На Крымском валу в Москве, рядом с Центральным домом художника, раскинула шатры постоянно действующая художественная выставка, так называемый вернисаж. Здесь выставляют и продают свои работы художники разных направлений. По выходным сюда из Павловского Посада приезжает и Михаил Живнов. Он открывает небольшой саквояж, выложенный изнутри темно-синим бархатом, и взору предстают чудесные миниатюрные персонажи из дерева и кости, инкрустированные крошечными кусочками коралла, перламутра, янтаря, капельками обыкновенного стекла. Мышка под грибком, оса на гнезде, соня на пеньке с вешенками; сытая гусеница, ползущая по высохшему виноградному листу; прыткая ящерица, позволившая себе отдохнуть одно мгновение на панцире медлительной, но мудрой черепахи... Кажется, дотронься - и персонажи оживут.
Еще не так давно в коллекции мастера было более сотни миниатюр, сейчас - несколько десятков. Их покупают ценители и собиратели мелкой пластики, россияне и иностранцы.
Знатоки поэзии сравнивают композиции художника с японскими трехстишиями хокку, в которых всего несколькими словами передается картина мира. Кто-то находит в работах М. Живнова отголоски нэцкэ.
- Интересно, что послужило отправной точкой в вашем творчестве? - спрашиваю у Михаила.
- Можно сказать, все началось с нэцкэ. Закончив школу в Ташкенте, поступил в художественное училище на отделение театральной декорации. Потом учился в Ташкент-ском театрально-художественном институте, на факультете живописи, рисунка, где готовили книжных графиков-миниатюристов. Отсюда и тяга к миниатюрам. Впервые увидел нэцкэ, когда попал в Музей искусств в Ташкенте. Стал увлекаться японским искусством. Решил попробовать себя в мелкой пластике. Сначала изображал мифических существ с узловатыми, похожими на ветви старого дерева конечностями, фантастических не то джиннов, не то горных духов.
Позже, когда приехал на неделю в Москву, познакомился с коллекцией нэцкэ в музее-квартире А. М. Горького. Там, наверное, свыше 200 работ, подавляющее большинство фигурок - из кости, но есть и очень интересные из дерева. Каждый день ходил в музей и разглядывал нэцкэ, собранные писателем. На меня уже стали с подозрени ем поглядывать сотрудники музея. Но когда объяснил, что тоже делаю миниатюры, и показал кое-что из своих работ, смотрительницы разрешили мне заходить за оградительную ленточку. Так я увидел мельчайшие детали выставленных в витрине изделий, а в дальнейшем даже раскрыл некоторые секреты японских мастеров, например технику резьбы укибори, которую придумал известный резчик Бодзан. Это выпуклая резьба, рисунок создается не углублениями в поверхности, а отсечением лишнего. Допустим, надо изобразить мельчайшие пупырышки на теле жабы или на кожице яблока, груши, я продавливаю поверх-ность дерева специальным инструментом с крошечной полостью на конце, а потом "выбираю" все лишнее, под действием влаги пупырышки выступают и становятся заметными.
От первых работ веяло Востоком. Между тем подражать нэцкэ не хотелось, я старался уйти от этого, делать что-то свое. И наконец нашел близкую и понятную каждому человеку тему природы. В ней столько сюжетов, она поистине неисчерпаема!
Первую миниатюру у меня купил какой-то американец за символическую цену, а точнее - за 15 рублей. Впрочем, в те годы, когда я получал, будучи студентом, стипендию 30 рублей, считалось, что работа продана удачно.
- А не жалко расставаться с собственными творениями?
- Конечно, жалко. Но ведь и жить на что-то надо, семью кормить. Устроиться работать по специальности - книжным графиком - трудно. Недавно один английский коллекционер хотел купить сразу несколько работ. Он путешествует по разным странам и очень удивился, увидя мелкую пластику у нас в России, сказал, что даже в Японии такого не встречал. Правда, то, что он выбрал, я продать не смог, это были мои самые любимые миниатюры, да к тому же в единственном экземпляре. Не разбивать же коллекцию. Когда позволяет время, удачные работы повторяю, чтобы было не так жаль расставаться.
