Мы нервничаем, наблюдая за ним, - привычный страх советского человека, как бы чего не вышло. Но все обошлось, и мы возвращаемся в Ашхабад по дороге, идущей через пустыню Каракумы вдоль канала.
На этот раз съездили не зря. Хотя и не нашли кавказских агам, но поймали несколько хорасанских, научились легко находить их и безошибочно определять в природе. Теперь мы точно знаем, что должны попасть в Керлек.
(Окончание следует.)
