В наше время, как никогда, логично обращение к личности Михаила Михайловича Пришвина с его умением найти уголок покоя среди всеобщей суеты, умением радоваться тому, что есть: весной - капели и свету, летом - цветам, осенью - желтым листьям, а зимой - снегу и морозам. В его дневнике есть такая запись: "У вас, наверное, было счастливое детство? - спросила одна женщина. - Без обиды не обошлось, - ответил я, - но счастье мне было не в детстве, а в том, что я обиду свою обошел. Мы все должны зализать свою рану. Заживил - и счастлив. Мы должны сделать свое счастье".
Михаил Михайлович Пришвин родился в 1873 году в селе Хрущево Соловьевской волости Елецкого уезда Орловской губернии. Учился в Елецкой гимназии, Тюменском реальном училище, Рижском политехникуме. В 1900 году для продолжения образования он уезжает в Германию. Слушает лекции в Берлине, Лейпциге, йене. Увлекается химией и работает в лаборатории известного ученого Оствальда. Получает диплом об окончании "философского факультета по агрономическому отделению". Самое удивительное, что эта странная, на первый взгляд, формулировка очень верно определила его специальность, всю суть его творчества: философия земли, философия природы.
В эти же годы к нему приходит увлечение музыкой. За два года он 37 раз слушает "Тангейзера" Вагнера! Сорок лет спустя он запишет в дневнике: "Мост от поэзии в жизнь - это благоговейный ритм, и отсюда возникает удивление".
Вернувшись из Германии, Михаил Михайлович работает земским агрономом в Клину, потом в Москве, в Петровской сельскохозяйственной академии, в лаборатории Прянишникова, пишет книги по агрономии.
В 1906 году он отправляется охотиться в северные леса. Записи, сделанные во время этого путешествия, стали основой первой книги Пришвина-писателя - "В краю непуганых птиц". Вот что пишет об этом он сам, много лет спустя подводя итоги в автобиографии: "... Меня куда-то вело по пути страданий и блаженства... Природа откликнулась на этом пути: я стал записывать эти сказки и тем удостоверять других в действительности существования страны непуганых птиц.
- Есть такая страна! - вот и вся тема моего писательства ..."
В годы революции и гражданской войны Михаил Михайлович живет на своей родине - в Хрущево, где по завещанию матери ему достались четыре десятины земли (в десятине - 1, 095 гектара), учительствует на родине жены в деревне Алексино Дорогобужского района Смоленской губернии, организует музей усадебного быта в бывшей усадьбе купцов Барышниковых, работает агрономом. И пишет дневники.
"Душа моя завешена кругом, а жизнь идет сама по себе, и часто я с удивлением спрашиваю себя, как это так может быть, чтобы жизнь шла без души, иногда стучусь - нет! все запечатано, закутано.
Храм забит, мы бродим вокруг, как голодные псы, и торгуем остатками своей одежды".
"... У доктора Смирнова на виду золотой зуб.
- Спрячьте, а то реквизируют.
- Я нарочно показываю, хочу поменять на навоз..."
9 января 1920 года. "Эмигранты, дезертиры и уголовники - вот три социальные элемента революции; нужны были особые условия для отвлеченной мысли, чтобы русский интеллигент подал руку уголовному...
И вот поднялась бездна.
... Мы ожидали этой зимой погибнуть от голода и холода, но муки оказалось больше, чем прошлый год, и в дровах нет большого недостатка, а зато голод духовный стал так велик, что мы погибаем от голода духовного".
24 января. "Из "Бесов": "Ничего не будет и проваливаться, а просто все растечется в грязь".
"В коммуне живем мы, как дичь на болоте, в постоянном трепете, что пресветлый охотник выпустит на нас псов из своих исполкомов".
"Много людей раздавленных... Нельзя так гневаться, если гневаться, то надо так, чтобы немели враги, а если этого нет - нужно смеяться".