- Михаил, ваши миниатюры отличаются фотографической точностью, все персонажи узнаваемы, а разыгрываемые между ними сценки как будто списаны с натуры. Как рождаются образы, композиции?
- Стараюсь подробно изобразить буквально все интересное, что замечаю в природе. Иногда нахожу любопытные фотографии. И в том и в другом случае обязательно делаю зарисовки. Порой как-то обыгрываю сценку. После зарисовки леплю композицию в пластилине и, если работа кажется удачной, уменьшаю ее в пять-семь раз до той величины, какая нужна. Тщательным образом продумываю, в какой технике и в каком материале изобразить ту или иную деталь, того или иного зверька, чтобы добиться максимальной выразительности и максимального сходства. Только после этого воплощаю идею в кусочке дерева или кости.
Одну из работ я назвал "Памятник детству". Это жук-носорог на спичечном коробке-пьедестале. В детстве все мы собирали жуков вот в такие коробочки. Иногда идею может подсказать фактура или форма материала. Так было с композицией "Оса на гнезде". Я вдруг увидел в кусочке маклюры, что ее древесина удивительным образом напоминает строение осиного гнезда, годовые кольца создают эффект слоистости и не требуют никакой специальной обработки. Нужно только придать гнезду характерную форму, просверлить входное отверстие и выбрать изнутри все лишнее бормашиной и резцами.
- С какими материалами вы любите работать?
- Стараюсь использовать породы деревьев с красивой и плотной древесиной. Особенно люблю самшит. Он настолько прочный, что в нем можно делать тончайшие прорези, не боясь ни трещин, ни расколов. Предпочитаю работать с поперечным спилом самшита. Он шлифуется лучше продольного, хорошо передает теплый тон, к тому же на нем интересно отображается резьба. Самшит растет очень медленно. Встречается в основном на Кавказе и в Крыму. В Средней Азии, где я жил до 1998 года, его не очень много, а если и растет, то обычно не очень хорошего качества, так как из него делают садовые скульптуры. Когда дерево постоянно стригут, оно дает очень много побегов, ствол становится сучковатым и, как правило, не годится для работы. Вот в Грузии самшит растет веками сам по себе, его никто не сажал. Там великолепные деревья, стволы достигают десяти сантиметров в диаметре. Как-то решил посчитать, сколько годовых колец в пятисантиметровом стволе, дошел до 70, потом сбился со счета. Представляете, как плотно расположены годовые кольца! Отсюда и прочность.
После самшита ценю маклюру - это растение из семейства тутовых, тоже с плотной древесиной и хорошо шлифуется. Далее идут сирень и косточковые, фруктовые породы деревьев: вишня, слива, груша, яблоня.
Древесина для работы
должна быть хорошо высушена. Я не распиливаю живое дерево, а нахожу
то, что высохло само по себе в природе. С чурбачков кору сразу не снимаю,
торцы их покрываю краской, чтобы оставшаяся в древесине влага уходила постепенно.
Должно пройти несколько лет, пока материал не станет пригодным для резьбы.
Есть у меня работы из рога оленя, слоновой и верблюжьей кости. Такой материал - редкая удача. Хорошо, друзья выручают. Несколько лет назад подарили, например, кусок мамонтова бивня. Из его небольшого фрагмента сделал мордочку песца, а дупло, откуда выглядывает зверек, вырезал из рога оленя.
Самое интересное, что и обычная говяжья кость, цевка, - великолепное сырье для резчика. Она позволяет создавать любопытные круговые композиции, полые внутри. В таком стиле сделана сценка "Хищная рыба, гоняю-щаяся за мальками".
- А как вы тонируете кость?
- Обычным образом: корой разных пород деревьев. Столовую ложку измельченной
коры кладу в металлическую емкость, опускаю туда готовую миниатюру из кости,
заливаю холодной водой и кипячу 15-20 минут, пока кость не приобретет приятный
золотистый цвет. Когда вода остынет, вынимаю вещицу. Японские мастера умудрялись
слоновую кость окрашивать чуть ли ни в черный цвет. Для меня это секрет.
Вообще все то, что они делали, держалось в строжайшей тайне. Но я не теряю
надежды, может быть, удастся и здесь докопаться до истины.
