Академик Ф. Митенков: об атоме на суше и на море
Быть в первых рядах всегда почетно, хотя и трудно. А если человек не может иначе?!
Федор Михайлович Митенков - известный ученый и конструктор в той области, которая всегда была секретной и только сейчас начала приоткрывать свои "отсеки", "шлюзы" и "пристани". Я пользуюсь морской терминологией неслучайно: к Мировому океану академик Митенков имеет прямое отношение. Созданные под его руководством ядерные энергетические установки позволяют судам и боевым кораблям сколь угодно долго находиться в открытом море, а подводным лодкам дежурить у любых берегов любого нашего потенциального противника. Кто-то образно сказал, что Федор Михайлович Митенков относится к тем немногим людям, которые "заставили волны Мирового океана биться о стены Кремля".
Он был среди первых, кто за создание океанского флота нашей Родины получил Государственную премию и звание Героя Социалистического Труда.
А в 2004 году академику Митенкову присудили престижную международную премию "Глобальная энергия". И опять-таки одному из первых. Во время представления лауреата я надеялся услышать, что речь пойдет о ледоколах, о крейсерах, о лодках, но об этом не было сказано ни слова! Прозвучало лишь одно: "...за разработку физико-технических основ и создание энергетических реакторов на быстрых нейтронах". Неужели это самое главное? Нет, просто считается, что "мирные" работы академика более важны для мировой общественности. С таким утверждением можно, конечно, спорить, но главное все-таки в другом: и в этой новой области современной науки и техники Федор Михайлович был среди первых!
Я знаком с академиком Митенковым давно, еще с тех пор, когда фамилию его нельзя было упоминать в открытой печати, особенно в связи с океанскими подводными лодками. Жизненные пути наши пересекались много раз, но спокойно и откровенно поговорить не удавалось. К счастью, время пришло сейчас. Я поинтересовался у Федора Михайловича:
- Прошлое часто напоминает о себе?
- Да, я постоянно возвращаюсь мысленно к 1950-м, 60-м, 70-м годам.
- Почему?
- Стараюсь понять главное: тогда мы решали глобальные задачи, добивались поразительных успехов, делали все очень качественно и к тому же быстро. Сейчас работаем иначе. Почему? Что с нами произошло? Куда подевались основные принципы жизни? С удивлением смотрю, что делается на самом "верху": многие ошибки очевидны, но почему они не волнуют руководство страны?!
- К сожалению, чаще всего мы не находим ответов, потому что многое, что делается, находится за пределами логики и нормального мышления. Так что нам, пожалуй, остается одно: пытаться из прошлого отобрать лучшее и показать, как им можно воспользоваться.
- Согласен.
- У вас висят три фотографии: ледокол, атомная станция и подводная лодка. Это символы?
- В определенной степени - да. Это три направления атомного машиностроения, по которым мне довелось работать вплотную. Производственную деятельность я начал с участия в создании диффузионных машин и циркуляционных насосов для ледокола "Ленин". Они там стоят горизонтально. С этими насосами произошло несколько интересных случаев. Но начать следует чуть издалека. Не возражаете?
- У нас ведь вольные разговоры…
- Итак, я закончил физический факультет Саратовского университета. Мечтал заниматься "чистой" наукой. Меня зачислили в аспирантуру. К тому времени уже три мои статьи в соавторстве с научным руководителем А. Д. Степуховичем были приняты к публикации в "Докладах Академии наук". Но тут случилось непредвиденное… Из Москвы приехала специальная комиссия. Она работала только с ректором и деканом. Выясняли "подноготную" студентов, отбирали выпускников. Вскоре из Москвы ректору пришло распоряжение, в котором были перечислены выпускники, нужные 1-му Главному управлению (ПГУ). Это было страшно засекреченное атомное ведомство. Мой научный руководитель очень хотел, чтобы я продолжал работу на его кафедре. Он уговорил ректора не отпускать меня и оставить в аспирантуре. Ректор сначала сопротивлялся, но потом согласился. Я начал выполнять учебный план, вел исследовательские работы. И вдруг распоряжение из Москвы: немедленно отправить меня в Горький на завод № 92, который во время войны выпустил сто тысяч пушек. Ректор получил от своего министра строгий выговор, а я изрядно "скис": мне было совсем неинтересно заниматься артиллерией. Мои попытки как-то освободиться - дошел до заместителя министра оборонной промышленности! - ни к чему не привели. Тогда я не знал, что все распоряжения ПГУ выполняются беспрекословно.