31 мая. Духов день. "Я встал на рассвете, мелочи бросились на меня и стали грызть, но, посмотрев на утренние звезды, я овладел собою и унес в комнату свет звезд... Я овладел собою, и мне ясно представилось, что я в жизни был счастлив и мне надо за нее благодарить. Так при всяком приступе отчаяния нужно вспомнить, что был счастлив и стоило помучиться из-за этого, а если чувства не хватит для этого, то поможет рассудок; состояние отчаяния, значит, или конец, - но конец неизбежен, или же оно временное и за ним последует радость..."
К 1923 году за спиной у Пришвина 50 лет - целая жизнь. А впереди - еще 30 лет тяжелых и радостных...
В 1925 году возникает Российская ассоциация пролетарских писателей, претендующая на руководство "литературным процессом" в стране. На страницах журнала "Красная новь" рапповцы обвиняют Пришвина в "неумении или нежелании служить задачам классовой борьбы, задачам революции". Относят его к "попутчикам", слава Богу - не к врагам.
Вот несколько дневниковых записей тех лет.
2 ноября 1930 года. "В газетах - о съездах пролетарских писателей. Нет, кажется, ничего мне горше, как групповое вовлечение писателей в политику".
19 декабря 1931 года. "Меня расстроило, что отказались печатать "Кащееву цепь". Началась тоска самая острая со сладостной мыслью о смерти... Я накануне решения бежать из литературы в какой-нибудь картофельный трест".
22 декабря. "Какой я вам попутчик, я вам отец..."
В 1932 году РАПП перестает существовать. Вспоминая об этих временах, в октябре 1934 года Пришвин записывает: "Сколько всего прошло, а моя фирма Михаил Пришвин продолжает неизменно с 1905 года оставаться на своем пути... Скрытый враг постоянно отстраняет меня от успеха и признания в данном отрезке времени, но когда этот отрезок проходит и наступает другой, то мне начинает казаться, что тот скрытый враг на самом деле был мудрым другом моим и охранял меня от успеха в том отрезке времени. Так вот один поэт напечатал в "Известиях" поэму "Мой путь в РАПП", а на другой день эти же "Известия" напечатали распоряжение правительства о роспуске РАППа".
В эти годы Пришвин пишет о русской природе, о необходимости охранять ее. Об этом его книги, газетные статьи, выступления перед детьми. Он даже был избран председателем оргбюро Московского отделения Всероссийского общества охраны природы. Он много путешествует по стране - на север, на Дальний Восток. И то, что он видит в поездках, ложится на страницы книг... Подводя итоги за полгода до смерти - летом 1953 года, он запишет в дневнике: "Быть русским, любить Россию - это духовное состояние.
Боже мой! Как не легко жилось, как удалось уцелеть!
И я хочу все-таки в автобиографии представить жизнь как счастливую.
И сделаю это, потому что касался в творчестве природы и знал, что жизнь есть счастье".
Предвоенный 1940-й год подарил Михаилу Михайловичу удивительную встречу - с Валерией Дмитриевной Лебедевой. "Он пригласил меня в помощь как литературного сотрудника, - напишет она много лет спустя. - Я осталась с ним до конца его дней". Ему было 67 лет, ей 40...
"Такая милостивая осень стоит, такой живет со мной верный друг, ожидающий от меня подвигов и терпеливо, искусно скрывающий это, если подвигов нет. "Милый мой, - шепчет она, - ты довольно в жизни потрудился, можно и отдохнуть", - записывает он в дневнике. И еще: "Она меня спасла. Я без нее так бы и остался скитальцем по грязной воде без калош".
Похоже, что именно Валерии Дмитриевне принадлежит идея сделать книги из дневниковых записей Михаила Михайловича. По крайней мере, в его дневнике 1940 года есть такие строки.
21 февраля. "В. открыла в дневниках нового Пришвина. Это произошло так неожиданно. Она остановила трещетку машинки и вдруг сказала:
- А вы, оказывается, вовсе не такой глупый, как я думала.
И принялась читать, и я дивился, узнавая в ее словах нового писателя. Как же это странно, что я, не зная ее, только обращаясь к неведомому другу, писал ее мыслями, ее словами, ее чувствами. Как будто есть мир, в котором люди живут общей мыслью".
