В течение нескольких месяцев 1986—1987 гг. читатели «Литературной газеты» с интересом следили за дискуссией, проходившей под рубрикой «Биографическая проза: границы вымысла».
При этом «ЛГ» заранее оговорила, что руководствуясь «ведомственными» интересами газеты, она ограничивает в этой дискуссии обширную сферу биографической прозы книгами только о писателях.
Соответственно такому «ведомственному» подходу будет вполне уместно поделиться с читателями «Науки и жизни» впечатлениями о совсем недавнем пополнении жанра биографической прозы документально-художественной повестью не о писателях, а об ученом, вышедшей в свет в последний год его жизни. Речь идет о книге Владимира Вардугина «Тайна огня», посвященной жизни и творчеству нашего великого современника — академика Николая Николаевича Семенова и опубликованной в 1986 г. на его родине, в Саратове, Приволжским книжным издательством.
Жизнеописание этого замечательного советского ученого, создателя новой важнейшей области науки — химической физики и прославленной научной школы, крупнейшего организатора нашей науки и общественного деятеля — задача в высшей степени благодарная, чрезвычайно важная и актуальная.
Желательно в полной мере использовать в таком жизнеописании имеющиеся публикации и обширные архивные материалы, оставшиеся после кончины учителя Николая Николаевича — академика A. Ф. Иоффе, его старших по возрасту друзей — П. Л. Капицы, И. В. Обреимова, Я. И. Френкеля и других представителей славной физтеховской школы, его учеников — академиков В. Н. Кондратьева, B. В. Воеводского, А. И. Шальникова, Н. М. Эмануэля (который внес особенно большой вклад в описание жизни и творчества Н. Н. Семенова).
Пока не поздно, нужно скрупулезно собрать и все живые воспоминания о Николае Николаевиче тех, кто знал его по сорок, пятьдесят, шестьдесят и больше лет, кто сохранил в памяти облик людей, среди которых прошли детство и юность будущего академика.
С этим нужно спешить!
Но спешка спешке рознь. И об этом, к сожалению, со всей убедительностью свидетельствует неряшливая и небрежная повесть В. И. Вардугина. Вот уж поистине «первый блин комом».
Позволительно задать таких четыре вопроса. Должны ли авторы научно-художественной биографической прозы знать хотя бы в общих чертах науку, которой занимается их герой? Должны ли они знать историю этой науки? Должны ли хорошо, знать биографию своего героя? Должны ли представлять себе его внешность, особенно если описывают свои личные встречи с героем? Посмотрим, как обстоит дело в данном случае.
Из повести В. И. Вардугина мы узнаем, что в тридцатые годы «ядерная реакция считалась в принципе неосуществимой», хотя первая ядерная реакция была осуществлена Э. Резерфордом еще в 1919 г., что «рений — последний стабильный элемент в таблице Менделеева», тогда как рений — элемент № 75, а последний стабильный элемент — это № 83, висмут. Выясняется, что рядовой лектор в Саратове накануне рождения Н. Н. Семенова в апреле 1896 г. уже демонстрировал своим слушателям рентгеновы лучи, открытые всего за несколько месяцев до этого. К тому же демонстрация этих лучей на публичной лекции в Саратове проводилась совершенно невероятным образом — пятак был виден сквозь крышку портсигара! (Жаль, что автор не объясняет, из чего был сделан этот портсигар — деревянный или, может быть, пластмассовый?!)
Немало досадных погрешностей в описании истории работ самого Н. Н. Семенова, в их хронологии. Однако эти погрешности меркнут по сравнению с той путаницей, которую допускает автор в рассказе о родных и близких своего героя (в его детские и юношеские годы), хотя этот материал, казалось бы, легче и доступнее для автора, чем наука,— не нужно углубляться в чтение специальной литературы, достаточно расспросить живых свидетелей. Но и это оказалось, видимо, непосильной задачей. В результате три сестры (в действительности их было четыре, но одну из них, Лидию, автор забыл) матери академика — Елены Александровны (из коих Любовь прожила до 1977 г.) — повсеместно превращены в книге в сестер его отца — Николая Александровича (видимо, автора подвели одинаковые отчества родителей Николая Николаевича). Оказывается, что единственная сестра Н. Н. Семенова Ксения «выйдет замуж за Петра Сидорова, но судьба, счастливо соединившая их, будет к ним беспощадной: Петр умрет молодым. Ее второй брак с Георгием Скаловым (также другом Николая) будет долгим, и они проживут вместе счастливую жизнь». В этих нарочито красивых фразах верны лишь первые пять слов. Брак К. Н. Семеновой с П. И. Сидоровым окончился разводом, после которого Петр Иванович прожил еще более двадцати лет и, кстати, проектировал некоторые из зданий нынешнего Института химической физики. Второй же брак Ксении Николаевны вскоре оборвался трагически — ее муж Г. Б. Скалов, работник Коминтерна, был арестован в 1937 г. по ложному обвинению и посмертно реабилитирован после XX съезда КПСС.
