ЗАРЯ КОНСТИТУЦИОННОЙ ЭРЫ
Премьер-министр Витте был отправлен в отставку за четыре дня до открытия Государственной Думы - первого в российской истории выборного законодательного органа. Самую большую фракцию в ней образовали кадеты - партия родовитых дворян и интеллигентов, порядочных, культурных людей, жаждавших переделать российскую жизнь на европейский лад. Слева от кадетов сложилась пестрая группа, назвавшая себя трудовой партией, небольшое правое крыло составили умеренные либералы из "Союза 17 октября". Сторонников самодержавия среди депутатов практически не было.
В преддверии открытия Думы царизм постарался как можно сильнее сузить ее компетенцию. Только что принятые Основные государственные законы оставили Думе лишь право обсуждать правительственные законопроекты. В случае его одобрения Думой законопроект поступал в Государственный совет, одна половина которого назначалась царем, а другая избиралась земствами, городскими думами и дворянскими собраниями. Однако законом законопроект становился лишь с одобрения царя. Статья 87 (она еще будет неоднократно упоминаться) позволяла правительству в случае перерыва или прекращения деятельности Государственного совета и Думы проводить законы через Совет министров, вводя их в действие "высочайшими указами". Недаром Николай II пребывал в уверенности, что его власть остается неограниченной, - великим князьям и членам Государственного совета пришлось объяснять бестолковому монарху, что 17 октября он "добровольно" ограничил себя в сфере законодательства. Депутаты же, избранные на волне революционных настроений, видели в Думе промежуточный этап на пути к настоящему парламенту.
27 апреля 1906 года в Зимнем дворце царь обратился к народным избранникам с напутственной речью. Американский посол с удивлением отметил, что некоторые депутаты не поклонились царю, другие неуклюже кивали, третьи угрюмо смотрели Николаю II в глаза, не выказывая никакого энтузиазма. После приема депутаты частью на пароходах, частью в экипажах были доставлены в Таврический дворец, отданный под заседания Думы. На всем пути следования толпился народ, слышались приветствия, аплодисменты и возгласы "амнистия!". Председателем Думы 425 голосами из 431 был избран С. А. Муромцев - величавый, седобородый профессор-кадет. Глядя, как торжественно ведет он заседание, один из депутатов-крестьян сказал с умилением: "Ровно обедню служит!"
На речь монарха Дума ответила адресом на высочайшее имя, объявив о своем намерении установить конституционный строй, уравнять в правах всех граждан и провести принудительное отчуждение частновладельческих земель в пользу крестьянства. Царь депутацию с адресом не принял, а новый премьер И. Л. Горемыкин, сменивший на этом посту Витте, 13 мая почти неслышным голосом зачитал с думской трибуны правительственную декларацию, отвергающую все предложения законодателей. Речь вызвала бурю негодования.
После этого инцидента Горемыкин, которого современники и вообще-то считали "манфишис том" (синоним современного слова "пофигист "), повел себя так, словно Думы не существует. Крупный заем (он был заключен еще правительством Витте и по его инициативе тогдашним министром финансов В. Н. Коковцовым) обеспечивал власти независимость от Думы в бюджетных вопросах. Никаких законопроектов правительство не вносило, так что депутатам нечего было обсуждать. Муромцев со своей стороны, почитая себя вторым человеком в государстве, не собирался обивать пороги в правительстве.
Деятельность Думы оказалась почти парализованной, и тогда депутаты принялись обсуждать злободневные вопросы, требуя немедленного увольнения правительства, упразднения Госсовета, введения однопалатной системы, демократизации земств - и все в самых резких выражениях. (Лидер кадетов П. Н. Милюков сам впоследствии с удивлением читал некоторые пассажи своих товарищей: "Неужели и мы это говорили? В самом деле - грешны".) Между тем кадеты отмежевались от левых, заявив: как ни непрочна ткань конституционного правосознания, ее следует укреплять.