- Красная линия на документах вызывала дрожь даже у самых непокорных! Впрочем, никто не отваживался спорить с ведомством Берии, не так ли?
- О своей будущей работе я понятия не имел. Попал на прием к высокому начальству. Это был Василий Михайлович Рябиков. Он популярно объяснил мне, что если буду и дальше упрямиться, то попаду туда, где никаких университетов ближе, чем за тысячу километров, нет. Мне ничего не оставалось, как выполнять тот приказ, что пришел из ПГУ. На заводе в Горьком было создано специальное конструкторское бюро. Меня встретил его руководитель Анатолий Иванович Савин. Спрашивает: "Вы чем любите заниматься - рисовать или рассчитывать?" Я испугался, так как понял его буквально: "рисовать" - то есть чертить. Нет, отвечаю, лучше буду рассчитывать. И за мной закрепили обоснование гидродинамики проточных частей компрессоров диффузионных машин…
- Давайте не будем углубляться. (Для непосвященных поясню, что речь шла о разделении изотопов урана. Методом диффузии получали уран-235, необходимый для бомбы.)
- Ситуация была сложная, процессы не изучены. Литературы никакой нет. В то время в авиации занимались переходом на сверхзвуковые скорости, а потому все было засекречено. У нас было что-то похожее. Однако свою задачу я все-таки решил, и это создало определенный авторитет в коллективе.
Только факты: К 1950 г. диффузионная технология в СССР была освоена, а созданные производственные мощности стали давать по нескольку десятков килограммов урана 90%-ного обогащения. ОКБ завода № 92 продолжало разработку и освоение производства все более совершенных конструкций диффузионных машин. Всего за период 1946-1957 гг. в ОКБ было разработано 25 типов диффузионных машин, 12 из них выдержали комплексные приемные испытания, 9 запущены в серийное производство.
Когда Игорь Иванович Африкантов стал главным конструктором и начал работу над атомным ледоколом, он пригласил меня к себе. Спрашивает: нужно ли нам кому-то поручать проектирование циркуляционных насосов или сделаем сами? Я попросил пару дней на раздумья. Утром говорю Главному, что если мы можем делать хорошие компрессоры, то почему не сделать и насосы?! Так начали работать на ледокол "Ленин". Моя инициатива - поставить насосы горизонтально. Это было нестандартное решение. После непродолжительной дискуссии предложение приняли. Сделали насос. Провели все необходимые испытания. Закончили их. Проходим мимо стенда, я останавливаюсь. Говорю: давайте еще раз включим. Включаем и… насос не запускается! В чем дело? Все ломаем головы, ничего придумать не можем… Анализируя ситуацию, я пришел к заключению, что после длительной работы при остановке насоса в его роторной полости неизбежно появляется разность температур по высоте. Из-за этого вал изгибается и его зажимает в подшипниках. Доложил руководству, предложил способ устранения неполадки. Сделали небольшое приспособление, и насос стал работать нормально.
- Этот опыт вам пригодился?
