Наверное, ни о ком из деятелей русской культуры, а может быть, и ни о ком из русских людей вообще не было “вспомнено” и написано так много, как об Александре Сергеевиче Пушкине. И это не случайно: как все живое тянется к солнцу, так все читающее и пишущее в России — к “солнцу русской поэзии”.
И все же я решусь в год Пушкинского юбилея опубликовать одно воспоминание, которое при всей своей скромности кажется мне уникальным. Во-первых, потому что это воспоминание очевидца об отце великого поэта в страшный год гибели сына. Во-вторых, потому что этот очевидец — 20-летняя девушка, приехавшая в Москву из далекого Тобольска и именно в это время неожиданно оказавшаяся в гуще культурной жизни столицы.
Эта девушка — Екатерина Ивановна Менделеева, старшая сестра Дмитрия Ивановича Менделеева — “благоразумная Катенька”, — главная помощница матери в нелегких семейных делах. Были в ней, наверное, какие-то качества, определившие решение семьи доверить именно ей сопровождать ослепшего отца в Москву на операцию. Это случилось в январе 1837 года.
Много лет спустя, вспоминая свое недолгое пребывание в Москве, Екатерина Ивановна записывает в дневнике:
“1870-го года 2-го Марта вечером.
Читала о Пушкине М. И. Семевского. Тут было несколько подробностей о Сергее Львовиче Пушкине. Я знала в Москве этого старика.
В самый год смерти Пушкина, в 1837 году я была с отцом в Москве, где отцу делали глазную операцию. Мы жили у дяди Василия Дмитриевича Корнильева, брата моей матери, на Покровке, в доме князя Трубецкого. Дядя жил хорошо, в прекрасной обстановке, у него было большое знакомство, и я встречала там некоторых литераторов, начиная с старца Дмитриева, Погодина, Фед. Ник. Глинку, Баратынского, Бороздина. У дяди были назначены по вторникам обеды, довольно парадные... Тут я увидела и отца Пушкина...
Первое время (после приезда в Москву. — Авт.), когда Пушкин был еще жив и когда меня познакомили с Сергеем Львовичем, я раз его спросила, не ждет ли он к себе сына из Петербурга. “Не думаю, чтобы он скоро приехал”, — было ответом. А вскоре получилась и ужасная весть о его кончине. Понятно, что тогда, вероятно, всякий был занят этой грустной историей; у нас же в доме она отразилась на всем, кажется, ни о чем более не говорилось, как об этом. Дядя навещал старика (C. Л. Пушкина. — Авт.) и привозил от него подлинные письма к нему Жуковского, Вяземского, и все это читалось у нас вслух. В один из вторников Фед. Ник. Глинка привез свои стихи на смерть поэта, где часто упоминалось: “А рок его подстерегал...”
Летом мы жили в Сокольниках, и опять по вторникам старик Сергей Львович ездил к нам, и иногда на мою долю приходилось занимать его... Потом к осени уже он приехал проститься, отправляясь в деревню, чтобы повидать жену и детей Александра Сергеевича. В этот раз я помню грустный случай. За день или за два дядя привез из Москвы большой бюст А. С. Пушкина и поставил его в гостиной на тумбочку. Сергей Львович сначала не обратил на него внимания и сел, но вдруг увидел бюст, встал, подошел к нему, обнял и зарыдал. Мы все прослезились...”
Это — отрывок из “Журнала Екатерины Ивановны Капустиной, урожденной Менделеевой”, опубликованного в 1908 году. В примечании к публикации сказано, что он был “написан на старинной грубой желтоватой бумаге в тетрадке в четверть листа”. Публикация была включена в книгу “Семейная хроника в письмах матери, отца, брата, сестер, дяди Д. И. Менделеева”, подготовленную дочерью Екатерины Ивановны, художницей Надеждой Яковлевной Губкиной, на основе архива, сохраненного матерью. Эта уникальная книга — “Издание распорядительного комитета Первого Менделеевского съезда при Русском Физико-химическом обществе” — вышла небольшим тиражом, но ее можно найти в Российской государственной библиотеке. Есть она и у меня, и я часто перечитываю собранные в ней письма и воспоминания — живые памятники русской жизни прошлого века.