И СНОВА О ЗЕМЛЕ
В отличие от европейских стран, уже миновавших самый болезненный этап индустриализации - "раскрестьянивание" деревни, - в России крестьяне составляли 77% населения. Реформа Александра II дала им землю и волю, но не сделала их землевладельцами, собственниками. Земля передавалась не отдельным личностям и даже не домохозяевам, а общине, которая "всем миром" и "по справедливости" делила ее на наделы. По мере того как менялся состав семей, дележка проводилась заново. Были общины и "непередельные", где земля передавалась по наследству, но в любом случае решал этот вопрос "мир". Семейный надел состоял из отдельных полос, часто далеко отстоявших одна от другой. Общинные поля делили сначала на несколько больших кусков - по качеству и отдаленности от селения, а потом в каждом куске нарезали землю по хозяйствам. Об уровне аграрных технологий говорит тот факт, что почти треть хозяйств были безлошадными, столько же имели одну лошадь.
Но так видели дело лишь специалисты. Сами крестьяне и "общество" корень зла усматривали в малоземелье. А между тем Россия являлась самой редконаселенной страной в Европе: в Европейской России лишь четверть хозяйств имели меньше 5 десятин (1 десятина - 1,09 га), в то время как во Франции и в Германии таких хозяйств было примерно три четверти, а в Бельгии - даже 90%. Большей частью из 240 миллионов десятин земли, пригодной для сельского хозяйства, распоряжались крестьяне: примерно 140 миллионов десятин входили в состав их наделов и еще около 25 миллионов были крестьянами куплены, то есть являлись их частной собственностью. Только 53 миллиона десятин (22%) приходилось на дворянские поместья, остальными владели купцы, мещане и торгово-промышленные компании.
Однако за сорок лет после 1861 года земледельческое население Европейской России увеличилось с 50 до 86 миллионов человек, из-за чего надел на душу сократился на 42% (с 4,8 до 2,8 десятины), а средняя урожайность надельных земель выросла лишь на 30%, достигнув 39 пудов с десятины - на 15-20% ниже, чем в соседних частных хозяйствах, и в 3-4 раза ниже, чем в Европе.
В Думе столкнулись два варианта решения земельной проблемы. Трудовикам была ближе позиция эсеров, требовавших изъятия всей земли из частной собственности, передачи ее в общенародное достояние и распределения между земледельцами по трудовой норме. Для помещиков и прочих частных собственников это означало конфискацию земли. Кадеты решительно выступали против обобществления. Взамен они предлагали частичное (до 60%) отчуждение помещичьей земли в пользу крестьян, но не бесплатно, а "по справедливой оценке".
Одним из главных разработчиков кадетской аграрной программы стал М. Я. Герценштейн, выдающийся специалист по финансовому праву, профессор Московского университета, которого товарищи по партии с большим трудом уговорили баллотироваться в Думу. По свидетельству писателя В. Г. Короленко, именно Герценштейну, а не своим лидерам крестьянские депутаты-трудовики доверяли отстаивать их интересы перед правительством.
Власти утверждали, что принудительное отчуждение обрушит принцип частной собственности и приведет к революции. И это говорилось в стране, где о частной собственности подавляющее большинство не имело и понятия! (Удивительно, но данный аргумент повторяют до сих пор, хотя очевидно, что именно желание власти оградить собственность помещиков толкнуло крестьян в объятия большевиков в 1918 году.) Принудительное отчуждение земли при справедливом выкупе нарушало принцип частной собственности в меньшей степени, чем реформа Александра II, безвозмездно отнявшая у помещиков крепостных рабов, а за выкуп - значительную часть земли.
Но Николай II и силы, на которые он опирался (Совет объединенного дворянства, Союз русского народа, Союз Михаила Архангела), категорически отвергали принудительное отчуждение. Еще при Витте главноуправляющий земледелием и землеустройством Н. Н. Кутлер по указанию премьера разработал проект принудительного выкупа земли у помещиков для передачи ее крестьянам. Кончилась эта история увольнением Кутлера, а затем последовала и отставка Витте. Однако колебания почвы под ногами заставляли царя искать какие-то решения. Его внимание привлекла фигура Столыпина.