- Да, история имела продолжение. Мне кажется, она очень хорошо иллюстрирует нашу конструктор скую работу… Итак, продолжение. В 1988 году японцы пригласили меня прочитать им лекцию. Рассказали о своем проекте - экспериментальной ядерной установке для судна МУЦУ-II. Показали модель нового реактора. Смотрю, насосы стоят горизонтально. Я тут же им говорю, что установка работать не будет. Всполошились: почему? Объясняю суть дела. Более того, сообщаю, что мы завершили работу над проектом нового реактора, где поставили насосы горизонтально и нашли соответствующее техническое решение. Они попросили помочь, позже заключили контракт, и наше ОКБМ предоставило им техническое решение. Контракт был очень кстати, потому что шли 90-е годы и трудности с финансиро ванием были у нас немалые. Зарубежные контракты тогда нам очень помогли.
- Отношения с японцами хорошие?
- Деловые и полезные. И не только с ними - со многими зарубежными странами. У нас очень хорошая экспериментальная и испытательная база, плюс к этому большой опыт в создании ядерных энергетических установок.
- Их закупают?
- Мы готовы поставлять свою продукцию, к примеру парогенераторы. Но уже в готовом виде, не раскрывая детали конструкции и изготовления. Там много ноу-хау, огромное количество уникальных и оригинальных технических решений. Мы понимаем их ценность, важность для оборонных работ и не намерены их продавать.
- Спасибо…
- В 1994 году прошла международная конференция в Лионе. Там мы впервые заявили о новом типе установок для малой атомной энергетики с использованием наших парогенераторов. Французы очень заинтересовались, устроили мне встречу с президентом компании "Фраматом". При обсуждении предложили создать совместное предприятие. Я ответил, что доложу о предложении руководству. Однако обратил их внимание на то, что конструкцию и технологию изготовления нашего парогенератора мы не передадим. Это условие их не устраивало, и идея создания совместного предприятия не получила продолжения.
- Купят они одну установку, изучат ее и поймут, чем она хороша?
- Тогда парогенератор придется разрезать и разобрать на детали, а в контракте мы оговариваем, что этого делать нельзя. Если надо, то умеем защищать свою продукцию. Кстати, только сейчас впервые принято решение о том, что мы можем кое-что показать зарубежным коллегам.
-И кому?
- Китайцам. Они строят экспериментальный реактор, и у нас с ними заключены все необходимые контракты.
- Этой технологией располагаем в мире только мы?
- По-видимому, это так.
- Объясните, пожалуйста, почему по сравнению с западниками, в особенности с американцами, мы тратим денег в десятки раз меньше, а результаты подчас получаем лучше? Это особенность русского характера?
- Это уже философский вопрос. Об этом я сам долго размышлял. Я глубоко убежден, что российские конструкторы существенно более изобретательны да и подготавливались до перестройки лучше, чем американские, к примеру. Они плохо организованы, но способны найти решение необычной задачи. Это я сужу по кругу тех специалистов, с кем постоянно контактирую. И число их велико! Причем есть еще один серьезный момент. У меня создается впечатление, что если россиянин увлечен каким-то делом, то он совершенно не думает о материальных благах, о деньгах. Подчас премии и деньги его находят, но это случается не в результате его устремлений. Это какая-то психологическая особенность, которая требует изучения специалистов. Сейчас у молодежи это чувство утрачивается, что влияет на другие качества характера.
- "Американизация", следовательно, пагубна?
- Кто в Америке обеспечивает науку? Иностранцы! Те, кто имеет деньги, нанимают ученых из других стран, которые решают нужные задачи. Кстати, сейчас эффективность науки США может измениться в худшую сторону, так как Китай призвал всех китайцев вернуться на историческую родину. И этот призыв услышан! Крупные ученые и специалисты едут в Китай, причем их материальное обеспечение подчас лучше, чем на Западе.
- По-моему, вы симпатизируете Китаю?
- Они мне нравятся. Идут вперед целенаправленно. У них в начале перестройки были умные руководители, и это во многом определяет их успех. И они не стесняются учиться у всех, в том числе и у нас. Приезжают, расспрашивают, интересуются всем, и это не может не нравиться.
- Я был чрезвычайно удивлен, когда среди туристов, идущих на атомном ледоколе на Северный полюс, были и китайцы…
- Поверьте мне, они не развлекались, как шейхи из Саудовской Аравии! В таком необычном походе они работали: изучали, как ведет себя ледокол в условиях тяжелых льдов.