В начале войны они уезжают в деревню Усолье под Переславлем-Залесским, где проводят более двух лет. Пришвин продолжает работать. Он пишет цикл "О ленинградских детях", начинает писать "Кладовую солнца", "Корабельную чащу", "Повесть нашего времени".
И опять - дневник: "Утром в полумраке я увидел на столе в порядке уложенные книги, и стало мне хорошо на душе. Я подумал: сколько чугуна пошло на Днепрострой, на Донбасс, и все взорвано, страна пуста, как во время татар или в "Слове о полку Игореве". И вот оно, Слово, и я знаю: по слову все встанет, заживет. Я так давно был занят словом, и так недавно понял это вполне ясно; не чугуном, а словом все делается".
1945 год. 3 мая. "Взяли Берлин. Умаляюсь перед величием событий, не могу обычными словами умных людей или изысканными словами художников слова... Я умаляюсь".
9 мая. "День Победы и всенародного торжества..."
13 мая. "Русские цари были заняты завоеваниями, расширением границ русской земли. Им некогда было думать о самом человеке. Русская литература взяла на себя это дело: напоминать о человеке. И через это стала великой литературой..."
Он будет писать дневник до конца своих дней, последнюю запись сделает 15 января 1954 года (за полсуток до смерти, как вспоминает Валерия Дмитриевна). Вот эта запись: "Деньки вчера и сегодня (на солнце 15о) играют чудесно, те самые деньки хорошие, когда вдруг опомнишься и почувствуешь себя здоровым".
В этой последней записи как бы сконцентрирована вся суть мироощущения писателя - его умение принимать каждый день как подарок, находить в нем добро и делать его основой, "зацикливаться" на хорошем, которое непременно есть и в самых тяжелых днях. Недаром на вопрос о том, что ему нравится в Пришвине, Паустовский ответил: "Нравится многое, но больше всего ценю я в Пришвине, как он живет". Похожая запись попалась мне и в недавно опубликованных дневниках актера Георгия Буркова: "Теперь я понимаю уже Пришвина с его размышлениями о творческом поведении. Нужно научиться обходить соблазны - вот одна из заповедей настоящего художника".
Дневники Пришвина - удивительный, единственный в своем роде документ эпохи, написанный для себя, предельно искренний, почти ежедневный рассказ о том, как жили в те времена нормальные порядочные люди. Так вот и жили - в беспрерывном "зализывании ран", "в борьбе с нуждой за красоту". Не все они были писателями, и, к сожалению, не все вели дневники. Михаил Михайлович Пришвин сделал это за все свое поколение. Поэтому и стали эти дневники для нас страницами реальной, невыдуманной истории нашей страны, наших родителей, наших близких.
Книги Пришвина долгое время рассматривались как литература для детей, а он сам - как детский писатель. Это и правильно, и нет. Написанное им - это детское для взрослых, та "детская" мудрость, которая приходит с годами. И то не всегда, а если очень повезет. Его проза - как ландыш среди садовых шедевров. Неповторимая простота.
В дневнике писателя есть такая запись: "Позвонил дирижер Мравинский и, совсем не знакомый мне, выражал свое признание меня как писателя, сказал даже, что "Лесная капель" его "подподушечная книга". Такие читатели являются моим золотым фондом и ложатся на душу, как сама правда природы.
Каким счастьем является для меня не полное признание моего творчества, не премии, не большой орден, не даже полноценная статья, а вот такое медленное стекание моих читателей куда-то в большую воду вечности. Вот этот огонек радостной надежды на будущее воскресение из мертвых и приносит мне в душу каждый большой мой читатель, сокровище моего золотого фонда".
В 1946 году Пришвины покупают дом в деревне Дунино около Звенигорода. "Мне кажется, будто я вернулся в любимые места своего детства, в лучшее прекрасное место, какого и не бывало на свете", - пишет Михаил Михайлович в эти дни. Ему 73 года, за оставшиеся 7 лет он создаст треть того, что позднее (после смерти) войдет в собрание его сочинений. Здесь же продолжается начатое в Усолье приведение в порядок дневников...