Петр Аркадьевич Столыпин родился в 1862 году в Дрездене, а вырос близ Ковно. Его пребывание на естественном факультете Петербургского университета отмечено спором на экзамене с Д. И. Менделеевым, что, впрочем, не помешало задиристому студенту получить заслуженную пятерку. Окончив учебу, Столыпин служил по Министерству земледелия и государственных имуществ, затем стал предводителем дворянства в Ковенской губернии, гродненским губернатором, а в 1903 году был переведен губернатором в Саратов, где проявил решительность и распорядительность в подавлении аграрных беспорядков.
Накопленный опыт привел Столыпина к мысли превратить основную массу крестьян в земельных собственников по примеру западных губерний. Он вряд ли был знаком с марксистскими формулами, но не меньше марксистов верил, что бытие определяет сознание. Сперва создать гражданина в виде крестьянина-собственника, тогда сама собой гражданственность привьется на Руси - такова его основная мысль.
Будучи саратовским губернатором, Столыпин в отчете за 1904 год писал: "В настоящее время более сильный крестьянин превращается обыкновенно в кулака, эксплуататора своих однообщественников… Если бы дать возможность трудолюбивому землеробу получить сначала временно, в виде искуса, а затем закрепить за ним отдельный земельный участок, вырезанный из государственных земель или из земельного фонда Крестьянского Банка, причем обеспечена была бы наличность воды и другие насущные условия культурного землепользования, то наряду с общиною, где она жизненна, появился бы самостоятельный, зажиточный поселянин, устойчивый представитель земли".
Что отличало его вариант от кадетской программы? Растянутость во времени - процесс, по Столыпину, мог занять два-три десятилетия. По мнению кадетов, такого времени у России, находящейся на грани взрыва, уже не было. Герценштейн взывал в Думе: "Вы хотите, чтобы зарево охватило целый ряд губерний?! Мало вам разве опыта майских "иллюминаций" прошлого года (1905-го. - Прим. А. А.), когда в Саратовской губернии чуть ли не в один день погибло 150 усадеб?! Нельзя теперь предлагать меры, рассчитанные на продолжительный срок, необходима экстренная мера, а принудительное отчуждение и есть экстренная мера!"
История показала: правы были кадеты. Если бы власть согласилась тогда на принудительное отчуждение с выкупом, в 1917 году у большевиков не оказалось бы на руках главного козыря - лозунга "Земля крестьянам!". Но царь выбрал Столыпина, готового сочетать аграрную реформу с жестким подавлением революции.
НА РАСПУТЬЕ
Столыпин был назначен министром внутренних дел 26 апреля 1906 года. Высокого роста, широкоплечий, в щеголеватом костюме английского покроя, крупная голова с высоким лбом, красивое мужественное лицо, глубоко посаженные глаза, небольшая темная бородка и лихо закрученные кверху усы - таким он появился в Думе. "Это был барин по манерам и интонациям, - вспоминает представительница кадетов А. Тыркова-Вильямс. - Говорил он ясно и горячо. Дума сразу встревожилась. Столыпин был прирожденный оратор. Его речи волновали. В них была твердость. В них звучало стойкое понимание прав и обязанностей власти. С Думой говорил уже не чиновник, а государственный человек".
Противостояние Думы и правительства не могло длиться вечно. Столыпин в частных беседах говорил, что Горемыкину никто не верит, зная его цинизм и угодливость перед государем. Царь со своей стороны твердил, что происходящее в Думе его удручает, что так продолжаться долго не может и премьер обязан принять единственно возможное решение. Губернаторы сообщали, что не в силах гарантировать порядок, в брожении даже низшее чиновничество, власть совершенно дискредитирована и все смотрят только на Думу.
Инициативу по выходу из кризиса взяли на себя лица, уверенные в благосклонности государя. Министр иностранных дел А. П. Извольский советовал монарху создать коалиционное правительство с Муромцевым в качестве премьер-министра. Николай II инициативу одобрил и попросил Извольского начать переговоры с общественными деятелями и с непременным привлечением к ним Столыпина. Как ни странно, самый радикальный вариант - кадетско-октябристский кабинет без всякого участия "бюрократов" - предложил генерал Д. Ф. Трепов. В председатели Совета министров он намечал опять же Муромцева, в министры внутренних дел - Милюкова или Петрункевича, в министры финансов - Герценштейна. Агентству Рейтер Трепов заявил, что ни чиновничье, ни коалиционное министерство не даст стране успокоения. Конечно, кадетский кабинет - это риск, но на него следует пойти: "Когда дом горит, приходится прыгать и с пятого этажа".