- Это особенно странно, учитывая, что в Китае нет ни ледоколов, ни льдов, через которые они должны идти. Почему их так интересуют ледоколы?
- Это общий интерес к новому. А ледокольный атомный флот - явление уникальное в истории человеческой цивилизации. Видите, я не говорю, что это только наш опыт, хотя мы единственная страна, обладающая таким флотом. Ледоколы - это вершина атомного машиностроения.
- Вас не смущает, что ледоколы используют, чтобы возить туристов на Северный полюс?
- Нет. Это одна из форм рекламы и зарабатывания денег. А сам по себе рейс туда не особенно труден. Для нас, создателей таких кораблей, экспедиция на полюс - логический шаг новой "профессии" ледоколов. Технической сенсации нет, хотя общественный резонанс после первого рейса был велик.
- А какие достижения в этой области достойны восхищения?
- Построен сухогруз с нашей энергетической установкой. Судно сразу из Черного моря отправилось своим ходом во Владивосток. Это казалось фантастикой! Представляете: все решились на это! Ведь было множество разговоров о разных там "радиоактивных следах" и прочее. Сухогруз jpg" border="1" был абсолютно "чистым", хотя, поверьте, за ним следили и американцы и европейцы. Они опробовали самую чувствительную аппаратуру, но ничего не смогли обнаружить и вынуждены были признать, что атомная энергетическая установка превосходна. К сожалению, мы не умеем использовать эффективно даже те достижения, которые очевидны. Подавляющее большинство наших людей даже не подозревают, что у нас есть такой уникальный морской гигант.
Только факты: В январе-марте 1989 г. был осуществлен первый коммерческий рейс судна с 29 500 т груза, размещенного в 70 лихтерах, из Одессы во Владивосток. Маршрут: Черное море - проливы Босфор и Дарданеллы - Гибралтарский пролив - мыс Доброй Надежды - Сингапур - Владивосток. Многолетний опыт эксплуатации атомного лихтеровоза-контейнеровоза "Севморпуть" в Арктике и на международных линиях продемонстрировал возможности его использования в любом районе Мирового океана.
С момента начала работы "Севморпуть" прошел более 30 000 миль, перевез более 1,5 миллиона тонн грузов, осуществив за это время лишь три перезарядки реактора.
К сожалению, начатое в 1990 г. строительство второго лихтеровоза-контейнеровоза на заводе "Залив" было прекращено.
- В нынешние времена не любят вспоминать о прошлом. Вернее, вытаскивают из него только плохое, будто ничего хорошего в стране и не было.
- Атомный сухогруз - судно с огромными возможностями. Он способен самостоятельно идти в ровных ледяных полях толщиной до 1 метра. "Севморпуть" работал во льдах более года. Он давно уже прошел вдоль всего Северного морского пути. Всем понятно, какая колоссальная выгода от надежной ледокольной техники в Арктике. Казалось бы, используй уникальные возможности в полной мере! Можно транспортировать грузы из Японии, Китая, Юго-Восточной Азии в Европу, получать огромную экономическую выгоду. Причем Северный морской путь был снабжен станциями наблюдения, пунктами связи. Их нужно было развивать. Однако все было порушено, остались одна-две точки, откуда поступают метеосводки, - вот и все! Много подобных вещей происходит в России. При таком подходе ни о каком экономическом росте говорить нельзя, его просто нет и не будет.
Мы продлили ресурсы работы на всех ледоколах, и за счет этого Север сейчас "дышит". Но что будет через пять-шесть лет, когда потребуются новые ледоколы? Их ведь нет, "50 лет Победы" строится очень медленно.
- Я слышал что-то о программе освоения Севера…
- Возможно, она есть и надежно хранится в портфелях чиновников. Но средств нет… Что это, непонимание? Трудно поверить, потому что ситуация очевидна. Без ледоколов Арктика "заперта", она превращается в белую пустыню.