Только спешкой, а отсюда и нежеланием автора обратиться к живым воспоминаниям можно объяснить и такие ляпсусы, как сусальное изображение сцены, где няня Коленьки Семенова — Настя предлагает своему больному питомцу: «Давай я тебе почитаю». Замечательная женщина Анастасия Вавиловна Егорычева — подлинный ангел-хранитель четырех поколений семьи Семеновых — прожила в их доме с четырнадцати до семидесяти семи лет и умерла в 1963 г., в больнице АН СССР, но вот читать она не умела — была неграмотной.
Участники дискуссии на страницах «ЛГ» о границах вымысла в биографической прозе спорили о том, сколь достоверны или хотя бы правдоподобны разные детали жизнеописаний давно ушедших из этого мира замечательных людей. Но когда речь идет о наших современниках, всякая фальшь особенно режет слух. А такой фальши в мелочах, деталях, опять же основанной на полной неосведомленности автора (хотя есть еще немало живых свидетелей), в книге более чем хватает.
К примеру, Н. Н. Семенов никогда не называл Ю. Б. Харитона просто Юлием (всегда по имени и отчеству), А. И. Шальникова — Сашей (всегда Шурой), Ф. И. Дубовицкого — Федором (либо Федей, либо Федором Ивановичем), а тот не обращался к Семенову на «ты». Мать Николая Николаевича, скончавшуюся в 1960 г., никто из родных и близких никогда не называл Леной, всегда — Лилей.
Многократно описанный в разных выступлениях банкет 21 июня 1941 г. по случаю присуждения Н. Н. Семенову Сталинской премии I степени закончился не в полночь, а в шесть утра, и, расходясь с банкета, Ю. Б. Харитон и И. Л. Зельманов (именно их разговор пересказывает автор повести) услышали гул самолетных эскадрилий и решили, что проводятся учения.
Даже в тяжелые дни эвакуации из Ленинграда физтеховцы и химфизики находили время для шуток, подбадривали друг друга (это неплохо описано, кстати, в сборнике воспоминаний об академике Л. А. Арцимовиче), и поэтому сугубой «литературщиной» отдает фраза, что Семенов впервые улыбнулся за время войны лишь осенью, в Казани, услышав похвалу своему огнемету из уст раненого бойца. Неверно, что И. А. Рапопорт пришел в Институт химической физики всего полгода спустя после августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г.,— на самом деле на долю этого выдающегося ученого досталось немало тяжелых лет прежде, чем в 1957 г. Н. Н. Семенов сумел наконец устроить его на работу в ИХФ
Совершенно за пределами книги остались такие близкие ученики Н. Н. Семенова, как академики В. В. Воеводский и Н. М. Эмануэль, академик АН Армянской ССР А. Б. Налбандян, члены-корреспонденты АН СССР А. А. Ковальский и С. 3. Рогинский (мы ограничиваемся здесь лишь именами тех, кого сегодня нет с нами). Вряд ли этично вовсе ие упоминать в книге Наталью Николаевну Семенову, спутницу жизни Николая Николаевича на протяжении сорока семи лет (1924—1971), в которые уложились и годы основных семеновских открытий, и создание и становление ИХФ, и тяжелые военные годы, и апофеоз всемирного признания — нобелевские торжества 1956 г.; мать обоих детей Н. Н. Семенова — сына и дочери.
В пробелах и ошибках книги в описании научных проблем, в освещении жизни и творчества академика Н. Н. Семенова можно упрекнуть, конечно, и рецензентов — профессора В. И. Березина (зав. кафедрой химической физики Саратовского университета) и канд. техн. наук А. ф. Абашкину (научный сотрудник ИХФ АН СССР). Странно, кстати, что Институт химической физики не нашел более квалифицированного рецензента для первой повести о своем основателе и директоре.
Однако когда речь заходит о внешности героя книги, ссылаться ее автору на чьи-либо чужие ошибки уже не приходится, тем более после рассказа о его многочисленных, подчас пятичасовых беседах с Николаем Николаевичем Семеновым. Между тем...
Между тем среди предпосланных основному тексту фотографий есть и такая, где стоит подпись: «А. Ф. Иоффе с учениками. Третий слева (стоит) — Н. Н. Семенов, 1920 год». На самом деле на данном снимке 1924 года нет ни Иоффе, ни Семенова, а их именами названы П. С. Эренфест и Н. В. Томашевский (см. книгу В. Я. Френкеля «Пауль Эренфест», Москва, Атомиздат, 1977, стр. 116).
Эта ошибка еще как-то извинительна, все же за шестьдесят с лишним лет внешность сильно меняется, а проверить было, видимо, недосуг.
Но вот дважды, на стр. 88 и стр. 124, автор утверждает, что у Николая Николаевича были «голубые светлые глаза» и «удивительно ясные голубые глаза». Помилуйте, тысячам людей памятны живые карие глаза нашего великого современника, автор может и сейчас проверить их цвет по портрету работы Александра Шилова, о котором, кстати, сам упоминает. Не пытаясь решить загадку оптического заблуждения В. И. Вардугина, напомним ему лучше — в заключение — слова популярной песни: «Голубые глаза хороши, только мне полюбилися карие».