Встретившись с Милюковым, Трепов фактически принял кадетские условия, включая всеобщее избирательное право и принудительное отчуждение земли, с оговоркой, что эти меры должны быть введены от имени царя, а не Думы. Отверг он лишь амнистию: "Царь никогда не помилует цареубийц!" Между тем многим кадетам кадетское правительство представлялось опасной авантюрой, вопрос же о коалиционном правительстве среди них невозможно было и ставить.
Столыпин, категорически отвергая кадетский кабинет, хотел возложить неприятную миссию роспуска Думы на коалиционное министерство, возглавить которое предлагал октябристу Д. Н. Шипову. Тот, однако, назвал роспуск Думы "преступным", а на приеме у Николая II заявил, что необходимо министерство думского большинства и что роспуск Думы ничего не даст, так как следующий состав окажется таким же. У присутствующих сложилось впечатление, что Шипов царю понравился, однако Николай, вернувшись в семейный круг, обмолвился: "Вот говорят, Шипов умный человек, а я у него все выспросил и ничего ему не сказал".
Примерно 5 июля царь сделал окончательный выбор. Согласно В. Н. Коковцову, в 8 часов вечера пятницы 7 июля Горемыкин, вернувшись из Царского Села, весело сообщил министрам, что государь освободил его от должности председателя Совета и на его место назначен Столыпин, сохранивший и пост министра внутренних дел. В половине десятого приехал сам Столыпин, который рассказал о своем назначении и о договоренности распустить Думу в ближайшее воскресенье, то есть 9 июля.
Итак, первая Дума просуществовала 72 дня. Оппозиция была уверена, что царь намерен вообще избавиться от Думы. 230 депутатов из кадетов и трудовиков, собравшись в Выборге, обратились к населению с призывом в знак протеста не платить налоги и уклоняться от воинского набора. Они ждали, что вся страна поднимется, узнав о разгоне Думы, и хотели смягчить катаклизм. Власть также страшилась последствий. Таврический дворец был взят под охрану, петербургский гарнизон приведен в состояние повышенной готовности.
И ничего не произошло. Не было ни митингов, ни демонстраций, ни гражданского неповиновения. Правда, спустя неделю восстали солдаты и моряки в Свеаборге и Кронштадте под лозунгами свержения самодержавия и передачи земли крестьянам. Но никакой связи с роспуском Думы в этом выступлении не просматривалось. Это был первый в череде сюрпризов, преподносимых российским народом его избранникам. Народ отказался признать тот факт, что депутаты могут что-то сделать лишь при его поддержке. Считая власть чем-то сакральным, он ждал от Думы чуда, а когда чуда не вышло, разочаровался в ней. Из-за подобного отношения к выборным органам политическая борьба в России всегда протекала на удивление несинхронно. Власть, нанеся народу серию ударов, принимает боевую стойку и замирает в ожидании ответа. Однако ответа нет. Власть долго еще озирается, корчит страшные рожи, угрожающе машет руками, но в конце концов уверяется, что ситуация под контролем, и теряет бдительность, расслабляется и в самый неожиданный момент получает неизвестно откуда сокрушительный удар, иногда с летальным исходом.
ПРО ТЕРРОРИЗМ И ПРО РЕФОРМЫ
Период между роспуском первой и созывом второй Думы был наполнен кровавым террором - как на левом, так и на правом фланге политического спектра.
18 июля 1906 года в девять часов вечера в финском курортном местечке Териоки к Герценштей ну, прогуливавшемуся с женой и двумя дочерьми, подошел неизвестный и дважды выстрелил из револьвера. Обе пули попали экс-депутату в грудь, ранена была и его дочь Наташа. Герценштейн скончался на месте, пережив первый российский парламент на девять дней. Следствие, проводимое параллельно финской полицией и прокурором Петербургского окружного суда, установило: организовал убийство начальник боевой дружины Союза русского народа Н. М. Юскевич-Красковский, а выполнила группа рабочих-боевиков во главе с сотрудником охранки Александром Казанцевым.