Только факты: Использование атомных ледоколов "Ленин", "Арктика", "Сибирь", "Россия", "Советский Союз", "Ямал", "Таймыр" и "Вайгач" позволило увеличить продолжительность навигации в Арктике с трех месяцев до десяти, а в Западном секторе Арктики транспортные операции осуществляются круглогодично.
В 1977 г. ледокол "Арктика" прошел впервые до Северного полюса, в 1978 г. ледокол "Сибирь" провел торговое судно до Берингова пролива всего за 18 дней, несмотря на тяжелые льды.
Ледокол "Арктика" накануне своего 25-летия целый год интенсивно работал на ледовой трассе без захода в порты.
- Но под этой "пустыней" ходят атомные подводные лодки?!
- Ядерные установки для них всегда были на первом плане. В то же время мы занимались быстрыми реакторами. И это была очень интересная и чрезвычайно трудная работа. К ней подступались американцы. Потерпев неудачу, прекращали исследования. Потом снова возвращались и вновь отступали. Мы же настойчиво шли вперед, преодолевая один барьер за другим.
- Это было так необходимо?
- Мы понимали, что за быстрыми реакторами будущее. Реактор БН-350 проработал 25 лет. Ресурс БН-600 продлен до сорока лет. Приобретен колоссальный опыт, которого ни у кого в мире нет. Не буду скрывать, мы постоянно сталкивались со сложнейшими научно-техническими проблемами. Подчас даже не знали, как к ним подступиться. В конце концов находили оптимальные решения. Это была схватка с будущим, и мы ее выиграли. Реактор все время работает с натриевым теплоносителем, там высокие температуры. Мы долго переживали за зазоры в поворотных пробках: как они поведут себя в процессе эксплуатации? И только через 20 лет обнаружили существенные изменения. Потребовался ремонт центральной колонны. Станция с нашим участием его провела, и мы приобрели весьма важный опыт. Но повторяю: через 20 лет! Добытая нами информация на вес золота, потому что все, кто намерен эксплуатировать быстрый реактор, столкнутся с аналогичной проблемой. И подобных задач достаточно много.
Только факты: Быстрые реакторы наиболее подготовлены к использованию уран-плутониевого топлива, в том числе к сжиганию избыточного оружейного плутония. БН-600 способен сегодня потреблять до 0,3 т плутония в год. Один блок БН-800 рассчитан на использование 2,3 т плутония для начальной загрузки и 1,6 т для ежегодной подпитки. К настоящему времени элементы на основе уран-плутониевого топлива прошли предварительные испытания на реакторах БН-350 и БН-600.
- В чем главная особенность вашей работы?
- На первых реакторах мы не занимались экономическими проблемами: нас не интересовала прибыль и все такое прочее, что присуще рынку. Главное - это надежность и безопасность. Поэтому и добились успеха. Если бы главенствовала коммерция, то потребовалось бы значительно больше времени. Это я продолжаю заочный спор с теми чиновниками, которые во главу угла ставят выгоду "сегодня". Вот сейчас, когда мы убедились в надежности и безопасности наших реакторов типа БН-600, мы системно занялись технико-экономической оптимизацией. Определены направления работ. Возможности весьма большие, и не исключено, что реализация этих возможностей обеспечит быстрым реакторам существенно лучшие экономические показатели по сравнению с реакторами типа ВВЭР.
- Но сложные разработки, такие, как быстрые реакторы, дорого обходятся государству?
- Это так. Однако со временем ситуация меняется. Еще полвека назад никто не мог и подумать, что электроэнергия, получаемая на АЭС, будет дешевле, чем на тепловых станциях. Сегодня это так. Скоро и быстрые реакторы станут экономически выгодными и оправданными. Уже сегодня на БН-800 мы видим, как сделать систему дешевле и эффективней. Такова логика развития всего нового, и изменить ее никому не дано.