Среди записей, сделанных осенью 41-го года, есть такие строки, обращенные к Валерии Дмитриевне: "Мне так кажется, будто мы с тобой по океану на двух льдинах плывем, моя поменьше, твоя побольше, моя раньше разобьется, и я должен тебе поручить себя после моего неизбежного физического конца, а ты, когда сама разобьешься со своей льдиной, попытайся нас поручить следующему носителю, как один поток, сливаясь, поручает другому свою воду нести в океан... зная неминуемый конец мой, поручаю себя твоему продолжению".
Еще одно завещание он напишет в последние годы жизни - в Дунино: "Верно судить о писателе можно только по семенам его, понять, что с семенами делается, а для этого время нужно и время. Так скажу о себе (уже 50 лет пишу!), что прямого успеха не имею и меньше славен даже, чем средний писатель. Но семена мои всхожие, и цветочки из них вырастают с золотым солнышком в голубых лепестках, те самые, что люди называют незабудками. Итак, если представить себе, что человек, распадаясь после конца, становится основанием видов животных, растений и цветов, то окажется, что от Пришвина остались незабудки. Милый друг, если ты переживешь меня, собери из листков этих букет и книжечку назови "Незабудки".
Если бы он знал, какие дела совершит этот друг после его ухода - сколько новых книг создаст из его архива, какого нового Пришвина будет дарить его памяти и всем нам целых 25 лет после его смерти! "Незабудки" впервые увидели свет в Вологодском книжном издательстве в 1960 году. В 1956-1957 годах было издано 6-томное собрание сочинений Пришвина, в 1973 - к его столетию - замечательная "Сказка о правде", где избранные произведения Михаила Михайловича сопровождены рассказами Валерии Дмитриевны и чудесными иллюстрациями Юрия Иванова. И много, много других книг.
У Валерии Дмитриевны появились помощники. С 1969 года с ней начала работать Лилия Александровна Рязанова, потом - Яна Зиновьевна и Владимир Юрьевич Гришины, в Дунино выросла их дочь Анечка - теперь уже студентка.
В 1980 году в доме Пришвиных в Дунино был открыт музей. Это удивительный мир, где постоянно ощущаешь незримое присутствие ушедших (как будто на прогулку, ненадолго) хозяев дома. В саду - липы и ландыши, у входа в дом - прекрасные фотографии, сделанные Михаилом Михайловичем. Его комната - кабинет и спальня вместе. Возле окна - письменный стол, на нем - стеклянная чернильница, ручка со школьным (времен нашего детства) пером. Ложе для Жальки - последней собаки Михаила Михайловича, корзинка для яблок.
У стены - железная кровать под байковым одеялом. На столике около кровати - круглая коробочка из-под монпансье с крохотными (по 2-3 сантиметра) карандашами. Михаил Михайлович любил, проснувшись, сделать запись, чтобы не забыть, именно вот этими карандашиками.
В 1986 году сотрудниками музея начато издание полных дневников Пришвина, уже вышли три тома. Они кончаются 1922 годом, так что все еще впереди...
В прошлом году исполнилось 125 лет со дня рождения Михаила Михайловича Пришвина. В программе вечера в Государственной Российской библиотеке, приуроченного к этой дате, одним из пунктов стояло: "Презентация новой книги М. М. Пришвина". Не переиздания чего-то уже бывшего, а действительно новой книги, возникшей из дневников через 45 лет после его смерти. Это книга о любви, ее заголовок - строка из дневника писателя: "Почти каждая любовь начинается раем".
"Душа есть совокупность ума, рассудка и всех чувств внутреннего мира человека. Следовательно, она - сила и, следовательно, исчезнуть не может", - говорил естествоиспытатель и материалист "по долгу службы" Д. И. Менделеев. Человек уходит, но душа исчезнуть не может... И сегодня мы в тяжелую минуту обращаемся к мудрости Пришвина и находим у него поддержку.
18 октября 1939 года. "Отдыхал, пытался писать и вечером поехал в Москву. По дороге любовался людьми русскими и думал, что такое множество умных людей рано или поздно переварит и выпрямит всякую кривизну, в этом нет никакого сомнения: все будет как надо".