12 августа трое эсеров-максималистов - двое в форме жандармских офицеров, один в штатском - подъехали в ландо к дому Столыпина на Аптекарском острове. Охрана остановила их лишь внутри дома. С криками "Да здравствует свобода, да здравствует революция!" они бросили себе под ноги портфели с бомбами. Погибли 27 человек, ранения получили более 30, из коих некоторые вскоре умерли. Сам премьер почти не пострадал, но были ранены осколками его трехлетний сын Аркадий и четырнадцатилетняя дочь Наташа, которую с трудом удалось спасти. Среди оказывавших первую помощь был врач А. И. Дубровин, лидер Союза русского народа, и этот факт, видимо, имел большое влияние на дальнейшее поведение Столыпина. Вообще, когда впоследствии ему указывали, что ту или иную меру он раньше бы не одобрил, отвечал: "То было до 12 августа".
На следующий день был убит командир Семеновского полка генерал Г. А. Мин, усмиритель восстания в Москве. Террористические акты против генералов, губернаторов, градоначальников следовали теперь один за другим. 19 августа, опираясь на статью 87, правительство ввело подготовленный еще Витте закон о военно-полевых судах. Это касалось губерний, объявленных на военном положении или находившихся в положении чрезвычайной охраны (а таких было 82). В случае явного убийства или вооруженного грабежа участники сего предавались суду из пяти офицеров, на разбор дела отводилось двое суток, приговор приводился в исполнение в 24 часа. А спустя неделю, 25 августа, публикуется программа, обещающая неприкосновенность личности, гражданское равноправие, свободу вероисповедания, улучшение быта рабочих и т. п. И хотя она смотрелась весьма странно в таком соседстве, правительство немедленно приступило к ее осуществлению, вводя законы и пользуясь опять же 87 статьей.
Немедленно начались и некоторые аграрные преобразования. Выкупные платежи подлежали отмене с 1 января 1907 года в соответствии с манифестом, изданным еще при Витте. В августе-сентябре Крестьянскому банку были переданы для продажи крестьянам около 9 миллионов десятин государственной земли сельскохозяйственного назначения. Крестьян уравняли с прочими сословиями, власть сельского схода упразднили, а Крестьянскому банку разрешили давать ссуды под надельные земли. Центральное место в реформе занял указ от 9 ноября 1906 года, разрешавший крестьянину выходить из общины с закреплением за собой в собственность мирского надела и сохранявший право пользоваться общинными угодьями. Позже появились "Временные правила о выдаче надельной земли", дававшие крестьянину право требовать соединения своих участков в одно место - отруба. При этом вводились некоторые гарантии против распродажи крестьянами своих наделов.
С помощью военно-полевых судов и других жестких мер правительству Столыпина удалось остановить вакханалию аграрных беспорядков. Однако индивидуальному терроризму власть ничего не смогла противопоставить.
Рубеж XIX-XX веков называют иногда "серебряным веком" - древним термином, восходящим к Овидию. В истории литературы так принято было именовать период ранней Римской империи, когда ясность и одномерность восприятия сменились осознанием изначальной испорченности окружающего мира. Периоды общественного упадка вообще часто порождают расцвет культуры (совсем недавний пример - прекрасная литература брежневской эпохи).
Достоверно неизвестно, кто первым применил термин "Серебряный век" к русской литературе и искусству конца XIX - начала XX века: называют поэта Н. А. Оцупа, философа Н. А. Бердяева и еще десяток имен. Творчество лучших поэтов и живописцев "Серебряного века" было чрезвычайно неоднородным: декаданс соседствовал в нем с ренессансом, разочарование - с поисками новой надежды, богоборчество с богоискательством. Но в любом случае это была попытка преодолеть "нравственное подташнивание" (М. Нордау) в распадающемся мире, где "все подорвано" (Ф. М. Достоевский), где "жизнь иссякла в своих источниках" (В. В. Розанов).