- Что вы предлагаете?
- Надо сосредоточить все усилия именно на завершении строительства АЭС с реактором БН-800, изыскать необходимые средства. Пуск БН-800 позволит нашей стране сохранить лидерство по быстрым реакторам, без которых большая атомная энергетика невозможна.
- Такое впечатление, что вы ведете с кем-то спор?
- Он идет постоянно. Убежден, работы на строительстве БН-800 надо форсировать, чтобы не отдавать приоритеты. Власть, к сожалению, не понимает. И это меня очень расстраивает.
- Ситуация изменилась…
- Я понимаю, что стратегия должна быть иной. Раньше на любое действие потенциального противника мы должны были искать противодействие. Будь то на воде, в океане, на суше или в небе. "Холодная война" как будто бы закончилась, но меня беспокоит, что разоружение получается каким-то односторонним. Буду говорить только о своей области: насчет ядерных боеголовок ничего не знаю. Атомные лодки у нас выводятся из строя, сокращение огромное. Но почему у них атомный флот растет? Общее число крылатых ракет увеличивается. И так далее. Американцы выходят из договоров, которые мы заключали. Почему? У них изменилась стратегия? Но как мы реагируем на вызовы нового времени? Не призываю начать "штамповать" новые атомные лодки, но все-таки хотелось бы знать, какова наша военная стратегия сегодня. И не только это.
- Что вы имеете в виду?
- Ту же ситуацию с атомными станциями. Для нашей страны их создание - жесточайшая необходимость. История с АСТ - атомной станцией теплоснабжения - в Нижнем Новгороде свидетельствует о полной беспомощности властей. Нам оставалось выполнить всего десять процентов работы, чтобы завершить строительство и пустить первый энергоблок. Оборудование, аппаратура, системы - все было уже изготовлено. Заговорили о международной экспертизе. Особой необходимости в ней не было, так как у нас специалисты ничуть не хуже, чем западные, а подчас по многим вопросам и лучше. Хорошо - экспертиза прошла. Заключение однозначное: атомная станция теплоснабжения полностью отвечает современным требованиям и абсолютно безопасна. Они признали, что в мире нет такой установки, как наша. И что же?! Строительство АСТ было прекращено, все порушено. И разве кто-нибудь за такое варварство понес наказание?!
- Может быть, виновные не установлены?
- Их имена всем хорошо известны, они на слуху… А ситуация на Крайнем Севере или на том же Дальнем Востоке? Ясно, что без атомной энергетики там обойтись нельзя. Мы располагаем установка ми, которые способны дать людям электроэнергию, обогреть их дома. И что же? Власти молчат, решений нет. Создается впечатление, что цель - убрать с Севера и Дальнего Востока всех россиян, превратить эти богатейшие края в пустыню, оставить их бесхозными.
- Я слышал, что вас называли злодеями и оборотнями...
- Это почему же?
- Создаете атомную станцию теплоснабжения рядом со своим опытным конструкторским бюро, в вашем родном городе, где живут ваши дети и внуки, и совершенно не думаете о безопасности. Значит, своих детей вы не любите, не бережете, а потому и оборотни…
- Всегда находятся люди, которые ловят рыбку в мутной водичке. И они никаких доводов не воспринимают. Борис Немцов на уничтожении нашей АСТ делал свою политическую карьеру. Его никто в городе не знал, ничего он не сделал в науке, да и не мог, но на борьбе с атомной станцией теплоснабжения выделился настолько, что одно время Ельцин даже преемником своим его называл. Я говорил в глаза Немцову о его невежестве в атомной энергетике, это звучало публично, а потому могу и сегодня повторить эти слова. Ущерб городу и государству он нанес огромный, потому что затормозил и остановил развитие одного из важнейших и перспективных направлений в науке, технике и промышленности.
- Он ссылался на мнение масс!
- Психология толпы, не ведающей сути дела, вещь опасная, непредсказуемая, потому что ведет ее вперед не разум, а эмоции. Это нечто первобытное, стихийное. Не думаю, что такого рода "обсуждения" проблем атомной энергетики могут принести хоть какую-то пользу.
- Говорят, что в корпусах АСТ организовано производство по розливу спиртных напитков - вина, шампанского, водки. Не кажется ли вам, что это своеобразный символ нашего времени? А можно ли восстановить АСТ?
- В 1986 году нам оставалось доделать всего чуть-чуть. Потом работы были заморожены. Кадры, подготовленные для АСТ, мы старались сохранить. Но уже через несколько лет люди не выдержали - ушли из отрасли, уехали из города. Потом многое было утрачено… Нет, если говорить о создании новой АСТ в Нижнем Новгороде, то нужно начинать сначала, хотя, повторяю, необходимый опыт и знания у нас есть. Но, насколько мне кажется, нынешней власти это не нужно.
- А как пришла идея строить атомную станцию теплоснабжения именно в вашем городе?
- Идея принадлежит Анатолию Петровичу Александрову. Это случилось в начале 1977 года. В беседе он сказал, что "атомная котельная" - это, возможно, новое направление использования атомной энергии. Вскоре состоялось большое совещание, на котором мы, специалисты, обсуждали этот проект. В частности, было предложено делать не котельную, а станцию, вырабатывающую и электрическую и тепловую энергию для отопления и горячую воду для бытовых целей. Такое решение сняло бы вопрос о сезонной зависимости режима работы котельной. На том обсуждении академик Александров особый упор делал на безопасности. В частности, он заметил, что надо учитывать настороженность широкой общественности к строительству АЭС. Поэтому полная безопасность должна быть гарантирована. Именно под таким девизом мы работали над проектом АСТ. Мы понимали свою задачу хорошо. Тем более, у нас уже был богатый опыт создания ядерных установок для судов и атомных станций.
Только факты: В мае 1979 г. технический проект атомной котельной АСТ-500 в установленном порядке был рассмотрен и утвержден для рабочего проектирования. Вскоре после этого появилось постановление правительства, в котором были обозначены 10 крупных городов, в которых должно было планироваться строительство атомных котельных - атомных станций теплоснабжения (АСТ).
- Хочу переключиться на другие темы, на тех людей, с кем вы встречались и работали. Кто из них произвел на вас наибольшее впечатление?
- Главная фигура для меня конечно же Анатолий Петрович Александров. Вторым рядом с ним я поставил бы Андрея Анатольевича Бочвара. Они очень разные люди, но оба мудрые, великие ученые. Они не только сами умели нести ответственность за то, что делали, но и других этому учили. В науке, в конструкторской работе, да и в жизни - это необходимо для того, чтобы идти вперед.
- Я знаю, что вы контактировали со Славским. Что вам в нем нравилось?
- Между мной и Ефимом Павловичем была слишком большая дистанция. Он все-таки министром был, и таких, как я, главных конструкторов у него было множество. Тем не менее я просто обязан сказать о нем добрые слова. Это был абсолютно надежный человек! А еще у Славского было удивительно внимательное отношение ко всему новому. Он поддерживал интересные, необычные проекты.
- Вот у кого нужно учиться нынешним министрам!
- Им Ефиму Павловичу низко в ножки нужно поклониться, потому что почти всё, чем они пользуются сегодня в разных отраслях промышленности, создано или им, или с его помощью! Был такой случай. Появилось предложение о новом типе реактора. Идея родилась в Минске у одного ученого. Ему удалось убедить Славского, что реактор перспективен. Моему ОКБМ поручили проверить идею. Мы провели необходимые расчеты, сравнения, и вскоре я выдал заключение о бесперспективности этого направления и отказался продолжать работы. Тогда функции главного конструктора взял на себя тот же ученый из Минска. Он продолжал работать, министр его поддерживал. Каждый год подводились итоги. Демонстрировалось все это на моделях. Когда Славский ехал в Минск, он приглашал меня с собой.