Эпоха 1900-х - 1910-х годов являла собой завершающую стадию морального кризиса, начало которого зафиксировано Достоевским в середине 1870-х годов. Прежде молодежь, "перебесившись", возвращалась в русло устоявшихся форм обыденной жизни. "Ныне уже несколько иначе - именно потому, что примкнуть почти не к чему, - писал Достоевский в романе "Подросток". - Уже не сор прирастает к высшему слою людей, а напротив, от красивого типа отрываются, с веселою торопливостью, куски и комки и сбиваются в одну кучу с беспорядствующими и завидующими. И далеко не единичный случай, что самые отцы и родоначальники бывших культурных семейств смеются уже над тем, во что, может быть, еще хотели бы верить их дети".
Эмблемой "серебряного века" стали революционный террор, наркомания, алкоголизм, сексуальная распущенность и тяга к самоубийству. После 1905 года террор приобретает массовый характер. До того каждый акт политического насилия становился сенсацией, а жертвами были отдельные заклятые "враги народа". Теперь ежедневно по всей стране - в столицах, провинциальных городах, деревнях, на дорогах, в поездах и на пароходах - из политических соображений убивали судейских чиновников, прокуроров, жандармов, городовых, кучеров, сторожей. К концу 1907 года общее число убитых и покалеченных достигло 4,5 тысячи, не считая случайных жертв. С января 1908 по середину мая 1910 года зафиксировано почти двадцать тысяч терактов и экспроприаций (то есть политических грабежей), при этом убиты были 732 госслужащих и 3051 частное лицо, а ранены соответственно 1022 и 2829. Появился афоризм: "Счастье подобно бомбе, которая подбрасывается - сегодня под одного, завтра под другого". Бомбы называли "апельсинами" Появились и частушки, как эта:
Повстречаюсь с нашим братом -
Он питает страх к гранатам.
С полицейским встречусь чином -
Он дрожит пред апельсином.
Появился даже анекдот: Витте в свое время следовало бы заменить золотые деньги динамитом, потому что золото течет из России, а динамит - в Россию. Среди жандармов участились случаи нервных заболеваний, руководство охранных отделений сталкивалось с неподчинением служащих, боявшихся революционеров больше, чем начальства.
Террор, именуемый "политическим", утратил связь с идеологией, превратившись в универсальное средство борьбы с властью и с существующим образом жизни вообще. Братство по оружию, а не идейное единство скрепляло боевую организацию социалистов-революционеров, где легко уживались убежденный анархист Федор Назаров, поклонник Канта Абрам Гоц и Иван Каляев, сочинявший молитвы в стихах.
Многие террористы, особенно женщины, отличались неустойчивой психикой. По мнению ветерана революции Веры Фигнер, "чем слабее была их нервная система и чем тяжелее жизнь вокруг них, тем больше был их восторг при мысли о революционном терроре". Марии Селюк, готовившей покушение на Плеве, всюду чудились полицейские агенты; она сама сдалась полиции. Зинаида Коноплянникова, убившая генерала Мина, жаждала умереть и шла на казнь, как на праздник. Татьяна Леонтьева, арестованная в 1905 году за участие в подготовке покушения на Трепова, была освобождена из-под ареста, так как проявляла все признаки душевной болезни. Родители отправили ее на лечение в Швейцарию, и там она застрелила из пистолета старика рантье, в котором ей померещился бывший министр Дурново.
Причинами теракта могли стать увольнение с работы, выговор начальства или просто скука. "Мне жизнь страшно надоела"; "жизнь, какой я жил раньше, хуже всего опротивела"; "не могу мирно жить, люблю опасность" - таковы обычные объяснения мотивов участия в терактах. Большинство террористов были полуграмотными, деклассированными и крайне самолюбивыми личностями без какого-либо понятия о партийных программах. Старые революционеры, сидевшие в тюрьмах после 1905 года, поражались уголовными нравами, царившими среди "молодой поросли". Основную массу боевиков составляли молодые люди: почти половина террористов-эсеров - моложе 24 лет, а среди максималистов и анархистов было много подростков. По воспоминаниям С. Сулимова, члена боевой дружины РСДРП, самому старшему из его товарищей было 22 года, многим же лишь по 14-16 лет.