- Чтобы доказать, что вы ошиблись?
- Нет. Он знал, что если у меня будут возражения, то я обязательно их выскажу. Даже если это министру будет неприятно. У нас же не все могут "огорчать" своих министров, и Ефим Павлович хорошо знал эту особенность людей. Итак, приехали мы в Минск. Большое совещание. На нем докладывается о новом реакторе. Все хорошо, красиво, убедительно. Только вся система очистки газа показана маленьким квадратиком, мол, она располагается здесь. Мне же было ясно, что самая главная, наверное даже неразрешимая, трудность заключается как раз в этом "квадратике". В реальности он превратится в гигантское здание, которое будет намного больше, чем здание реактора. Да и технология очистки необычайно сложная. Славский, довольный докладом, торжествующе поворачивается ко мне и говорит: "Видишь, как все красиво и просто! А ты такие схемы показываешь, что и разобраться невозможно! Скажи честно: нужно делать такой реактор или нет?" Отвечаю, что в настоящее время реактор можно сделать даже на украинском борще, но надо ли?! Единственный раз я увидел, как Славский покраснел как рак, поднялся и начал кричать на меня, что никогда невозможно со мной договориться… Слушаю, молчу. Славский махнул рукой и ушел. Жили мы за городом, в коттеджах. Вышел вечерком прогуляться, встречаю Ефима Павловича, он говорит: "Приедем в Москву, найди время, подготовься и подробно расскажи о новых высокотемпературных реакторах. Договорились?"
- Выполнили просьбу министра?
- Конечно. Этот факт говорит о многом: дел у Ефима Павловича было множество, забот огромное количество - отрасль ведь на плечах, но тем не менее он и в отдельных направлениях развития атомной науки и техники старался не отставать. И это ему удавалось - нигде и никогда он не выглядел невеждой. Я, по крайней мере, за ним этого не замечал.
Только факты. Из доклада, направленного в правительство: "Состояние машиностроения - надежный индикатор состояния экономики, поскольку оно определяет уровень технической культуры, научно-производственный потенциал, стабильность и прогресс экономических процессов в стране. Без развитого машиностроения ни одна страна не может претендовать на лидирующую роль в мировой экономике. Поэтому тот факт, что в последние годы отечественное машиностроение не только не развивается, а постепенно и недопустимо быстро деградирует, расходуя не лучшим образом остатки научно-технического задела доперестроечных лет, должен послужить поводом для всестороннего изучения проблемы и принятия экстренных мер для ее положительного решения".
- Прогресс в вашей технике стремителен?
- Ну, как в автомобилестроении.
- ?!
- По механике автомобиль начала ХХ века от современного не отличается. Основы одни и те же. А прогресс виден отчетливо. Так и в реакторостроении. Подобное характерно для машиностроения в целом. После аварий на АЭС "Три-Майл-Айленд" и в Чернобыле особенно много сделано по безопасности. Все мировое сообщество ученых и специалистов работало над этой проблемой. Так что потенциально опасная атомная энергетика может быть безопасной, если соблюдать все нормы и требования МАГАТЭ.
- Вы сказали бы такую фразу до Чернобыля?
- Нет, конечно. Не буду брать грех на душу, я не предполагал, что подобная катастрофа может произойти, но и столь же уверенно, как сегодня, я не мог говорить о безопасности атомной энергетики. К сожалению, человеческий фактор недооценивался, не в полной мере учитывалось, что оператор способен делать столь грубые ошибки. Мало записать что-то в инструкции, надо обязательно помнить, что мы имеем дело с очень опасной техникой. Помнить об этом следует всегда и везде: от проектирования до эксплуатации установки.
- После Чернобыля атомная энергетика испытывала кризис. Какова ситуация сегодня?
- Совершенно ясно, что без гарантии безопасности атомной энергетики просто не будет. Сейчас уже определены научно-технические решения, которые исключают реализацию потенциальной опасности реакторной установки при любых возможных авариях.