НОВОЕ ЯВЛЕНИЕ - МАССОВЫЙ НАПЛЫВ ЕВРЕЕВ В РЕВОЛЮЦИОННОЕ ДВИЖЕНИЕ
До середины XIX века евреи в России жили почти исключительно в черте оседлости - пятнадцати губерниях на западе и юго-западе. Варясь в собственном котле, они обычно плохо говорили по-русски, а образование их заключалось в изучении Торы и Талмуда. Перейдя в христианство, еврей уравнивался в правах с прочими гражданами империи, но менять религию решались очень немногие. Однако на пороге XX века неуловимый, всепроникающий дух времени толкал еврейскую молодежь, как и молодежь других национальностей, на разрыв с традицией. Для молодого еврея в Российской империи это означало выбор между эмиграцией и участием в общероссийской общественной жизни. С 1891 по 1914 год около двух миллионов евреев уехали из России, а оставшиеся подверглись всем соблазнам "серебряного века".
В рассказе Шолом-Алейхема пожилой еврей не может понять, чем привлекает молодежь герой романа Арцыбашева "Санин". Тем, что пьет водку стаканами, пристает к родной сестре, а в конце романа уходит с пустым чемоданом "к солнцу"? Юный приятель его дочери пылко объясняет: Санин - человек природы, сын свободы, что думает, то и говорит, что хочет, то и делает! "И пошел, и пошел: свобода и любовь, и снова природа, свобода, любовь". Рассказчик утешает себя: разве лучше будет, если они о бомбах станут болтать? Но трагедия настигает его и без бомб. Его дочь, начитавшись подобных романов, кончает жизнь самоубийством, и даже не из-за личных проблем, а из солидарности с подругой, брошенной возлюбленным офицером.
Восприняв русское понятие о чести, еврейская молодежь не желает мириться с постоянными унижениями. Выросшая в атмосфере ожидания мессии, она жадно бросается на чарующие теории, обещающие скорое и полное решение всех противоречий в мировом масштабе. По свидетельству жандармского генерала А. Спиридовича, еврейская молодежь киевского Подола едва ли не поголовно была организована по революционным партиям - анархисты, Бунд, эсдеки, эсеры, поалейцион. Дети с 9-10 лет попадали в кружки, читали и распространяли прокламации, выполняли революционные поручения. Они смеялись над стариками и религией, специально выбирая синагоги местом перестрелок с полицией. Будущий президент Израиля Х. Вейцман писал основателю сионистского движения Т. Герцлю: "Это ужасающее зрелище - видеть большую часть нашей молодежи - и никто не назовет их худшей частью - приносящими себя в жертву как в припадке лихорадки".
Между тем насилие процветало и на крайне правом фланге российского политического спектра. Мишенью черносотенцев становились чаще всего мирное еврейское население и либералы, не имевшие к революции никакого отношения. Массовые погромы, последовавшие (преимущественно в Малороссии и Бессарабии) за опубликованием Манифеста 17 октября, повлекли гибель примерно тысячи евреев. Количество разграбленных и сожженных домов и лавок не поддавалось учету. Если еврейская молодежь давала вооруженный отпор, это рассматривалось как лишнее доказательство злокозненности евреев и становилось поводом к новым погромам. Полиция вела себя пассивно, а некоторые войсковые командиры просили не посылать их части на защиту евреев из опасения, что нижние чины откажутся разгонять погромщиков. В мемуарах заместителя Столыпина по МВД генерал-лейтенанта П. Г. Курлова упоминается командир, хваставшийся тем, что его эскадрон имеет обыкновение опаздывать на погромы на полчаса.
Вопреки утверждениям левых, власти непосредственно погромов не организовывали, ограничиваясь обеспечением прикрытия. Стараниями министра юстиции И. Г. Щегловитова, петербургского градоначальника В. Ф. фон дер Лауница и им подобных участники погромов неизменно выходили сухими из воды. Но главным их защитником был царь. В июне 1907 года Николай в телеграмме Дубровину передал руководителям и членам Союза русского народа "благодарность за их преданность и готовность служить престолу и благу дорогой Родины… Да будет же мне Союз русского народа надежной опорой, служа для всех и во всем примером законности и порядка".
Телеграмма выглядела настолько скандально, что издатель крайне правого "Нового времени" А. А. Суворин отказался ее печатать, сочтя фальшивкой, и был поражен, увидев ее на следующий день в органе черносотенцев "Русское знамя".
(Окончание следует.)
